О новой повести Ольги Славниковой

"Бессмертный" ("Октябрь", N 6) - третья крупная вещь Ольги Славниковой, решительно заявившей о себе романом "Стрекоза, увеличенная до размеров собаки". Если осенью 1997 года, когда "Стрекоза..." нежданно залетела в букеровский шорт-лист, изрядная часть литераторской тусовки знать не знала писательницы из Екатеринбурга, то четыре года спустя имя Славниковой более чем "засвечено". Она успела поработать в жюри трех престижных премий, напечатала кучу статей и рецензий во всех статусных журналах, кое-кого разнесла в пух и прах и (это редко случается с критиками из писателей) умно оценила свершения многих коллег. И все это не в ущерб главному: вослед "Стрекозе..." появился роман "Один в зеркале" (1999), ныне мы читаем "Бессмертного", а "Новый мир" анонсирует еще один роман. Такой напор впечатляет и сам по себе, но особенно - при внимательном чтении славниковской прозы. Медленной, болезненно пристальной, обволакивающей персонажей и читателей цепкой паутиной безнадежности.

Славникова пишет об одиночестве и взаимонепонимании "бедных людей", что обречены мучительно соприкасаться друг с другом и волочить на себе груз неуклюжей и бесформенной жизни. Они живут инстинктивно подчиняясь заведенному порядку или лихорадочно изобретая "другую реальность". Тешась несфокусированными воспоминаниями или громоздя "прожекты". И всегда переживая настоящее как дурной сон, наваждение, идиотский утомительный аттракцион, куда завлекли тебя ушлые колдуны-мошеники. Крутишься на чертовом колесе, а соскочить не можешь. Деньги плачены. Приз какой-то полуобещан. И потом еще вопрос, не оштрафуют ли тебя, коли пожелаешь сойти? Как занесло сюда героев? Уже и не вспомнить. Наверно, кто-то страшный присудил: катайтесь. Зачем? А кто его знает? Может, поглумиться над бедным человеком хочет, может - для своей корысти, а может - просто так.

Но на всякий яд есть противоядие. Ответом на тотальное колдовство могучего Анонима (Судьбы, Власти, Истории - возможны варианты) становятся "магические опыты" замордованных неудачников. Вернее - неудачниц. Трех женщин, сгрудившихся вокруг много лет парализованного ветерана Великой Отечественной войны, "бессмертного". В нем - то ли отключенном от химерного мира тяжким недугом, то ли не снисходящем до этой мельтешни - жизнь. Тяжелая, неповоротливая, самодостаточная. Умрет "бессмертный" - все кончится. И для жены, - ибо только мужем привыкла она держаться, только он гарантия надежности в глумливом мире призраков - старых и новых. И для падчерицы, подбирающей для своих чувств к отчиму "практическое объяснение" (главная статья дохода - ветеранская пенсия). И для тетки из собеса, существующей за счет истерического "сострадания" своим подопечным и потому жадной до их - реальных или сходу изобретаемых - злосчастий. "Бессмертный" должен жить. А потому надо огородить его от окружающей жизни, каковую кто-то близоруко считает "реальной", а персонажи Славниковой - наколдованной. Вот и останавливает время падчерица - вешает в комнате портрет Брежнева (с коим постепенно отождествляется многопудовый паралитик), запрещает близким говорить о делах сегодняшних, даже монтирует телевизионные отчеты о двадцать-каких-то съездах КПСС. А заодно обманывает и себя. Заменяет объяснение с улетучивающимся мужем мазохистскими фантазиями. Пытается вписаться в игры негодяев-волшебников: участвует в избирательной компании некоего прохвоста и, разумеется, оказывается "крайней", ответственной за проплату выборов, а после "победы" - ненужной. Только самообманы (падчерицы, жены, тетки из собеса) проходят успешнее, чем обман "бессмертного". Ибо ветеран - в отличие от так или иначе паразитирующих на нем женщин - обманываться не рад. Жить не хочет. (Пожил свое.) Вне зависимости от того, понимает ли, что кругом творится. "Бессмертный" хочет умереть. И борется за смерть, стараясь - раз за разом, год за годом - накинуть на шею удавку (поясок от халата, бинт, ленточку), как когда-то, служа в разведке, накидывал ее на шеи немцев.

Старик своего добьется. Только удавка не понадобится. Разорется на кухне тетка из собеса, обличая "махинаторшу"-падчерицу. Сдаст сердце. И уволочет за собой на тот свет настоящий человек (подзаголовок "Бессмертного" - название приснопамятной повести Бориса Полевого) и собесовскую дуреху (хватит ее на месте преступления кондрашка), и падчерицу (только что расплевавшуюся со своими "благодетелями", проигравшую все), и жену, для которой жизнь уже давно была равна смерти. Такое вот колдовство. Бездарное, зажатое, несуразное. Мало чем отличающееся от глобального - того, самого, что породило эфемерные выборы, очереди обманутых вкладчиков, лживые зеркала, скособоченные рекламы, промокшие туфли, несъедобные гамбургеры, воскресающих мертвецов, гомонящие толкучки, плавающие цены, паленую водку, фиктивных родственников, расстроенные телевизоры с придурковатыми программами и всю прочую нежить. И кто ее только наколдовал?

Действительно, кто? Нет в романе Славниковой зловещего всесильного мага. И масоны тоже не просматриваются. А удачливые (на час!) мерзавцы так похожи на обездоленных (и упоенных своим несчастьем) обывателей, так нелепы, мечтательны и опрометчивы, так, в сущности, безвольны и глупы, что невозможно признать их виновными. Много чести. Не может кучка ублюдков остановить время, растворить реальность в снах, уничтожить память, ответственность, волю к жизни и любовь ближнему. Такое - по-своему "бессмертное" - состояние достигается лишь в "индивидуальным порядке". Стоит только захотеть - мигом станешь ведьмой либо чародеем. Не умелым, конечно, ущербным, обреченным на проигрыш. Но других, кажется, не бывает. Так что лучше оставаться просто людьми. Души которых светятся в несчастных персонажах Ольги Славниковой. Слабо, но все же светятся.

Может, не все так безнадежно? Может, поймут бедные волшебники, что колдовство опасно для их собственного здоровья? (Это не только к ним относится.) Может, займутся делом? Шанс есть - порукой тому творческая и личностная энергия Ольги Славниковой. Каковая живет, пишет и ухитряется любить своих героев здесь и сейчас.

22/06/2001