Веселова Инна Сергеевна
ЖАНРЫ СОВРЕМЕННОГО ГОРОДСКОГО ФОЛЬКЛОРА: ПОВЕСТВОВАТЕЛЬНЫЕ ТРАДИЦИИ
Специальность 10.01.08 - теория литературы
Автореферат диссертации на соискание ученой степени кандидата филологических наук
Москва 2000
Работа выполнена в Институте высших гуманитарных исследований Российского государственного гуманитарного университета
Научный руководитель:
доктор филологических наук С.Ю. Неклюдов
Официальные оппоненты:
доктор филологических наук Н.Д. Тамарченко
кандидат филологических наук Н.М. Герасимова
Ведущая организация:
Институт славяноведения РАН
Защита состоится _______________ 2000 года на заседании ученого совета К.064.49.04 при Российском государственном гуманитарном университете (125256, Москва, Миусская пл. д.6) в ___________ часов.
С диссертацией можно ознакомиться в библиотеке Российского государственного гуманитарного университета.
Ученый секретарь диссертационного совета Д.М. Фельдман
ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ
Устный рассказ во всем разнообразии своих проявлений - случаи, страшные и смешные истории, семейные предания, байки о знакомых и знаменитостях, рассказы о необъяснимых происшествиях, пересказы и толкования снов, чудеса, слухи, толки и даже сплетни - составляет существенную часть речевой повседневности современного горожанина. Рассказы - самая распространенная форма вербальной межличностной коммуникации. Рассказчику, желающему разделить благоприобретенный или заимствованный опыт с собеседником через высказывание, даны механизмы коммуникации в языке и традиции. Без владения навыками создания и понимания текста в рамках этих систем коммуникация обречена на неудачу. Навыки коммуникации формируются под влиянием бытующих в обществе стереотипных моделей - в первую очередь языковых и культурных. Таким образом, устный рассказ является концентратом общего знания традиции в разнообразных сферах - стереотипных ситуаций, тем, матриц коммуникации и повествования, решения социальных, психологических и коммуникативных задач.
Объектом исследования являются устные нарративы, бытующие среди жителей современного российского города. Не смотря на то, что говорение - одна из наиболее распространенных форм коллективного общения горожан, до последнего времени городские нарративы оказывались вне поле зрения ученых. Исторически сложилось так, что фольклористика как наука базировалась на изучении крестьянской традиции. Наблюдения и нарастающий объем публикуемого, записываемого материала свидетельствует о том, что современные горожане ничуть не меньше крестьян используют в повседневном общении стереотипные повествовательные шаблоны.
Основными параметрами исследуемых текстов была их фольклорность: т.е. стереотипность формы и содержания. В диссертации основное внимание уделено нарративам, имеющим установку на достоверность.
Цели исследования - описать феномен современного устного рассказа, продемонстрировать через формальные показатели фольклорную природу устных нарративов, бытующих в современном городе. В результате анализа текстов на разных уровнях (синтаксическом, семантическом, прагматическом) выявить структуру общепризнанно "слабоструктурированных" текстов, обозначить поле их функциональности. Выявленные общие структурные признаки текстов использовать в качестве дифференциальных для составления типологии жанровых комплексов в несказочной прозе современного города. В результате сравнительного анализа устных и печатных форм бытования тематически идентичных нарративов выявить существенные отличия на всех уровнях, главным образом функциональные.
Актуальность темы исследования
Городской нарратив занимает определенное место в парадигме современного гуманитарного знания. Однако пока в отечественной науке процесс сбора и описания материала преобладает над теоретическими разработками. Изучаются отдельные аспекты тематики, сюжетостроения и бытования городских рассказов, их значение для формирования субкультур, жанровые особенности. Комплексного исследования феномена современного устного рассказа пока не проводилось. В тоже время такое исследование позволит уточнить картину мира городского жителя, выявить продуктивные, но часто не рефлексируемые пользователями матрицы и нормы коммуникации, уточнить цели, установки рассказчика и реакции аудитории.
Научно-практическая значимость исследования
Введение дифференциальных признаков и дефиниций жанровых комплексов современного фольклорного нарратива открывает перспективы исследования огромного неизученного пласта современной городской устной прозы. Предложенная типология может быть в дальнейшем использована при научной публикации и прикладной классификации текстов. Проведенное исследование уточняет картину мира современного горожанина, выявляет продуктивные матрицы коммуникации.
Выводы и аналитическая система, предложенные в работе, могут быть полезны фольклористам, литературоведам при изучении "достоверной" литературы (мемуаристики, эпистолярных форм), наивных или примитивных форм литературы и массовой литературной продукции, антропологам, социологам. Результаты диссертационного исследования могут представлять интерес для преподавателей, читающих спецкурсы и лекции по современной городской народной культуре.
Новизна исследования
В работе вводится большой комплекс нового фольклорного материала (не только записи автора, но и разнообразные, не только научные, публикации). Введение нового материала требовало включения его в парадигму фольклористики, определения его и оценки по привычным критериям фольклорных текстов безавторства, повторяемости, вариативности. Имеющиеся в фольклористике и теории литературы методы описания и анализа повествовательных жанровых комплексов (по мотивам или тематике) не подходили для исследуемого в диссертации материала - современного, и поэтому чрезвычайно пластичного. Исходя из общих принципов структурной нарратологии и прагматического анализа речевых высказываний, был выработан алгоритм описания и анализа современных нарративов. Проведенный анализ позволил описывать тексты через систему дифференциальных признаков. Также в результате анализа была предложена типология жанровых комплексов современной городской несказочной прозы.
