начальная personalia портфель архив ресурсы

[ предыщущая часть ] [ содержание ] [ следующая часть ]


Социально-правовая структура швабского дворянства

Изучение отношений дворянства Юго-Западной Германии и Швабского союза связано с проблемой социально-политического развития швабского дворянства, в частности, с проблемой так называемого имперского рыцарства, которое являлось до 1806 г. социально-правовой группой, имевшей собственную политическую организацию по округам (Рейнская область, Швабия, Франкония)230. Между тем в современной исторической науке нет ясности в вопросе о времени его возникновения. Самым известным и ранним документом, содержащим упоминание о ном, является указ императора Сигизмунда 1422 г. Имперскому рыцарству разрешалось создавать союзы для защиты своих интересов и принимать в подобные объединения имперские города231. В 1429 г. указ был повторен в основных своих положениях, причем образцом в ней выступало швабское Общество Щита Св. Георгия232.

Занимаясь проблемой сословно-представительных учреждений с точки зрения становления и развития различных социальных групп империи в XVI в., Ф. Пресс обратился к ранним этапам истории имперского рыцарства. В архивах рыцарских кантонов он не обнаружил ни одного заслуживающего доверия документа, датируемого первой половиной XVI в. (до 1540 г.). Создание имперского рыцарства как социальной группы, имевшей определенный правовой статус и просуществовавшей до 1806 г., историк связал с отделением группы графов и господ, занявших примерно с 30-х годов XVI в. промежуточное положение между князьями и дворянами, вошедшими в состав имперского рыцарства. Политическими предпосылками формирования территориальной организации имперского рыцарства явилось стремление Карла V создать противовес Шмалькальденскому союзу и упорядочить имперские финансы. Принципиальное значение имеет отрицание Прессом континуитета между имперским рыцарством XV в., о котором шла речь в привилегии императора Сигизмунда 1422 г., и имперским рыцарством в Новое время — группой господствующего класса, не подчиненной ни одному князю, находившейся в непосредственном подданстве императора233.

Но имперское рыцарство возникло не на пустом месте, и отсутствие континуитета в правовом статусе не означает еще отсутствия социального континуитета. Поэтому требуют более детального анализа отношения швабского дворянства с имперской властью вообще и с Габсбургами в частности. При [62] этом весьма существенным остается вопрос о рыцарстве как социальной, правовой и политической категории.

Терминологические изыскания не будут в данном случае конечной целью. Таковой является установление контекста, в котором употребляются определенные термины, то есть природа социальной структуры и социальных связей швабского дворянства в XV–XVI вв.

В упоминавшемся указе императора Сигизмунда имперское рыцарство никак не определяется. Очевидно, речь шла о реалии, которая не нуждалась в пояснении. Но раз образцом объявлялось Общество Щита Св. Георгия, то вполне логично обратиться к его истории, тем более, что она имеет прямое отношение к основной теме.

Первое свидетельство об Обществе датируется 1407 г.: 95 швабских дворян, представлявших 49 родов, а также епископы Аугсбурга и Констанца заключили соглашение о союзе против восставших крестьян Аппенцелля, возобновлявшееся после подавления восстания в 1408, 1409, 1413, 1434, 1437, 1463, 1488 гг234. Одним из основных принципов Общества было запрещение его членам принимать под свое покровительство лиц, находившихся в личной и фогтиальной зависимости от других феодалов235. Принцип взаимной помощи при нападении был закреплен во всех уставах, а третейский суд, призванный улаживать взаимные споры, не имел определенной юрисдикции, постоянного состава и места пребывания. Общество не ставило перед собой задачи сохранения земского мира — главной его целью была защита чести дворян. Из этого следовало и невмешательство в сеньориальную юрисдикцию, и применение силы как основной способ разрешения конфликта, и неопределенное положение суда, призванного улаживать споры236.

Г. Обенаус, автор исследования, посвященного истории Общества, считал, что в XV в. рыцарями именовались все дворяне, не имевшие княжеского достоинства. Будучи корректным исследователем, он отметил, что в уставе 1482 г. речь шла о двух различных группах: о графах и господах и о рыцарстве. Но историк полагал, что разница между высшим и низшим дворянством не влияла на единство Общества237. Такой вывод был связан с тезисом о социальной гомогенности организации238.

