[Главная] [Архив] [Книга] [Письмо послать]
Справимся с унынием?
Январские книжки журналов принято формировать с особым тщанием: новый год, новая жизнь, теперь наша фабрика будет работать еще лучше. «Новый мир» (№ 1) предлагает почтеннейшей публике настоящего кассового сочинителя почти Маринину, без пяти минут Устинову. Верно, Людмилу Улицкую, чей роман «Искренне ваш Шурик» (окончание в феврале, потерпите) исполнен по фирменному авторскому рецепту органический синтез высших достижений «Работницы» и «Плейбоя». Женская (утонченная, ласковая, кружевная, желейная и т. п.) проза уравновешена мужской (просоленной, обветренной, хряпающей, заржавленной и т. д.) повестью Василия Голованова «Мурзилка». Хотите культурных «чуйств», шелкового ретро и эротики сквозь замочную скважину Шурик искренне ваш. Хотите суровой правды, обжигающего спирта, ободранных рук и экзистенциальной муки будет вам спившийся бедолага-рыбак, мерзавец-майор, подбивающий заглавного (замурзанного) героя на браконьерство, последние рыцари рыбнадзора и в придачу московская журналистка, прибывшая на край света в поисках настоящего. Не говоря уж о слабоумном мальце-«волчонке». Вероятно, это называется «традицией» может, «казаковской», может «астафьевской». Наверно, и Улицкую кто-нибудь в продолжатели Трифонова запишет. А кто-то углядит большие смыслы в адресованных «западным славистам» (на среднем «западнославистическом» уровне исполненных) рассуждансах Владимира Маканина о последовательном «раздевании» героя русской прозы ХХ века («Ракурс. Одна из возможных точек зрения на нынешний роман» речь, произнесенная на открытии Франкфуртской книжной ярмарки). Вольному воля.
Остальным стоит читать те достойные (не имитаторские) тексты, которые в январском «Новом мире» тоже можно сыскать. Два рассказа Нины Горлановой («Душечек не бывает» и «Двое»; последний в соавторстве с Вячеславом Букуром), где нет принципиальной новизны (строй горлановской прозы сложился давно), но есть неповторимость деталей (бытовых и эмоционально-психологических), свежесть наблюдений и шуток, радость, полнящая сам процесс сочинительства и передающаяся читателю. Подборки стихов Владимира Салимона и Анатолия Наймана (тоже узнаваемые, но узнаются, как и в случае Горлановой-Букура, сами поэты, а не образцы, по которым кроятся «правильные» опусы). Публикация писем философа Густава Шпета (18791937) к жене «Я пишу как эхо другого » Наконец, страшная по материалу, способная шокировать интеллигентного читателя и насыщенная большой мыслью статья Эриха Соловьева «Переосмысление талиона. Карательная справедливость и юридический гуманизм». По-моему, философской публицистики такого уровня мы давно не видели имею в виду, прежде всего, интеллектуальное бесстрашие автора, неотделимое от ответственности за проговариваемые горькие истины. Тот самый случай, когда кажется, что статью должен прочесть всякий вменяемый человек.
В «Знамени» (№ 1) поэзия представлена громкими именами Беллы Ахмадулиной («Посвящения» иные строфы писаны по старой орфографии, с ятями-ерами, и набраны полужирным, «как бы славянским» шрифтом), Сергея Гандлевского и Бориса Рыжего (19742001; подборка дополняет недавнее, наиболее представительное издание «Стихи», СПб., «Пушкинский фонд», 2003). Стихи эти поневоле читаются на фоне лирической (иного слова не подберу, иронический подтекст не подразумевается) статьи Сергея Чупринина «Высокая (ли) болезнь. К вопросу о бытовании поэзии в современной России». Чупринин констатирует: поэтов (совсем даже не графоманов) у нас много. Слишком много. Настолько много, что расслышать кого-либо (хоть неофита, хоть давно публикующегося «профессионала», хоть кумира былых времен) почти невозможно. Растет поголовье мастеров растет их замкнутость на себя (аутизм) дробится литературная вселенная. В лучшем случае поэт нужен узкой группе фанатов. В помещенном непосредственно перед статьей Чупринина путаном и азартном эссе (манифесте, «символе веры») двадцатитрехлетнего поэта (и прозаика, и филолога, и журналиста) Владимира Козлова «Поколение действия и лето перемен» читаем: «Профессионализм нужен на рынке, поэзия нужна мне самому. Наше поколение очень спокойно (даже очень? как пульс покойника? А. Н.) относится