Методологические основы исследования
Решение задач, поставленных в диссертационном исследовании, оказалось невозможным в рамках одной филологической дисциплины. Базовыми являются навыки структурного анализа нарратива (В.Я. Пропп, Ю.М. Лотман, Р. Барт, К. Бремон, Б.А. Успенский, П.Рикер). Особое внимание было уделено прагматическому уровню анализа текста, который был сделан на основе лингвистических теорий речи и нарратива (Н.Д. Арутюнова, Э. Бенвенист, Б.М. Гаспаров, М.М. Бахтин, В. Лабов, Е.В. Падучева, А.Д. Шмелев). Феномен общего знания и семантическая составляющая текстов исследовались, опираясь на опыт фольклористики (П.Г. Богатырев, Б.Н. Путилов, С.Ю. Неклюдов, Е.С. Новик, Н.М. Герасимова, С.Б. Адоньева), философии (М. Хайдеггер, Г. Шпет, П.А. Флоренский), социологии (Т. Шибутани, Н. Н. Козлова), когнитологии (Т.А. ван Дейк).
Апробация работы
Отдельные положения диссертации были представлены в виде докладов, обсуждавшихся на научных конференциях и семинарах: доклад "Обзор истории изучения городского фольклора в отечественной и зарубежной фольклористике" на семинаре по изучению современной городской народной культуры (ИВГИ РГГУ, Москва, декабрь 1996); доклад "?Рассказ? и ?разговор?: мужской и женский текст в русской городской народной культуре" на конференции "Мир народной картинки. Випперовские чтения" (ГМИИ им. А.С. Пушкина, Москва, апрель 1997); доклад "Структура рассказов о сбывшихся снах" на круглом столе "Сны и видения в народной культуре" (ИВГИ РГГУ, Москва, октябрь 1998); доклад "Анализ методик изучения несказочной прозы" на семинаре по изучению современной городской народной культуры (Европейский университет в Санкт-Петербурге, февраль 1998); доклад "О зависимости функции текста от формы его бытования" на конференции "Мифология и повседневность" (ИРЛИ, Санкт-Петербург, февраль 1998); доклад "Устный рассказ, или кто, как и зачем рассказывает истории" на семинаре "Актуальные вопросы фольклористики" (Пропповский центр филологического факультета СПбГУ, Санкт-Петербург, февраль 1999); доклад "?Дневник бабушки Марфы?: риторика и прагматика текста" на круглом столе "Традиции ?наивной литературы?: формы бытования и структурные особенности" (ИВГИ РГГУ, Москва, апрель 1999); доклад "Рассказ в обратной перспективе" на конференции "Мифология и повседневность" (ИРЛИ, Санкт-Петербург, март 2000).
По материалам диссертации опубликовано пять статей (см. список на с. 26).
Структура работы
Диссертация состоит из введения, пяти глав, заключения, списка использованной литературы и приложений (списка информантов, таблицы, анализа текстов, иллюстраций).
СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ
Во
Введении ставятся цели и задачи исследования. Устный рассказ рассматривается как совокупность трех компонентов. Во-первых, как материальный объект - вербальный текст, имеющий начало и конец, внутреннюю структуру. Во-вторых, как акт межличностного общения (рассказчик и слушатель со своими целями и задачами). В-третьих, как информация (знание), транслируемая собеседнику.
Основным отличительным признаком исследуемых мною текстов является стереотипность всех трех компонентов. Наиболее очевидна в устных рассказах стереотипность содержания. Семантика устного рассказа характеризуется превалированием общего над частным, стереотипа над информацией. В современном городе в модифицированном виде практикуются известные способы трансляции общего знания: ритуальные (индивидуальные и общественные), обрядовые, вербальные.
Устный рассказ представляет собой вербальную форму трансляции общего знания, т.е. фольклорное по своей природе высказывание. Будучи фольклорным текстом, он отвечает таким качествам как повторяемость, вариативность и безавторство.
Повторяемость устных рассказов несомненна. Преамбулой текстов служит отсылки к его регулярному воспроизведению: "Мне мама рассказывал…", "Дедушка говорил…", "Мы любим вспоминать.." и пр. Таким образом, судя по этим ссылкам, даже при отсутствии материальных фиксаций одного и того же текста в разных ситуациях, можно говорить о его повторяемости.
Вариативность текста есть следствие спонтанного его воспроизведения. На изменение текста реагируют осведомленные слушатели: "В прошлый раз ты не так рассказывал…", "А ты помнишь, там еще …" и пр. Вариативность прослеживается при наличии записей устной беседы и письменных текстов (в мемуарах, письмах).