Действительно, основой Общества было одинаковое социально-правовое положение отдельных его членов, определявшееся их равными правами на частную власть239. Кроме того, правом и обязанностью защиты чести обладали все дворяне, и в этом отношении Общество выступало как союз равных. Все это, однако, но означает, что внутри организации не было групп с различным социально-правовым статусом.

Несмотря на отсутствие наследственного членства в Обществе, к 30-м годам XV в. в него входило 90% швабских дворян, и во второй половине XV в. это положение не изменилось240. Косвенным подтверждением может служить тот факт, что наиболее представительным является список общества [63] 1488 г. (603 чел.)241. В 1407 г. титул «рыцарь» применялся по отношению к 20 (из 95) членам Общества, принадлежавшим к 14 дворянским родам242. В 1409 г. внутри Общества можно найти следующее деление: из 120 человек 9 представляли 4 графских рода (фон Монтфорт, фон Нелленбург, фон Лупфен, фон Фюрстенберг): 38 человек, принадлежавших к 29 родам, именовались «рыцарями», 73 человека (38 родов) были названы «благородными людьми» (Edelleute)243. Таким образом, с самого начала существования Общества Щита Св. Георгия не все его члены именовались рыцарями. Закономерен вопрос о социально-правовом статусе, связанном с рыцарским титулом.

За неповиновение решениям общего собрания прелат, граф или господин должен был уплатить штраф размером в 12 гульденов, рыцарь — 6 гульденов, благородный человек — 4 гульдена. Регулировалось также и количество лошадей, предоставлявшихся за счет Общества его капитану и советникам,— советник–рыцарь имел право на четырех коней в год, а советник–благородный человек — на трех244. Правомерен вывод о существовании в дворянском Обществе иерархии, в которой носитель титула рыцаря имел более высокое положение, чем нетитулованный дворянин.

Эти данные можно сопоставить с теми, что содержатся в проекте имперского палатного суда, составленного в 1495 г. Предполагалось, что некнязья–дворяне будут иметь в новом органе власти представительство по трем куриям: графской, рыцарской и благородных людей245. Кроме того, предполагалось создание докторской курии, состоящей из ученых–правоведов. В этом документе нашло отражение представление о рыцарстве как группе дворян, обладавших индивидуальным титулом и занимавших в традиционно-правовой иерархии промежуточное положение между графами и господами, с одной стороны, и нетитулованными дворянством, с другой. Автор проекта считал эту иерархию общей для всех феодалов империи.

Целесообразно рассмотреть источники, отразившие представления дворян о внутренней иерархии сословия. Кроме упомянутого выше устава Общества Щита Св. Георгия, содержавшего правовые нормы, к ним могут быть отнесены уставы и соглашения последней четверти XV в., регулировавшие проведение турниров, именовавшихся дворянскими, а не рыцарскими. Турнирные соглашения, заключенные в 1481 и 1485 гг. дворянством Швабии, Франконии, Рейнской области и Баварии, свидетельствуют, что турниры имели во второй половице XV в. важное социальное значение. Первым условием, оговоренным в соглашении 1481 г., было недопущение благородных бюргеров к участию в состязаниях246. (К тому времени в Нюрнберге давно уже проводились патрицианские турниры.) В 1485 г. было добавлено запрещение для дворян, перешедших на городскую службу, а также введены новые требования к родовитости: в турнирах должны были участвовать несколько поколений предков претендента, причем благородство происхождения в равной степени зависело от статуса обоих родителей — сын недворянки не мог [64] рассчитывать на участие247. В соглашениях содержался перечень порочащих дворянина деяний, закрывавших ему доступ к состязаниям. В одном ряду с разбойниками, прелюбодеями, насильниками, осквернителями церквей, незаконнорожденными находились «все те из дворян, кто занимается торговлей, как обычные купцы, не принадлежащие к дворянству»248.