к тому, что у его стихов (поколения? соборно, стало быть, ямбы с верлибрами гонят? артельно? А. Н.) может быть один читатель Трогательно читать текст, в коем апология крайнего индивидуализма (почему-то увязанного с прагматизмом) сочетается с отчетливым говорением «за всю Одессу», где драгоценное «я» невольно подается как часть железобетонного нового (разумеется, прежде землю одни дураки топтали) поколенческого «мы». Увы и ах, «поколение» здесь (как и всегда) не при чем. Чупринин убедительно показывает, что «аутизм» присущ едва ли не всем нынешним стихотворцам. И вовсе не отменяет всегдашней амбициозности поэтов, их желания быть расслышанными, признанными и увенчанными, их тяги к харизме и мечты о триумфах. (Все это легко прочитывается в манифесте гордого Козлова.) Вершится статья Чупринина изящной виньеткой, цитируется Мандельштам: « критики очень любят предаваться грустным размышлениям, где только увидят кучу стихов». Я вот и увидел, и предался. А вы?» И я! И я! кричу, как осел у Гейне. Оставляя за собой право на чистую радость от встречи с обращенным ко мне живым поэтическим словом. Что случается не так уж редко упреки в «клубности», «фанатизме», слепой любви к всего-то пяти-шести (вообще-то их больше) поэтам принимаю. И желаю всем ценителям русской Музы такие же упреки заслуженно услышать.
Вообще-то говоря, с прозой та же история. Кто только в последние годы не метал молнии в писателей, позабывших о публике, занятых своими делами, то ли отставших от времени, то ли ушедших в бессмысленное модничаниье? Виноватили в том премии, журналы, критиков, Запад, самобытничество, вековую отсталость и, разумеется, Чубайса. Искали панацею то в «новой искренности», то в глянцевой доступности, то в «крутизне». Ну и находили то, что искали. Вот Наталья Иванова («Сомнительное удовольствие»), разбирая словесность минувшего года, постулирует: последняя книга Виктора Пелевина это «центр нервных волокон, солнечное сплетение современной русской словесности». Потому ее приняли широкие читательские массы (вкупе с Коэльо, Мураками, Донцовой и Акуниным), хотя и не поняла «газетная критика». (Это синекдоха, «часть вместо целого» Иванова, конечно, знает, что в России достаточно газет, кроме «Времени новостей», и что большинство как печатных, так и сетевых СМИ славили-интерпретировали-пиарили «ДПП (nn)» не за страх, а за совесть.) По мне же, Пелевин ни чем не отличается от того насквозь вторичного мелкого «скандалиста», заслуженной дискредитации которого посвящена другая главка статьи Ивановой. (Фамилию фантома не называю интересующихся отсылаю к журналу.) Они мне просто не интересны как и лунно-эротический цикл Маканина (большая часть прозы которого, вплоть до «Андеграунда » и «Удавшегося рассказа о любви», мне по-прежнему дорога). О том, что мне казалось важным, серьезным, эстетически и интеллектуально значимым, я старался писать на протяжении минувшего года но как раз эти сочинения в статье Ивановой либо упомянуты бегло, либо пропущены. Уверен, что иные вещи из этого ряда Ивановой оцениваются высоко но в формат актуальных тенденций они не укладываются. Это просто проза и два ее высоких образца представлены в январском «Знамени».
Я имею в виду повесть Леонида Зорина «Забвение» и фрагменты «Современного патерика» Майи Кучерской, помещенные под удачным заголовком «Чтение для впавших в уныние». Думаю, что строгая, светло печальная история Зорина об уходе (в недуг, тщету или небытие) его любимых героев («Забвение» продолжение давней повести «Алексей», но отнюдь не случайно здесь мелькают персонажи «роминского» цикла и романа «Трезвенник») достойна такого же имени. Хотя совсем не похожа на смешные до слез истории Кучерской о батюшках, один из которых чуть не стал президентом, другой был людоедом (но строго держал посты), а третий вообще ничего не умел, жил, мыкался да и умер. Его отпевали в хмурый ноябрьский день, и когда люди по обычаю хотели зажечь свечи свечи у всех загорелись сами, а храм наполнил неземной свет.
Полностью «Современный патерик» должен выйти в издательстве «Время», а «Забвение» в томе избранной прозы Зорина («ЭКСМО»). Так что не будем впадать в уныние.
20/01/04
[Главная] [Архив] [Книга] [Письмо послать]