Безавторство текста последовательно реализуется в устных рассказах. Авторство достоверных историй как бы принадлежит самой жизни. Авторство есть маркер вымысла, но раз история достоверная, то и автора нет, она - достояние участников и свидетелей события, слушателей, включивших ее в собственный репертуар. В устном рассказе возможно проявление не фактора авторства, но "притяжательности" - при помощи ссылок на "первичного" рассказчика - бабушку, тетю, преподавателя и пр. Подобные ссылки, также как ссылка на известных участников, служит повышению авторитетности нарратива и обозначению отношения рассказчика к излагаемому в тексте. Таким образом, во введении заданы параметры изучаемого материала и подведена база его рассмотрения как фольклорного феномена.
Поскольку степень разработанности проблемы, поставленной в диссертации, невелика, глава I полностью посвящена обзорам литературы и истории изучения различных аспектов заявленной темы. В первом разделе "Фольклорная нарратология" представлен обзор нарратологических методик в фольклористике и теории литературы. В кратком обзоре мною прослеживается история изучения фольклорного нарратива. Фольклорная нарратология со времени своего формирования пошла по пути раздельного изучения рассказов, в которые люди не верят - сказки, и рассказов, в которые люди верят - т.н. несказочной прозы. Теоретические исследования структуры повествования в основном проводились на сказочном материале. Несказочная проза служила материалом для изучения народных суеверий. На сегодняшний день в фольклористке действует общепризнанная система жанров несказочной прозы, сохраняющая в своей основе тематический принцип. В ней выделяются следующие тематические (жанровые) группы: легенда, предание, быличка, бывальщина, сказ, слухи и толки. Продуктивными жанровыми комплексами в зарубежной фольклористики считаются contemporary legend и personal experience story. В результате краткого обзора существующих в современной фольклористике классификаций и методик изучения несказочной прозы, следует признать отсутствие единой и сколько-нибудь адекватной материалу системы описания, анализа и классификации достоверных фольклорных нарративов.
Во втором разделе "История изучения городского фольклора" в хронологической последовательности представлен процесс формирования интереса к городскому фольклору в отечественной и зарубежной науке, начиная с Х1Х века до сегодняшнего дня. Гуманитарные исследования города в течение длительного времени были подвержены действию навязываемого (идеологически обусловленного) стереотипа в противопоставлении города и деревни, элитарной и простонародной части общества, их форм общения и качества потребляемой информации. В 20-х годах ХХ века были предприняты первые шаги в изучении жизни горожан в социологии, лингвистике, искусствоведении, фольклористике. Перспективы фольклорных исследований в урбанизированном обществе были закрыты в отечественной науке в 30-х годах ХХ века. Лишь к концу ХХ века городской фольклор снова стал изучаться. Наравне с устным были легализованы письменные формы фольклора, а также т.н. "примитив" (наивное искусство, литература), массовая культура. В данный момент городской фольклор и отдельные его аспекты активно изучаются наукой. Однако, еще предстоит длительная работа по научной публикации материала, представляющего всю панораму современной народной городской культуры, и комплексным теоретическим исследованиям.
В третьем разделе "Современное состояние изучения городского нарратива" первой главы дан обзор изучения современного городского рассказа. Основным аспектом изучения несказочной прозы со времен составления указателя легенд С. Томпсоном и до последнего времени являлась их тематика. Для фольклористов и историков литературы народная "несказочная" проза представляла ценность как свидетельство архаичных верований, представлений, суеверий. На повествовательную канву устных рассказов фольклористы обратили внимание значительно позднее, чем на "морфологию сказки". Впервые общие структурные закономерности устных нарративов были определены американскими социолингвистами В. Лабовым и Дж. Валетски на материале личных рассказов (personal experience story), некоторые закономерности структуры мифологических рассказов были замечены В.П. Зиновьевым. На материале традиционных русских быличек Е.С. Ефимова выделила "мотивные" составляющие нескольких сюжетов. Современные семейные и городские предания и легенды малых городов Русского Севера в содержательном аспекте и прагматическом аспекте исследует И.А. Разумова. Устные рассказы как повседневные речевые жанры на русском материале изучаются также лингвистами и антропологами (М.В. Китайгородская, Н.Н. Розанова, А.Д. Шмелев, Н. Райс).
В зарубежной фольклористике и антропологии стереотипный нарратив, бытующий в постиндустриальном обществе, принято называть современной легендой (contemporary legend). Двадцать лет существует научное общество по ее изучению (International Society for Contemporary Legend Research) при университете Шеффилда (Великобритания). В журнале общества публикуются материалы ежегодных конференций общества. Проблемам нарратологии современных фольклорных текстов посвящаются отдельные выпуски международного журнала Fabula. Несмотря на то, что отечественная наука только в последнее десятилетие начала изучать современную городскую фольклорную прозу, это изучение проводится в целом в той же парадигме, что и зарубежные исследования. В диахроническом аспекте изучается:
типология и генезис отдельных жанров несказочной прозы (S. Stahl; G. Bennet), сюжетов и мотивов (V. Campion-Vincent; E. Kalmre);
взаимосвязь фольклорных сюжетов и массовой культуры (M. Macluhan, А.И. Рейтблат, Н.М. Зоркая);
В синхронном плане современной фольклорной нарратологией исследуются:
гендерная специфика рассказывания (G. Bennet, Е.А. Белоусова, И.С. Веселова);
сюжеты и мотивы несказочной прозы отдельных субкультур (А.В. Тарабукина, Е.В. Кулешов, Т.Б. Щепанская, Э.К. Шумов, Е.В. Левкиевская)
структура и матрицы рассказов (W. Labov, J. Waletzky);
социальные функции устных рассказов и прагматические установки текста (G. Bennet, ван Дейк, И. А. Разумова, И.В. Утехин).