Турнирные уставы 80-х годов XV в. свидетельствуют о стремлении светских феодалов четырех областей Юго-Запада Германии создать систему социальных признаков, определявших принадлежность к дворянству. Право на участие в турнире стало в XVI в. важным социальным признаком, служившим для отделения дворян от других общественных групп. «Книги турниров», содержавшие сведения о родовитых дворянах, стали с XVI в. фиксировать круг лиц, могущих быть причисленными к ним.

Турнирные уставы содержали и нормы, призванные выделить различные группы дворян. Лицам, не имевшим рыцарского звания, запрещалось носить украшения из золота и жемчуга249. Это условие сопоставимо с ограничениями, встречающимися в городском законодательстве, — регламентацией одежды членов различных цехов, перечнями украшении из драгоценных металлов и камней, которые можно было носить горожанам, введением знаков на платье евреев и проч. Обычная для средневековья внешняя индикация различных социальных групп лишний раз показывает, что внутри сословия рыцарство рассматривалось как совокупность лиц с определенным статусом.

Но кроме правового значения, понятие «рыцарство» на протяжении всего средневековья имело более широкий социальный смысл, включавший в себя и представления о профессиональной военной деятельности. Употребление термина «рыцарская служба» в качестве ее синонима, а такие понятия «рыцарское состояние» для обозначения способности исполнять военные обязанности можно встретить в жалобах дворян (графов и господ) в 20-е годы XVI в.250 «Рыцарской» называл Гёц фон Берлихинген свою наемную службу у различных лиц251 С военной деятельностью связывал специальное положение рыцарства Ульрих фон Гуттен252. Автор «Реформации императора Сигизмунда», рассматривавший как и Гуттен, роль и место дворянства в обществе, употреблял термины «дворянство» и «рыцарство». Происхождение последнего связывалось им с созданием во времена легендарного императора Нина социальной группы, функции которой определялись необходимостью защиты империи и Церкви. В реформирования империи автор памфлета отводил рыцарству роль военного сословия253.

Во всех приведенных примерах понятия «рыцарство» и «дворянство» (у Гуттена — «обыкновенное дворянство», поскольку он относил графов к особой группе, занимавшей промежуточное положение между князьями я другими феодалами) не расчленяются, а порой и совпадают. Социо-профессиональный признак является ведущим и делает менее значимыми правовые различия между группами дворянства, выступает в качестве основы сословной [65] солидарности. Рыцарем, с точки зрения культурно-поведенческой и сословно-моральной, мог именоваться и император, и князь, и нетитулованный дворянин. Несовпадение представлений о структуре господствующего класса, полисемантичность социальной терминологии может быть следствием разных критериев оценки действительности. Для структуры слоя феодалов не была характерна строгая внутренняя иерархия по одному признаку.

Для светских феодалов Швабии во второй половине XV в. важное значение приобретал характер их отношений с императорской и княжеской властью. Данные источников, а также результаты исследований истории германских земель в XIV–XV вв. не позволяют заключить, что речь шла о феодалах, чье положение определялось вассально-ленной зависимостью от императора.

Первым ввел в свою титулатуру звание «князь в Швабии» Максимилиан. Но и до этого акта Фридрих III считался законным владетелем Швабии. Именно территориальная власть связывалась с подчинением швабских дворян, объединенных в Общество Щита Св. Георгия, непосредственно императору. Статус этой области был главным аргументом Фридриха III в его требованиях к дворянству войти в Швабский союз. Император ссылался на то, что «Швабская земля принадлежит и подчинена нам и Священной Империи без каких бы то ни было посредников и не имеет другого князя»254.

Позиция самого дворянства определялась уставом Общества Щита Св. Георгия от 17 марта 1488 г., в котором император именовался «всесветлейшим и могущественнейшим князем и господином, Фридрихом, Римским Императором». В этом же документе появляется новая формулировка: непосредственными подданными императора именуются две группы господствующего слоя — «все дворянство и обычное рыцарство в Швабской земле»255. Таким образом, мы можем отметить две особенности положения швабских светских феодалов: признание непосредственного имперского подчинения всем дворянством этой области, но не в силу вассально-ленной зависимости, а в силу признания императора территориальным князем в Швабии; и неопределенность в 80-е годы XV в. представлений о внутренней иерархии господствующего класса. Термин «дворянство» применялся не только для всей общности, как в турнирных уставах, но и для отделения группы феодалов, противопоставлявшихся рыцарству. В этом случае он может рассматриваться как эквивалент понятию «графы и господа».

