[Главная] [Архив] [Книга] [Письмо послать]
Хрен редьки не слаще
Издан еще один роман Владимира Сорокина
Анонсируя роман Владимира Сорокина «Путь Бро» (см. «Время новостей» от 29 июля), издательство «Захаров» сосредоточилось на трех пунктах (не считая главного — ухода прозаика из-под знамен Ad Marginem): во-первых, «Путь Бро» — это предыстория событий, описанных в романе «Лед»; во-вторых, в книге нет ни одного матерного слова; в третьих, новое сочинение можно читать даже детям. Первый тезис бесспорен; второй почти соответствует действительности (два-три матюга на 16 печатных листов — считай, что ничего); третий, как и следовало ожидать, субъективен. По мне, так и взрослым его лучше не читать.
Однако прочтут. «Сорокин» — это бренд. Шаблонность его текстов последних лет («Пир», «Голубое сало», «Лед») никак не влияет на читательский спрос. Коней на переправе не меняют, а «великим писателем» Сорокин назначен давно. Раньше публика, старательно разогретая законодателями интеллектуальных мод, тащилась от сквернословия — теперь ей рекомендуется балдеть от «цензурированности» лексического ряда. Остальной набор фирменных фенечек неизменен. В «Пути Бро» есть и садистские сцены, и «бесстрастный» натурализм, и смакование «тоталитарной» фактуры (вкупе с соответствующими культурными мифами), и монотонные имитации чужих стилей.
История Бро (в миру «мясных машин», то есть людей — Александра Дмитриевича Снегирева) ничего качественно нового к роману «Лед» не добавляет, что заставляет задуматься о ее адресате. С чего бы это братьям Света интересоваться, что происходило с первым из них до того, как он обрел космический Лед, проникся его мудростью и отправился на поиски остальных светоносных нелюдей. Зачем им, устремленным к сияющей вечности, хоть как-то оглядываться в паскудное прошлое? Вникать в былое своих первопроходцев, героев, мучеников — удел «мясных машин», иные из которых специализируются на складывании букв и проецировании теней на экраны. Те же, кто постиг Свет, должны воспринимать свое минувшее (и минувшее «братьев») как досадную помеху на пути к окончательному освобождению. Немудрено, что в рассказе Бро о его «прежней» жизни «демобилизация» подменяет «мобилизацию»(«демобилизация его рабочих не коснулась», говорится об отце героя, крупном сахарозаводчике), а Рождество 1917 года предшествует революции — странно, что он вообще про всю эту злокачественную дурь что-то помнит.
Объяснить парадокс не трудно: иначе не было бы романа, плавно скользящего от стилизованных «барских мемуаров» через пародийные копии типовой прозы о 20-х годах и приключенческих саг (поиски Тунгусского метеорита отдают «Затерянным миром» и «Землей Санникова»), экскурсы в соцреалистический дискурс и членовредительские эпизоды, хорошо знакомые по «Льду» («пробуждения» ледяным молотом первой партии «братьев» и «сестер») к остраненному повествованию последних глав, сделанных как бы под Льва Толстого (недаром столь много места занимают сцены, где просветленные персонажи «наивно» воспринимают театр и кинематограф — отсюда путь к прочей «деконструкции»). Лишь зная «прообразы», то есть пребывая в культуре (ублюдочном, исказившем замысел Света мире «мясных машин») можно оценить как сорокинскую игру с культурными схемами (на мой вкус, вялую и утомительную), так и самую историю Бро, сводящуюся к детализации того, что уже было изложено в романе «Лед». Космическая ледяная гармония деталей не знает и знать не желает.
Да и гностическая ересь, предполагающая отделение детей Света от скопища жрущих, спаривающихся и убивающих друг друга «мясных машин», смысловыми обертонами не приросла. Идейка не первой свежести в разжевывании не нуждается. И так все ясно — и читателям, и, наверно, персонажах. (Когда Бро, повествуя о череде настигавших его откровений, раз за разом говорит об обретении «нового знания», вспоминаешь типовые биографии Пушкина, герой коих, досягнув лет в двадцать абсолютной мудрости, с каждым годом все-таки не перестает мудреть и мудреть.) Но Сорокин разжевывает. Зачем? Только ли потому, что не любит складывать буквы, а изобретательности не хватает? Пожалуй, нет.
«Путь Бро» — куда более резкая апология людей Света, чем «Лед». Там, как помним, была третья часть, переводящая мистический сюжет в пародийный товарно-потребительский регистр. Была и коротенькая четвертая часть, где «лед» оказывался игрушкой жующего и пукающего мальчика. Было порадовавшее коммуно-нацистов зачисление в Братство Света известного рыжего вице-премьера, свершившего, как выяснилось, злодейскую приватизацию во благо 23 000 избранников. Гностическая утопия там соскальзывала в антиутопию, а в светоносцах при желании можно было разглядеть монстров. Недаром иные умники сочли «Лед» антитоталитарным памфлетом. Из «Пути Бро» такого не выковыряешь — злодействуют (и только злодействуют, даже если мирно живут) тут только «мясные машины», а любое зверство детей Света неподсудно. (Хотя приязнь Сорокина к чекистам и фашистам дает себя знать, но Сталин и Гитлер представлены такими же выродками, как и прочее — за исключением 23 000 светоносцев — обитатели планеты.)
Корректировка взгляда? Думаю, что снова нет. Просто «Путь Бро» — приквел, а нас еще ждет сиквел. Где можно будет сместить акцент: представить светоносцев подонками, одержимыми «идеологией», противовесом которой станет «живая жизнь». То есть — согласно «классическому» Сорокину — бесконечный и безобразный круговорот жратвы, соитий и испражнений, корыстно, но тщетно маскируемый «мясными» и «световыми» машинами под нечто «высокое», «прекрасное» и «осмысленное». Гностическая утопия стоит мизантропической антиутопии. Презрение к быдлу — презрения к мнимым избранникам. Хрен — редьки.
16/09/04
[Главная] [Архив] [Книга] [Письмо послать]