Отдельного упоминания заслуживает работа по изучению современной городской народной культуры семинара под руководством С.Ю. Неклюдова и А.Ф. Белоусова в ИВГИ РГГУ. Исследования, проведенные в рамках семинара С.Б. Адоньевой, Е.А. Белоусовой, В.В. Головиным, Е.В. Кулешовым, М.Л. Лурье, В.Ф. Лурье, И.А. Разумовой, И.В. Утехиным, Т.Б Щепанской и др., обсуждения актуальных вопросов городской фольклористики способствовали созданию целостной картины фольклора современного российского города.
Поскольку источники материала для диссертационного исследования разнородны, и некоторые формы бытования нарративов впервые становятся объектом фольклористического анализа, их описание заняло отдельный, четвертый, раздел первой главы.
Основу материала исследования составил архив автора. Автором записывались тексты в ситуации "включенного наблюдения". Преимущества собранного таким образом материала состоят в том, что тексты наблюдались в естественной обстановке, они были спровоцированы только заинтересованностью в разговоре собирателя, а не вопросами анкеты. При этом фиксировался контекст беседы, статусные, половозрастные характеристики собеседников. Информанты - люди с высшим (15), неоконченным высшим (3) или средним специальным (2) образованием, возрастной диапазон рассказчиков - от 17 до 62 лет, женщин - 12, мужчин - 6. Исходя из условия непринужденного общения во время сбора материала, получается, что информанты составляют естественную коммуникативную среду собирателя (женщина с высшим образованием, 23 - 28 лет). В нее входят люди одного с нею образовательного уровня, в то время как в статусном (возрастном) собиратель выступала в разных ролях - старшей, ровесницы, младшей. Преобладание среди информантов женщин также объясняется преобладанием женщин в близкой коммуникативной среде собирателя.
К недостаткам собирания материала методом "включенного наблюдения" можно отнести, во-первых, небольшое количество текстов (в архиве хранится 30 записей), что определяется сознательной неактивной позицией собирателя - тексты фиксировались в ситуации беседы, но не специально организованного интервью; во-вторых, в такой обстановке не всегда возможно применение диктофона. Часть текстов была записана по памяти, поэтому могли быть упущены как фонетические характеристики, так и обозначения ритмических периодов разговора, отдельные вводные слова (хотя на них обращалось специальное внимание), крайне необходимые для анализа иллокутивных установок текста.
Большую помощь для восполнения обозначенных пробелов мне оказали публикации фонетических записей разговоров в фонохрестоматии "Русский речевой портрет" М.В. Китайгородской и Н.Н. Розановой. Автором также использовались фрагменты телевизионных и радио интервью, журнальных и газетных статей. Материалом исследования стали немногочисленные, и тем более ценные, научные публикации собраний современных устных рассказов фольклористами (мифологических рассказов К.Э. Шумова, семейных меморатов и городских легенд и преданий И.А. Разумовой, нарративов, бытующих в коммунальных квартирах, И.В. Утехина, баек и исторических анекдотов В.С. Бахтина), краеведами (самарского фольклора А. и И. Демидовых), историками, культурологами (большого собрания петербургского фольклора Н.А. Синдаловского, "легенд и мифов" Москвы А. Сатырненко и Т. Гурджий).
Отдельный пласт источников составила мемуарная и публицистическая литература (публикации современного "церковного фольклора" М.В. Ардова и "интеллигентского фольклора" Ю.Б. Борева). Привлечение книжного (авторского) материала было сочтено возможным, потому что авторы этих книг указывали на устное происхождение историй и на свою роль публикатора. Таким образом, можно считать, что эти книги являются самозаписью и самообработкой фольклора образованной и даже элитной части общества.
Высокой степенью достоверности обладают книги, миссионерские по своей установке. Например, некоторые авторы использует рассказы очевидцев "о необыкновенном" в качестве доказательства существования полтергейста, привидений, НЛО и исследования условий возникновения этих явлений ("Привидения: реальность или миф" И.В. Винокурова). Напротив, составители серии брошюр "Православные легенды ХХ века" ставили целью доказательство Божьего присутствия в повседневной жизни горожан в "атеистическом" ХХ веке русской истории. Сравнительным материалом пятой главы диссертации стали публикации "заметок о необъяснимом" в массовой прессе (газеты "Оракул", "Мегаполис-Эскпресс", "Частная жизнь", "Очень страшная газета" и т.д.).
Второй главе "Структура устного рассказа: синтактика" предпослан небольшой раздел об употреблении нарратологических терминов в диссертации. Определение дискурса, введенное структуралистами, обозначает как способ и правила организации речевой деятельности (в этом он сближается с понятием стиля), так и сам процесс речи и его результат (текст). Рассказом называется нарратив, имеющий сюжет, при этом сюжет - способ связывания событий в тексте.
Достоверный текст создается в результате рефлексии над жизненными наблюдениями. Процесс "осюжетивания" можно схематично представить следующим образом: от неделимого жизненного континуума (1) к выделению и отбору событий - фабула (2), связыванию и экзегезе событий - сюжет (3), наконец, к материализации в конкретно данной нарративной форме (4).