Разумеется, территориальное подданство швабских дворян во многом понималось как личное покровительство императора. Но принадлежность к клиентеле императора–князя обусловливалась земельной принадлежностью дворянина. Понять существо отношений с императором можно только приняв во внимание сложный характер связей дома Габсбургов с территориальной дворянской общностью.

Свидетельства ряда источников и результаты исследований немецких историков подтверждают, что непосредственное имперское подчинение являлось [66] живым политическим институтом, в развитии которого наблюдались различные тенденции. В 1488 г. Фридрих III потребовал под угрозой штрафа приема в Швабский союз небольшой группы дворян в Крайхгау, области в Швабии, примыкавшей с востока к владениям пфальцграфа Филиппа Виттельсбаха256. 3 сентября курфюрст Филипп заявил, что дворянство Крайхгау давно входит в его владения и не имеет отношения к организации непосредственных подданных империи257. Зависимость этой группы дворян от императора имела правовую основу — дворянство Крайхгау было подсудно имперскому придворному суду в Роттвейле. Но в 1490 г. дворяне области создали братство для защиты своих интересов в Роттвейльском суде, условившись, что все мандаты императора могут направляться им только через курфюрста. Это решение было обусловлено социальной политикой пфальцграфа, привлекавшего на службу мелких феодалов Крайхгау. Доходы князя складывались в основном из таможенных поступлений, поэтому он имел возможность создать собственную клиентелу и не нуждался в изымании средств у дворян258.

Иначе сложились отношения группы дворян с герцогом Верхней Баварии Альбертом. Небольшая швабская область Штраубинг также традиционно считалась непосредственно подчиненной империи, но местное дворянство в XV в. попало в сферу влияния баварских Виттельсбахов, взимавших налоги с мелких и средних феодалов. Фридрих III протестовал против попыток брата Альберта Виттельсбаха, герцога Нижней Баварии Георга, воспрепятствовать некоторым дворянам вступить в Швабский союз259. Вопрос о приеме дворян Штраубинга не ставился — они рассматривались как подданные Альберта, обязанные ему налогами. Но когда герцог попытался увеличить размеры выплат, они вспомнили о своих привилегиях. В 1488 г. дворяне Штраубинга создали Общество Льва, к которому присоединялись соперничавшие с Альбертом братья — Кристоф и Вольфганг260. 21 января 1490 г. было подписано соглашение между Обществом Щита Св. Георгия и Обществом Льва о вхождении последнего в союз дворян, непосредственно подчиненных императору261.

Размеры дворянских групп в Крайхгау и в Штраубинге несопоставимы с размерами Общества Щита Св. Георгия. По списку 1488 г. в организацию входило 603 человека, в то время как мандат императора относительно Крайхгау был адресован 28 дворянам, а в Обществе Льва насчитывалось 53 человека262. В зависимости от конкретной политической обстановки, от места, которое отводилось дворянству внутри того или иного территориального образования, оно определяло свою позицию по отношению к княжеской и императорской власти. Но подавляющее большинство дворян Швабии признавалось непосредственными подданными императора. Отдельные группы дворян использовали межкняжеские и княжеско-императорские противоречия, но ни одна из них не выступила с конкретной политической программой, не искала тесного союза с императором в борьбе с территориальной [67] властью. Можно заметить, что ценность непосредственного имперского подчинения была относительной, зависела от обстоятельств.

Кроме зависимости, связанной с территориальным подданством, существовали и другие формы связи внутри господствующего слоя. На это обратил внимание Пресс, отметив, что переход большинства дворян на службу пфальцграфу послужил основой для их перехода в территориальное подданство. Можно ли обнаружить в последней четверти XV в. внутри швабского дворянства слои дворян, связавших себя службой территориальный князьям? Приводили ли подобные явления к изменению правового статуса, потере непосредственного имперского подчинения?

