[Главная] [Архив] [Книга] [Письмо послать]


Что пройдет, то будет мило?

Библиотека "свежих воспоминаний" пополнилась книгой Николая Климонтовича

"Далее - везде" (М., "Вагриус") - по крайней мере, третий опыт Николая Климонтовича в мемуарообразном жанре. До "Записок нестрогого юноши" (значимый подзаголовок!) увидели свет романы "Дорога в Рим" (1994) и "Последняя газета" (1999; эта вещь дала имя предыдущей книге Климонтовича в "серой" серии "Вагриуса" - 2000). Скажу сразу, что новая книга понравилась мне уже по фрагментам, публиковавшимся в журнале "Октябрь" и я, как говорится, рад рекомендовать просвещенному читателю этот свод пестрых позднесоветских историй. Пишет Климонтович изящно и легко, помнит много, если что-то и придумывает (иначе мемуаристы работать не могут), то не нарушая повествовательного единства. Будь новая книга единственной, здесь, надлежало бы перейти к сочувственному пересказу (московское интеллигентное детство, семейные сюжеты, безвестные и прославленные герои литературного андеграунда, тусовка, диссиденты, "писательство" по-советски, история "забугорных" изданий, перестройка, далее - везде) и вдохновенному цитированию (благо всяких "вкусностей" у Климонтовича предостаточно, а очерки о Леониде Губанове или Евгении Харитонове хороши по любому счету). Ну и завершить дело мажорным восклицательным знаком.

Проблема в том, что славная книга Климонтовича никак не уникальна. Она мечена знаком общих тенденций, а потому обречена читаться "в ряду". Не спасают ни литераторская хватка (кроме прочего, Климонтович - профессионал, знающий, "как это делается), ни безусловное обаяние "нестрого юноши". Слишком много за последнее время появилось мемуаров. Легкостью рассказа (как правило, не скрывающего своего "застольного" происхождения и даже им бравирующего) теперь не удивишь. И рассказчики - художники, музыканты, актеры, режиссеры, критики, общие знакомые - все как на подбор люди чудесные. Бывалые. Веселые. Задушевные. Ироничные. Все выпивали, закусывали, гуляли с девушками, прятали самиздат, с трудом выезжали в загранку, страдали от засилия дураков и мерзавцев, отчаивались и надеялись на лучшее. Молодыми были. И чушь прекрасную несли. В один прекрасный день (не на пятом занятном мемуаре, так на десятом) интеллигентного читателя (на которого такая литература и рассчитана) настигает прозрение: а чем я хуже! Видал не меньше. (И правда. С кем же интересного не случалось? У кого в друзьях-знакомых нет "исторических" - да хоть бы и в смысле Ноздрева - персонажей?) Буквы в слова складывать умею. Вперед, вперед, моя исторья! Твоя ли? Уж больна на все прочие смахивает.

Кто-то скажет, что так создается "коллективный портрет эпохи", кто-то порадуется за грядущих историков, что получат кучу "материала", кто-то заведет старую песню про смерть вымысла (литературы, автора). Господи, сколько же можно себя морочить и маскировать недоуменную тоску "умными словами"? Да, роман нуждается в оплодотворении литературой non fiction. Но и "мемуары" (интимные, вольные, личностные) настолько в XX веке канонизировались, что для оживления их потребна "иножанровая" прививка. Что мы и видим в самых ярких "пограничных" книгах последних лет. В "Бестселлере" Юрия Давыдова рассказ о судьбе автора неотделим от его исторических изысканий и фантастических гипотез. В романе-идиллии Александра Чудакова "Ложится мгла на старые ступени" установка на обобщение не менее важно, чем интимная достоверность. Анатолий Найман двинулся от "Рассказов о Анне Ахматовой" к "беллетризированным" опытам (при этом "придуманные" "Любовный интерес", "Неприятный человек" или "Б. Б. и др." хранят "мемуарную" осанку и тем мистифицируют читателя). Нина Горланова в "Нельзя. Можно. Нельзя" творит из автобиографического сора многомерную притчу.

Климонтович таких ходов сторонится. Мифологизация поколения окрашивала "Дорогу в Рим", но и там доминировали "прелестные частности", а символичный финал неловко лепился к череде плейбойских новелл. "Последняя газета" была "романом с ключом", и "ключ" ("широко известные в узких кругах" фигуранты журналистской тусовки) зримо изничтожал "роман". Ну а "Далее - везде" может претендовать на медаль за "чистоту жанра". Имена, адреса, явки, пароли. Байки, легкость, грусть, самоирония, ностальгия... И чушь прекрасную несли...

Увы, читали мы про эту чушь. Про то, как было паскудно и весело. Про позднесоветский карнавал. Про алкогольный надрыв и склоки в издательстве "Советский писатель". Про взаимопроницаемость андеграунда и истеблишмента. Про шальные поездки на юга и добродушных путан. Про семейные фотографии. Про сладкий запах умирания империи. У всех была великая эпоха - теперь и двадцатилетние ностальгируют. Не хуже старых большевиков.

Удивительное дело, в "Последней газете" Климонтович с холодной яростью клеймил (иначе не скажешь!) свое недавнее прошлое (службу в узнаваемом "Коммерсанте") и слова доброго не находил не токмо для бывших коллег, но и для всей постперестроечной эпохи. Куда ни кинь - всюду упыри и фикции. А глянул назад - расцвели райские кущи. И номенклатура не без обаяния, и литературные деляги по-своему симпатичны, а уж фарцовщики и вовсе миляги. Теперь, правда, все несколько скисли, но что поделаешь - закат догорел...

Нет, конечно, автор "Далее - везде" по развитому социализму не плачет. Не мне ему о тогдашних мерзостях напоминать - о горьком, унизительном, страшном, о сломанных судьбах и душах, о проигранных талантах и удушье от писания в стол говорится в книге совсем не мало. Было. Было. И прошло. Следовательно, по Пушкину, будет мило.

Так, может, и о "последней газете" когда-нибудь доброе вспомнится? И о том "мерзком" времени, когда "Белоснежка" (так именуется Литература в очаровательной главе "...И семь гномов", обращенной в ироничную сказку истории беззаконного альманаха "Каталог". - А. Н.) попала в дурную компанию и водит дружбу с одними литературными критиками", а выжившие гномы - Климонтович и его друзья - обрели возможность не только ездить за границу, получать премии и блистать на приемах, но и писать в полную силу? Не уверен. Боюсь, что иронично-ностальгическая мемуаристика способна не только поглотить все прочие жанры (и умонастроения), но, в конечном счете, изничтожить самое себя. Боюсь, что скоро мы довспоминаемся до полного выпада из истории. Кто не видит сегодняшнего дня, тому и мемуары писать будет не о чем. Далее везде одно и то же.

Книгу Климонтовича читать стоит. Особенно если вы еще не перенасытились милыми воспоминаниями.

19/07/02


[Главная] [Архив] [Книга] [Письмо послать]