Единицей, которой оперируют все определения нарративов, является событие. Как уже говорилось, событием называется любое нарушение нормального течения жизни ("событие есть пересечение семантической границы" - Ю.М. Лотман). Для устного рассказа характерно неразличение события жизни и события текста, поскольку текст присвоил себе право называть событие событием. "Пока происшедшее не получило названия, оно не может быть идентифицировано как событие" . Поскольку понятие события тесно связано с нормой, оно социально. В зависимости от того, каков характер нормы социума, событиями в нем будут считаться совершенно разные происшествия, и идентифицироваться тоже будут по-разному. Так, атеист не заметит капли влаги на иконе, а для верующего мироточение будет событием, называемое "чудом". Неудачи при строительстве в нашей обыденной жизни в зависимости от исхода считаются или неприятностями, или несчастными случаями, но в так называемой Культуре 2 (В.З. Паперный), эти происшествия однозначно классифицировались как "вредительства". Итак, события "вырезаются" из жизненного континуума в соответствии с мировоззрением человека, который излагает эти события. Поскольку мировоззрение формируется под воздействием коллектива, то отбор событий есть факт причастности коллективу, общему знанию.
Следующим этапом формирования устного рассказа является связывание событий в сюжет. Одним событиям придается в тексте значение начала (завязки), другим - финала сюжета. Концепт сюжета в нарратологии связан с фигурой героя. Цели, задачи и желания, потребности героя оформляют начало повествования, а их реализации/нереализация составляет его финал. Недостача и ее восполнение - вот начальная и конечная точка движения героя. Героецентричность лежит в основе классических определений сюжета (В.Б. Шкловский, Б.М. Эйхенбаум, Ю.М. Лотман). В то же время большая часть устных рассказов отличается пассивностью человека, события в них происходят вне воли человека. Человеку, в лучшем случае, предназначена роль интерпретатора. Таким образом, выделяются сюжеты с активным героем и сюжеты с пассивным героем (основным персонажем). В текстах с пассивным героем современных устных рассказов движение сюжета связано со способом интерпретации событий, выстраиванием их в причинно-следственные отношения. Человек обращает внимание на событие, нарушающее течение обычной жизни. Случайное нарушает равновесие мироустройства, восстановить которое можно объяснив его, т.е. придав статус закономерного. Таким образом, имеющемуся финалу подбирается в прошлом причина (завязка). При этом законы связывания причины и следствия обусловлены не личным выбором рассказчика, но общим знанием традиции. Характер каузальности фольклора принципиально отличается от строгой логической каузальности. Формирование событийного ряда и интерпретации происходит параллельно. "Осюжетивание" с пассивным героем может происходить не только на основе причинно-следственных связей, но и на основе хронологической последовательности (воспоминания), пространственной соположенности, ассоциативной связи. Выделение в текстах устных рассказов событий и определение способа их связывания дает возможность разделить весь корпус текстов на группы по основному способу связывания событий в тексте на несколько групп. Наиболее многочисленная группа, выделяемая в исследуемом материале - тексты с пассивным героем - причинно-следственные по характеру связи событий. Особую форму причинно-следственных текстов составляют т.н. "неоконченные" сюжеты, в которых опускается (подразумевается) одно из звеньев причинно-следственной цепочки. Тексты современных устных рассказов с активным героем укладываются с традиционную сюжетную схему с героем-действователем, последовательность изложения в фольклорных текстах этого типа прямая.
1. К причинно-следственным относятся тексты с пассивным героем, ретроспективно связывающие события: от финального события-следствия к инициальному событию-причине. Способ интерпретации, или связка событий, зависит от точки зрения, вернее, мировоззрения рассказчика и слушателя. Интерпретация производится через отсылку к картине мира, общей для рассказчика и его аудитории. К причинно-следственным относятся те тексты, которые в фольклористике принято называть мифологическим рассказами, быличками, легендами, этиологическими преданиями, рассказами о снах.
2. "Неоконченные" нарративы - тексты по своей структуре, связанные с причинно-следственными: имеется событие, чреватое интерпретацией, но следствие или причина лишь подразумеваются. Эти тексты могут быть свернутым в формулу "напоминанием" о легенде или предании (этиологические формулы) - тогда опускается причина. В обладающих идентичной структурой сплетнях, слухах, толкованиях сновидений "чреватость" события разворачивается не в прошлое, а в будущее - тогда подразумевается следствие.
2. Повествования с активным героем построены по классической сюжетной схеме, основанной на действиях героя, преодолевающего "семантическую границу" (этот способ связывания событий в дальнейшем называется "героецентрическим"). Основную конструктивную задачу выполняет семантически пограничная ситуация. Поскольку действующим лицом является человек, то и события располагаются в сфере "юрисдикции" человека: на-пример, этического выбора или преодоления социальных, идеологических, бюрократических преград. Подобные сюжеты ориентированы на литературу и склонны к домыслу: это - исторические предания, близкие к историческому анекдоту, байки.
Итак, во второй главе рассматриваются различные способы связывания событий в последовательность повествования. Было выделено три основные группы устных нарративов по характеру синтаксической связи. Следует оговориться, что три выделенных способа являются в какой-то мере абстракциями, потому что в конкретном тексте возможны сочетания различных способов связывания событий, но один из них будет доминирующим.
