"Доперестроечное" (то есть "добаклановское") "Знамя" не читал. Кажется, вообще ни разу. Хотя слышал, что и там живые вещи появляются. (Я в ту пору относился к "текущей словесности" примерно так же, как стало относиться к ней литераторское большинство в 90-х. То есть полагал ее фикцией. Чему "нечтение" способствовало.) Баклановское "Знамя" я, разумеется, читал (как все), ценил высоко (как почти все), но в 80-х ни строки там не напечатал. Почему? Ну, не был я тогда "критиком". Считал себя историком литературы, писал книгу о Жуковском, потом собирался писать о Гоголе (не написал), комментировал сочинения всяких девятнадцативечных писателей (благо пускать меня стали не только в "Книгу", но и в прежде совершенно недоступную "Художественную литературу"). Главным делом же виделась редакторская работа в "Литературном обозрении" - "пробить" как можно больше качественных публикаций "из наследия" (прежде запретного) и историко-литературных статей. Если уж писать про современность, то в "свой" журнал.

Несмотря на это весной 1990 года меня позвали работать в "Знамя". Заниматься тем же самым "наследием". Возглавлять специально для того созданный отдел, состоящий из одного меня. Быть членом редколлегии. (В "Литературном обозрении" меня - беспартийного с неблагозвучной фамилией - ввели в редколлегию очень поздно, отделом я к тому времени года два заведовал.) Лестно. После долгих разговоров с Сергеем Чуприниным (тогда первым замом), сочинив какую-то "концепцию", я был представлен главному редактору и сказал роковое "да".

В родном журнале высшее начальство не обрадовалось. Но отговаривали своеобразно: "Да, конечно, фирма. Но ведь работать будете не меньше, чем здесь". О том, чтобы малость облегчить мне работу "здесь", речи не шло, хотя я на это смутно надеялся. Как и вообще на лучшее - на реформу внутри "своего" журнала. Реформа наметилась. Прошло какое-то собрание, где "молодым" (моим товарищам и мне) были обещаны "златые горы и реки полные вина". По сути, нам предложили вести журнал так, как сочтем должным. После шумно победительного заседания коллеги-единомышленники смотрели на меня вопросительно: с нами, мол, или в "Знамя"? Разойтись было невозможно. Я сказал примирительно: "Поехали водку пить, а там - посмотрим". Поехали ко мне. Мне помнится, что окрошку ели, жена уверяет, что котлеты с гречневой кашей. Вообще-то одно другому не мешает, но что выпили основательно - это точно. Через несколько дней я позвонил Чупринину и стал что-то мекать. "Так Подколесин?" - спросил Сергей Иванович. "Подколесин," - ответил я с облегчением.

Так я не пошел работать в "Знамя". Зато пошел в очередной отпуск, вернувшись из коего узнал, что "ЛО" реформироваться будет, но... (В аккурат об эту пору аналогичная история произошла с программой "500 дней".) Я - в силу обязательств перед любимыми авторами - доработал до нового года. И ушел "в никуда", что способствовало в дальнейшем моему превращению в критика. "ЛО", продержавшись более-менее пристойно год с небольшим, надолго превратилось в полную бессмыслицу, ибо возникло "НЛО". "Знамя" прекрасно обошлось без "отдела наследия". Обиделись на меня, кажется, не очень сильно.

По разного рода причинам дебют мой в "Знамени" случился только через три с лишним года - 1993, N 12. Только что был подавлен белодомовский мятеж, то есть окончательно ликвидирована советская власть. Пришло новое время. При всех его грехах и бедах - время свободы. Статья моя называлась "Двойной портрет на фоне заката" и, как мне кажется, соответствовала "своеобразию текущего момента" не одним заголовком. Портретировались "на фоне заката" поэт Тимур Кибиров и прозаик Алексей Слаповский - писатели по-настоящему свободные, живые, слышащие современность и жизненно необходимые новой России, "центральные натуры" словесности 90-х. Так думал я в 1993, так думаю и сейчас. Потому и мое запоздалое появление на страницах "Знамени" полнится (для меня, конечно) особым смыслом. Одно досадно: в статье 1993 года рядом с Кибировым и Слаповским не было Андрея Дмитриева (а должен был бы быть!). Но и тут есть утешение: дмитриевские "Поворот реки" и "Закрытая книга" напечатаны "Знаменем".

"Знамя". 2001. N 1