До 1488 г. в Общество Щита Св. Георгия но входило как ни одного территориально подданного, так и ни одного человека, чьи предки были бы на княжеской службе263. В 1447 г. несколько дворян заявили о том, что они находятся на службе графа Вюртембергского, оставаясь при этом в Обществе. В эту группу вошли лидеры организации — двадцать пять человек, принадлежавших к графским родам фон Верденберг и графов фон Нелленбург, представители фон Вальдбургов, фон Шелленбергов, фон Клингенбергов, фон Рандеггов, фон Бодманнов, фон Фридингенов и др264. В первой половине XV в. поступление на службу требовало особого оформления, хотя и не препятствовало членству в Обществе. В дальнейшем, видимо, необходимость в подобного рода акте отпала. В ходе образования Швабского союза девятнадцать наиболее состоятельных членов Общества, входивших в состав Неккарской четверти, служили при дворах Вюртемберга и эрцгерцога Зигмунда Габсбурга265. Небольшая группа дворян, будучи членами Общества и принимая активное участие в его политической деятельности, присутствовала на одном из первых съездов Швабского союза в качестве советников графа Эберхарда Вюртембергского266.

На службе у дома Габсбургов находились в конце XV в. представители таких родов, как фон Штадион, фон Диспах, Фон Волькенштейн, графы фон Фюрстенберг, фон Ау, фон Лихтенштейн, фон Цоллерн, фон Бодманн. Характер и порядок несения службы не отличался, в целом, от службы у других территориальных князей. Вильгельм фон Штадион заключил c Максимилианом договор о том, что будет выполнять функции королевского советника в течение двух лет за 136 гульденов в год267. Ганс фон Волькенштейн, Вальтер фон Штадион, Вильгельм Ау, граф Вольфганг фон Фюрстенберг служили управляющими в различных владениях Габсбургов (последний также оформил договор сроком на шесть лет с жалованием 200 гульденов в год и с освобождением от аналогичной службы у пфальцграфа и графа Вюртемберга)268. Единственным примером закрепления одного рода на подобной должности является место капитана графства Гогенберг, занимавшееся представителями фон Цоллернов269.

Служба в качестве королевских советников не означала привлечения дворян в органы имперского управления, которые не имели реального политического [68] значения, — вся власть была сосредоточена в придворной канцелярии и в регименте, являвшимися советом членов семьи Габсбургов и их приближенных270. В списке придворных Максимилиана 1519 г. можно найти несколько представителей дворянских родов Швабии, игравших ведущую роль в деятельности Общества Щита Св. Георгия — графов фон Эттинген и фон Монтфорт, господ фон Эмерсхофен, фон Гельфенштейн, фон Герольдзекк. В 1526 г. в число советников попал Вильгельм Трухзес фон Вальдбург. Но большинство приближенных императора составляли выходцы из наследственных земель Габсбургов, а после прихода к власти Фердинанда к ним присоединились испанские советники271.

Характеризуя такую форму социальной связи, как служба дворян у территориальных князей в конце XV — начале XVI в., следует отметить несколько черт, существенных для социального положения швабского дворянства. Данные источников не позволяют заключить, что в этот период внутри дворянства, находившегося в непосредственном имперском подчинении, была группа лиц, связанных с тем или иным территориальным владетелем традицией многолетней наследственной службы. Со временем, однако, возникла необходимость определить правовое положение дворянина, нанятого князем. Устав 1512 г. определил, что служба князю не является препятствием для членства в Обществе и не влияет на статус дворянина272, то есть не лишает его имперского подчинения.

В отношениях с Габсбургами сочетались различные по своей природе связи. Император являлся патроном Общества Щита Св. Георгия, члены которого признавались таким образом его клиентелой. В то же время он был территориальным князем Швабии. Запутанность ленных отношений влияла на положение отдельных дворян — сохранились имперские лены и держания австрийского дома. Кроме того, развивались связи, которые имели формально-договорный характер, но не были лишены элементов личного покровительства. Единство социального статуса всей земельной дворянской общности не исключало множественности ситуативных статусов внутри нее.