Третья глава "Семантика устных рассказов" посвящена анализу семантики в устных рассказах. Структура устных рассказов подобна актуальному членению предложения на субъект, предикат и связку. События, их интерпретации и связующие элементы задаются общим знанием традиции. Структура поддерживается смысловым единством. Выявление компонента текста, отвечающего за его подключение к общему семантическом полю традиции, является необходимым механизмом анализа как фольклористики, так и антропологии. Для фольклорного текста наиболее удобной аналитической единицей служит мотив (Б.Н. Путилов, С.Ю. Неклюдов), для поведенческого - символ (Т.Б. Щепанская) или сценарий "игры" (Э.Берн), массовой культуры - культурный императив (С.Б. Адоньева).
Связкой в устных рассказах с активным героем является герой-действователь. Он нарушает, по определению Ю.М. Лотмана, семантическую границу, разделяющую пространство текста на два семантических подпространства. В классических фольклорных текстах это определение имеет прямое значение: пространство текста действительно делится на чистое и нечистое, свое и чужое. В текстах современных баек и исторических преданий, семантическое пространство имеет метафорическое значение. Граница чаще лежит не в реальных пространственных координатах, а в области этических или культурных императивов.
В причинно-следственных текстах сюжетной связкой событий служит способ интерпретации, мировоззренческая установка рассказчика. Его основой может быть этическое правило, представление о причине появления каких-либо объектов действительности - этиология , верования и приметы и пр. Связка фокусирует семантическое значение рассказа. Жанровый регистр рассказа зависит от характера связки. Вера в Божественное провидение и промысл интерпретируют события в чудесах, представление о существовании иных миров - рассказы об НЛО, полтергейсте и пр., вера в ведьм - истории о сглазе и порче.
Пространственно-временные координаты повествования служат созданию "картины мира" рассказчика.
Анализ пространственно-временных отношений в причинно-следственных текстах-меморатах показывают, что точки пространства являются не столько сюжетообразующими, сколько контактными для аудитории и рассказчика. Посредством указания или уточнения личных пространственных координат, приведения их к общему знаменателю организуется почва для взаимодействия во время рассказывания. Причинно-следственные мемораты отличаются дейктичным (определенно-личным) хронотопом: это пространство частной жизни и время частных событий.
Топосы, выделяемые легендами и преданиями, являются общими топосами городского сообщества. В зону повышенного внимания легенд и преданий входят самые высокие (башни), самые "низкие" (подземелья), самые старые (деревья), самые удивительные (фантазийные архитектурные проекты), самые святые места. Также в зону означивания входят страшные места: связанные с отделением от общества - тюрьмы, больницы. Пространство, характеризуемое этими текстами, не личное, но общественное. Тексты транслируют систему ценности сообщества через маркировку значимых мест.
В текстах "героецентрического" типа значимым становится не само пространство и время, а персонажи, связанные с той или иной эпохой. В них или "место красит человека", или "человек - место". Таким образом, пространство и время этих текстов не эмпирическое, а стереотипное, соответствующее актуальным представлениям культуры.
Подводя итоги анализа пространственно-временных отношений в текстах современной городской прозы, стоит отметить различие в их отображении в текстах разных жанровых комплексов. Время и пространство характеризуется как определенно-личное в меморатах. В легендах и преданиях, байках и исторических анекдотах время и пространство имеют общественную значимость, отражают систему ценности коллектива. Таким образом, отдельные жанровые группы отвечают за различные отрезки и моменты моделирования пространственно-временных отношений современного человека.
Четвертая глава "Прагматика устных рассказов" посвящена соотношению текста и внетекстовой реальности. Прагматический анализ построен как на внетекстовой характеристике его участников и ситуации произнесения, а также на внутритекстовых показателях иллокутивных намерений рассказчика, выявление которых строится, по словам лингвистов, на различных "ошметках" языка - вводных словах, междометиях и пр. О перлокутивном эффекте рассказа можно судить по реакции собеседника, которая может последовать сразу, а может отстоять во времени от момента рассказывания. Реакция выражается в ответной реплике, рассказе, воспроизведении прослушанного или в действии, совершенном в результате принятой и разделенной пресуппозиции текста.
Общепринято, что достоверность текста доказывается указанием времени, места и участников, но таким образом доказывается только реальность события. Рассказчику важно доказать не только факт события, но и убедить в своей интерпретации. Градация веры в стереотипное знание было предложена О.В.Овчинниковой на примере актуализации традиционных представлений и верований в современных культурных моделях. По мнению исследовательницы, к верованиям можно апеллировать при помощи прямой цитации, негативной цитации - негации, ослабленной негации, и цитации с рациональной мотивировкой - рационализации. Ту же градацию с некоторой корректировкой можно проследить и в нарративах, особенно в причинно-следственных. В них может доказываться как достоверность событий, так и интерпретации.
Веру в интерпретацию можно подтвердить прямым и непреложным утверждением: "Я так верю", "Я так считаю". Утверждение имеет целью убедить слушателя в интерпретации. Перлокутивный эффект может выражаться в согласии или отрицании. В случае согласия собеседники объединяются на основе подтвержденного общего знания.
