Ольга Эдельман / Бессмысленный и...

Бессмысленный и...

КИЯНСКАЯ О.И. ЮЖНЫЙ БУНТ: ВОССТАНИЕ ЧЕРНИГОВСКОГО ПЕХОТНОГО ПОЛКА.
Москва: РГГУ, 1997.

У этого направления историографии странная судьба. Хотя, впрочем, ничего особо странного нет в том, что при изменении политического климата тема, прежде священная для советской либеральной интеллигенции, перестала кого-либо интересовать. Ситуация замечательная и с точки зрения общественной (свобода!), и с точки зрения академической (можно теперь спокойно разобраться в предмете).

Падение интереса прошло через ряд кулуарных настроений от "история революционного движения — дурной тон" до "декабристы виновны в сталинском терроре", почти не оставивших, по счастью, печатного следа. Те, кому это все еще интересно, ощущают явный вакуум новых работ и свежего взгляда на фактографически неплохо изученное явление. Предмет разговора существует, и понятно, что новый автор (до сих пор выступивший лишь с двумя статьями (Отечественная история, 1995, № б; Литературное обозрение, 1997, № 4)), взявшийся написать аж целую книжку, вызвал интерес, первым следствием которого была публикация этой книжки под солидной маркой РГГУ.

Книга снабжена аннотацией (ее текст продублирован на задней сторонке обложки, но там буковки поверх картинки, поэтому плохо читается), в аннотации же сказано так: "привлекая новые архивные материалы, автор анализирует состояние тайных обществ накануне восстания, его ход. Показана историческая неизбежность поражения южных декабристов, не сумевших справиться со стихией солдатского бунта. Монография представляет значительный интерес как первая попытка деидеологизированного и строгого документального исследования движения декабристов в аспекте истории формирования современных управленческих моделей". Заявка насчет "первой попытки" — весьма сильная, особенно если вспомнить, что только в последнем из четырех вышедших указателей литературы по декабристам (за 1977-1992 гг., М., 1994) учтено 3200 библиографических единиц.

Притом сама по себе книга небольшая, 180 страниц, из них 50 — приложения и 10 — тавтологический перечень источников и литературы (включен явно для демонстрации того, сколько всего прочла автор — как правило, так не поступают). Открываем. Первым делом видим эпиграф из Вертинского, неизбежно высокопарный. Уже настораживает. Переходим от упаковки к содержимому. Из введения удается вынести твердое убеждение — при дальнейшем чтении только крепнущее, — что автору (с недавних пор кандидату исторических наук) никто так и не рассказал, что существует наука источниковедение, владение которой в сущности и отличает профессионального историка от «не-». На всем протяжении текста — ни одного сколько-нибудь грамотного обоснования доверия к цитируемому источнику, ни малейшей попытки оценки достоверности данного источника в данной связи (для описания поведения С. И. Муравьева-Апостола во время восстания, например, убежденно цитируется А. И. Михайловский-Данилевский, никакого отношения ни к восстанию, ни к декабристам не имевший, с. 51-52). Вся книжка шатко покоится на хаотичных, выдранных из самых разнообразных и неожиданных мест цитатах, в том числе — логически несообразных, что автора не стесняет. Система доказательств также не обнаружена, ее заменяет повышенная концентрация слов "наверняка" и "подтверждается множеством свидетельств" (конкретных указаний на последние, естественно, нет).

Все, что касается "состояния тайных обществ накануне восстания", как и собственно восстания, является крайне неряшливо изложенным набором общих мест, в котором озадачивает все, даже сноски. Указывать здесь на фактические погрешности и ляпы в пересказе давно известного нет возможности, поскольку их многовато.

Собственно открытий в книге три. Во-первых: П. И. Пестель был ужасным человеком. То, что он "холодный и жесткий прагматик, поклонник Макиавелли" — не новость; но, оказывается, прагматизм его простирался столь далеко, что — из всех декабристов единственный — он всерьез занялся изысканием денег на революцию, для чего крал их у вверенного ему Вятского пехотного полка, а дабы не быть разоблаченным, давал крупные взятки командиру дивизии князю Сибирскому (коему деньги нужны были на излечение от ран, полученных в 1812 году) и бригадному командиру генералу Кладищеву. Доказательства: после ареста Пестеля возникли претензии к нему по хозяйству полка (из приводимых автором сумм понять ничего нельзя, поскольку автор не подозревает, каким сложным и запутанным было полковое хозяйство в то время), а князь Сибирский на войне был ранен. Более того, узнав о недостачах в подведомственном полку, оба генерала вы знаете, что сделали? Они всполошились!!! На соседней странице сообщается, что как раз в то время Пестель... собрался выходить из тайного общества, потому что обиделся на товарищей, подозревавших его в диктаторских устремлениях. Вся эта история с золотом партии вызывает оторопь не потому даже, что полковник Пестель оказался столь инфернально иррациональным злодеем, — а потому, что среди современников-то он считался воплощением рассудочной логики. Боже мой, что же теперь думать о его окружении?