Швабское дворянство к концу XV в. было нечетко структурированным в традиционно-правовом отношении, о чем свидетельствует неопределенность и противоречивость социальной терминологии, особенно понятия «рыцарство». В политическом развитии проявились две тенденции — к межрегиональной сословной солидарности (турнирные объединения) и к земельной замкнутости (Общество Щита Св. Георгия). [69]


230 RTA AeR. VIII. No. 181; Angermeier, Königtum und Landfriede. S. 360.

231 Bürgermeister. 1721. S. 31–32.

232 Press.. Kaiser Karl V. S. 7–9, 18, 26, 31, 33, 40, 41, 42.

233 Lünig. III. Cont. 1. Fort. 2. No. XIIX, XIX, XXI–XXIII, XXVII; Burgermeister. 1721. S. 21, 26, 27–30.

234 Obenaus. Op. cit. S. 20–23; RTA AeR. IX. No. 428.

235 Obenaus. Op. cit. S. 18–20, 32, 34–36, 45, 47, 57, 60, 72, 76, 81–82, 97.

236 Ibid. S. 15.

237 Ibid. S. 210.

238 Ibid. S. 226.

239 Ibid. S. 156. Anm. 8.

240 Lünig. III. Cont. 1. Fort. 2. No. XXIX.

241 Ibid. No. XIIX.

242 Bürgermeister. 1721. S. 21.

243 Ibid. S. 55.

244 Ibidem.

245 Smend. 1911. S. 388–392.

246 Burgermeister. 1721. S. 59.

247 Ibid. S. 55.

248 Ibid. S. 33–35.

249 Ibid. S. 58.

250 RTA JR. II. No. 57, 58.

251 Berlichingen. 1963. S. 6, 16–17, 23.

252 ДПП. C. 138; Володарский. Социально-политические взгляды С. 54–75.

253 Reformation Kaiser Siegmunds. S. 246.1–6, 240.11–242.2, 250.1–8, 252.24–31; См. также Смирин. Очерки. С. 152–153.

254 Lünig. III. Cont. 1. Fort 2. No. XXVI: das Land zu Schwaben/ Uns und dem Hailigen Reiche/ on alles Mittel für andern zugehörig/ und underwerffen ist/ und kainen aignen Fürsten/ noch niemand hat..

255 Ibid. No. XXVII. Allerdurchleugtiste/ Grossmechtigste Fürst und Herr/ Herr Friedrich/ Röm. Kaiser; dem ganzen Adel und gemeiner Ritterschaft im Land zu Schwaben. Ibid. No. XXXI.

256 Ibid. No. XXXI. RTA MR. III,1. No. 96a.

257 RTA MR. III,1. No. 96a. Svoboda. Op. cit. S. 258, 263–264; Press V. Die Kraichgauer Ritterschaft zwischen Reich und Territorium 1500–1623 // ZGO. 1974. Bd. 122. s. 39, 41–42.

258 Svoboda. Op. cit. S. 258, 263–264; Press V. Die Kraichgauer Ritterschaft zwischen Reich und Territorium 1500–1623 // ZGO. 1974. Bd. 122. S. 39, 41–42.

259 RTA MR. III,1. No. 74a.

260 Hesslinger. Op. cit. S. 172 f. Lünig. III. Cont. 1. Fort. 2. No. XXXIII.

261 Lünig. III. Cont. 1. Fort. 2. No. XXXIII. Ibid. No. XXIX, XXXI, XXXIII.

262 Ibid. No. XXIX, XXXI, XXXIII.

263 Obenaus. Op. cit. S. 223–224.

264 Burgermeister. 1721. S. 41–42.

265 Müller. 1939. S. 306.

266 RTA MR. III,1. No. 97 b.

267 Chmel. 1845. No. III. Ibid. No. VI, XV; Moser. II. No. 23.

268 Chmel. 1845. No. XVI; Lünig. III. Cont. 1. Fort 2. No. XLII.

269 Lünig. III. Cont. 1. Fort 2. No. XLII.

270 Moser. I. S. 15–16, 18.

271 Castrillo-Benito B. Tradition und Wandel im Fürstlichen Hofstaat Ferdinands von Österreich 1503–1564 // Mittel und Wege. S. 440–442, 444. 107.

272 Lünig. III. Cont. 1. Fort. 2. No. XLVI.