Такой же механизм взаимодействия работает, когда говорящий "не комментирует" ни интерпретацию, ни события, в чем выражается не только непреложность его уверенности, но и "доверие" слушателю. Градус интеграции в этом случае выше, чем в первом.
Негативная оценка (негация) как событий, так и интерпретаций редко может стать основой для наррации. Негация скорее возможна как реплика в беседе или как предварительное испытание собеседника.
Чаще всего уверенность (в фольклористике именуемая достоверностью) или сомнение проявляется в т.н. операторах неуверенной оценки. Большинство рассказчиков демонстрируют ослабленную негацию, что выражается в применении дискурсивных словимпрессивов типа кажется, видимо (сомнение в перцептуальной информации) и слов-квотативов говорят, слышал, будто (сомнение в источнике информации). Квотативным значением также обладают обороты ходили слухи, по легенде и пр. К последнему типу примыкают и фольклорное обозначение нарратива говорящим как байки, слуха, сплетни (т.е. текста сомнительной достоверности) - Хочешь, расскажу тебе байку. Слова-квотативы демонстрируют нежелание говорящего брать всю полноту ответственности за произносимый текст. Ответственность за интерпретацию передается некоему индивидууму (друг моих друзей) или обществу (которое говорит, от которого слышал). Искренность рассказчика, пользующегося подобными вербальными "масками", значительно ниже. Он предлагает вариант интерпретации, но сама эта интерпретация для него не жизненно важна. Возрастает значение фатической стороны общения. От слушателя ожидается реакция на предложенную интерпретацию, но интеграция говорящий-слушающий на базе такой интеракции слабее.
Все эти приемы отражают отношение говорящего как к тексту, так и к слушателю, для которого этот текст произносится. Таким образом, можно судить о его целях, каковыми могут быть убеждение, развлечение, объяснение.
Точку зрения слушающего выражают его ответные реплики - согласия, отрицания, сомнения. О достоверности истории (оценка слушателя, а не говорящего) можно судить, например, по реакции на стимулы-названия нарративных форм, представленным в "Русском ассоциативном словаря". По материалам словаря анекдот, байки, сплетни ассоциируются в речевой практике носителей языка с враками, пустым, брехней, в то время как стимулы история, случай, сон, рассказ не вызывают таких реакций.
Ситуация рассказывания. Рассказывание историй происходит во время разговора, или налаженного "коммуникативного коридора" (термин С.Б. Адоньевой). Рассказывание вообще, а тем более рассказывание фольклорных историй, есть не только сообщение информации, но и манифестация своего жизненного credo. Обмен рассказами демонстрирует высокую степень открытости собеседников. Разнообразным ситуациям межличностной коммуникации (семьи, молодежной "тусовки", встречи одноклассников, распития пива в пятницу вечером и пр.) соответствуют специфические темы разговоров и репертуар нарративов.
Возможность и характер общения, в том числе и рассказывания, зависит от нескольких факторов. Во-первых, от продолжительности и "ответственности" коммуникации собеседников (время совместного пребывания в поезде, срок туристической путевки, длительная семейная жизнь). Во-вторых, от фактора активного/продолжающегося или пассивного/"законсервированного" общения собеседников. Например, вечер воспоминаний одноклассников обречен на обращение к раз и навсегда зафиксированному уровню "общего знания", что и определяет ограниченный репертуар нарративов. Общение на протяжении жизни друзей может переходить с одного статусного уровня на следующий - от подружек-подростков до подружек-бабушек. В-третьих, от мировоззренческой позиции рассказчиков - чем больше точек соприкосновения, моментов разделенного опыта, тем больше возможности о чем-то рассказать друг другу.
Роли участников (ведущий, поучающий, внимающий) зависят от половозрастного и социального статуса собеседников.
К прагматическим характеристикам также относятся функциональные показатели текстов. Функция или набор функций текста зависит как от степени достоверности текста, так и от внетекстовых характеристик (отношений рассказчика и слушателя, их социальных и половозрастных статусов пр.).
Рассказчик идентифицирует себя как члена определенного социума, тем самым называя себя. Еще одной социальной функцией является репрезентативная - в ситуации знакомства, когда оба собеседника готовы к взаимодействию, и обмен рассказами есть обмен "верительными грамотами". При помощи рассказов рассказчик как член социума обучает "неофитов" общей этике и системе ценностей (дидактическая функция) и регулирует внутренние и внешние отношения социума (регулятивная функция). Ценности общества проецируются (через событие-медиатор) на пространство, в чем выражается ориентационная функция текста. Социологи обращают внимание на функции "совместного обдумывания" и "сравнения опыта" рассказов в критической ситуации (Shibutani 1966) - психотерапевтическая функция. Прогностическую функцию принято считать доминирующей функцией слухов и толков. Финал, событие-следствие этих текстов направлено в будущее, но текст есть реакция на событие-причину в настоящем (ближайшем прошлом). Помимо прогностической функции (реакция на которую выражается в действиях - например, немедленной закупке продовольствия при слухах о скором их подорожании), эти тексты выполняют психотерапевтическую функцию. В большей или меньшей степени тексты несказочной прозы выполняют развлекательную (фатическую) и информационную функции.