Второе: никто доселе не подозревал, что командир стоявшего в Киеве 4-го пехотного корпуса князь А. Г. Щербатов мог быть замешан в заговоре. А зря, зря... Из специально отведенной подглавки узнаем: Щербатов из хорошей семьи; у него умерла жена (в 1810 году, ужасно переживал); он герой наполеоновских войн; хорошо известен царю — потому что однажды во время высочайшего смотра его полк промок под дождем (подробно описано); был столь строптив, что однажды отговорил великого князя Константина наказывать палками нескольких польских солдат. Затем автор замечает, что служившему в 1825 г. при Щербатове декабристу князю С. П. Трубецкому "вряд ли удалось" принять его в тайное общество. Поэтому ясно, что, поднимая Черниговский полк на восстание, С. Муравьев-Апостол не мог не рассчитывать на помощь Щербатова. От себя добавим, что достоверно известно лишь, что Щербатов проявил некоторую служебную нерасторопность в вопросе подавления восстания, за что имел нахлобучку.

Третье: во время восстания Черниговского полка солдаты напились и даже буянили, что было моральным падением мятежных офицеров. Следуют уморительные дамские рекомендации гг. офицерам, как надо командовать войсками. И опять путаные рассуждения о финансовых махинациях Муравьева-Апостола, основанные на невнимании к разнице между полковым ящиком (казенные деньги) и артельным (солдатская складчина для общих нужд — самовар и прочее). Хочется сказать раз и навсегда:

следствием НИКАКИХ денежных претензий Муравьеву в связи с его командованием восставшим полком предъявлено не было, было твердо установлено, что он издержал лишь сумму, потребную на продовольствование полка за это время.

Теперь насчет новых архивных документов, проливающих свет на историю восстания Черниговского полка. Ряд из них опубликован в приложении к книге. Это: 1) Три разрозненных документа насчет казенных претензий к Пестелю и финансовых же претензий к нему солдат Вятского полка. Речь идет в основном о выдаче краг (элемент обмундирования). Напомним читателю, что П. И. Пестель в восстании Черниговского полка не участвовал, потому что служил в другом месте далеко оттуда и даже в другой армии, был арестован за две недели до начала восстания и вообще был против всей этой затеи. 2) Выдержки из следственного дела 1820 года о разжаловании будущего участника восстания Грохольского из офицеров в рядовые за ссору с начальником и нарушение субординации. Действие происходит в сентябре 1819 г. 3) Полная публикация (18 страниц книжного текста) формулярных списков о службе двух офицеров, знакомых с кое-кем из декабристов, о тайном обществе ничего не знавших, в восстании не участвовавших. По слухам С. Муравьев-Апостол послал в Киев поручика Мозалевского, чтобы связаться с кем-то из них, но Мозалевский их не нашел и вообще перепутал фамилию искомого. К одному из указанных офицеров прилагаются два брата тоже с полными послужными списками. Поскольку сами по себе эти люди погоды не делали, даже если бы и вздумали примкнуть к восстанию, то предполагается, что они должны были служить связными с вышеупомянутым князем Щербатовым. На этом приложения заканчиваются. Не будем здесь придираться к качеству археографической обработки публикуемого.

Вышеизложенное в общем исчерпывает обещанную попытку "первого деидеологизированного". "...Потому свои мысли вольными полагают, что они у них в голове, словно мухи без пристанища, там и сям вольно летают" (М. Е. Салтыков-Щедрин). Кстати, слово "идеологизировано", как и однокоренные ему, в книге нигде более, кроме как на упаковке, не встречается, зато часты заявления, что история декабризма сильно мифологизирована. Данная терминологическая подмена знаменательна. Значит, обсуждать проблемы декабристской идеологии и трактовок ее в таковой же советской-марксистской автор не собирался. Речь по-видимому должна была идти о де-мифологизации. То есть развеять навороченные предшественниками мифы и на этом месте построить — собственно, что? "Вокруг стеклянного плафона под потолком обессилено мотались три мухи [...] Время от времени они вдруг принимались остервенело кидаться из стороны в сторону, и спросонок мне пришла в голову гениальная идея, что мухи, наверное, стараются выскочить из плоскости, через них проходящей, и я посочувствовал этому безнадежному занятию" (братья Стругацкие).

Итак, что мы имеем на месте устаревшего мифа? Деньги на революцию, поиск денег на лечение, навязчивые подозрения во взяточничестве, коррупции, подкупе высших чинов, все это пересыпано дешевым морализаторством и подтверждается заявлением о множестве документов (чемоданы компромата, как говорил недавно один тоже, между прочим, бывший полковник) — узнаете? В контексте, так сказать, постсоветского ментального пространства, извините за выражение. А также "формирования современных управленческих моделей" (см. на упаковке), которое к тексту книги относится даже еще более опосредовано, чем приложения.

Жаль упущенной возможности для разговора по существу. Из материалов о пьянстве и неповиновении солдат можно было при умении сделать неплохую статью о ходе восстания. Можно было бы вновь вернуться к главной загадке восстания — внутренней логике событий, заставившей вполне разумного С. Муравьева-Апостола сложить свою и подставить чужие головы ради заведомо безнадежного предприятия. Новые документы при приложении усилий тоже вероятно можно было найти, а кое-что — прочесть заново. Можно было даже воспользоваться очевидным и доступным источником, без которого обошелся автор работы: неопубликованной частью следственных материалов по делу декабристов, например — показаниями людей, отказавшихся поддержать восстание. А так получилась книжка пустая, скучная, бестолковая и очень плохо написанная. Собственно, она бы вовсе не заслуживала разговора, если бы не сочащаяся из упаковки и содержимого авторская наглость. И если бы опус сей не имел успеха в ученом окружении. Господа, а как по-вашему, на что мухи слетаются? Думаете, на сладенькое?

Ольга Эдельман

[ предыдущая статья ] [ к содержанию ] [ следующая статья ]