Таким образом, в результате анализа прагматических характеристик были выявлены следующие группы функций:
социальные (идентификационная, дидактическая, регулятивная - трансляции опыта, в том числе ориентационная);
психологические (психотерапевтическая, прогностическая);
коммуникативные (развлекательная, информационная).
Пятая глава "Квазифольклорные нарративы в массовой прессе". Формы бытования современного городского повествовательного фольклора могут быть разнообразными и непривычными. Несказочная проза маркирована для фольклориста присутствием демонологического персонажа из известного пантеона, определенной ситуацией и приемами рассказывания (деревенская избушка, диалектная речь). Меж тем современная фольклорная проза заметно модифицировала форму (а вместе с ней и содержание). Наиболее заметны "фантомы" несказочной прозы в массовой прессе.
Речь в четвертой главе идет об ином, нежели устное, "агрегатном состоянии сообщения" (С.Ю. Неклюдов) - печатном. Обратимся за материалом к публикациям в так называемой "желтой" прессе. За отсутствием качественного профессионального определения, отнесем к ней такие газеты, принцип которых - "все жанры хороши, кроме скучного". Эти издания в наименьшей степени имеют отношение к политической, экономической информации, они также не предназначены и для узкой профессиональной аудитории. Цель этих газет заинтересовать любого вне зависимости от его имущественного или образовательного ценза, заинтриговать, удовлетворить любопытство.
Сходство подобных газет и повествовательного фольклора заключается в неофициальности информации, удовлетворяющей непосредственный интерес потребителей. В работе я анализирую содержания и структуру повествования в публикациях газет "Оракул", "Тайная власть", "Клюква", "Комсомольская правда", "Скандалы", "Новая страшная газета", "Петербург-экспресс", "Мегаполис". Цель моего анализа - выявление функциональных особенностей газетных заметок с традиционными (или похожими на традиционные) сюжетами.
Прагматика: визуальный ряд, названия, риторика. В отличие от устных рассказов, включенных в поток живой речи, газетные статьи имеют отчетливо обозначенные начало и конец повествования. Это не только словесные формулы, как, например, начало и концовка сказки, а визуальные знаки - кегль шрифта, заманчивая картинка, текст в рамке и т.д. Эти знаки предваряют повествование, служат имитацией диалога с читателем. Взглянув на них, читатель вправе перелистнуть страницу, отложить чтение, или, заинтересовавшись, продолжить его.
Устные фольклорные тексты не имеют названий, чаще всего они обозначаются post factum при издании описательно: "про...", "о...". Заголовок газетной статьи - своего рода "вещь в себе". Называние текста и повествование становятся двумя параллельными рядами, имеющими каждый свою структуру. Газетная страница представляет иерархию названий, различающихся по величине шрифтового кегля. Сюда входит мелкое постраничное воспроизведение логотипа газеты, номера ее выпуска, названия рубрик, на которые не всегда обращает внимание читатель, но служащие гарантией того, что тексты определенного содержания имеют свое место в газете. Кроме того название рубрики несет на себе печать отношения к публикуемому тексту редакции - "Привет с того света!", "Грани непознанного".
Как и в несказочном фольклоре, газетный текст "о необъяснимом" имеет код достоверности. Помимо места, времени произошедшего события, указываются имена и фамилии свидетелей. Текст почти всегда сопровождается фотографией места происшествия, героя, персонажа или их атрибутов. Это может быть "портрет" вампира или мутанта, снимок мистического места, оживающей скульптуры, могилы или загадочного предмета. Событие текста из сугубо словесного становиться зримым, входит в реальность, близкую читателю, приобретает правдоподобность. Изобилие доказательств изобличает приоритет факта события перед интерпретацией. Газеты, не дорожащие своей репутацией надежного источника информации, могут позволить себе реплики в рамочках - "Сколько в этом правды?" или "Фотография или компьютерный монтаж?", вступая с читателем в игру, давая повод не верить напечатанному. Таким образом, искренность и ответственность исключаются из условий осуществления коммуникации. Авторов текстов, берущих на себя ответственность за публикуемое, в "желтой прессе" очень не много.
Достоверность подтверждается ссылкой на мнение эксперта. Повышению его авторитета служат обозначение должности, всех возможных и невозможных званий. Эксперты выступают в роли медиаторов, которым автор статьи, не желая брать ответственности на себя, препоручает интерпретацию. Газетному тексту прежде всего нужно доказать факт, затем интерпретировать событие, и только в последнюю очередь убедить собеседника. Этому способствует и неопределенность адресата сообщения: потребителем информации об НЛО может стать скучающий в дороге пассажир и практикующий парапсихолог.
Рассказы могут входить в односоставный текст (один рассказ на статью) - например, публикации писем читателей, или составлять основу большой публикации, в которой разрабатывается темарезюме. Такой темой могут стать вещие сны знаменитых людей, привидения Петербурга, Кенигсберга и пр. Структура рассказов, публикуемых в желтой прессе, идентична устным. Встречаются причинно-следственные и "героецентрические" способы связывания событий.
Пространство в газетных заметках приобретает сюжетообразующую роль. "Энергетически неблагополучным" может стать любое место, до происшествия не вызывавшие никаких подозрений. Пространство модифицируется, выворачивается наизнанку, появляются тоннели в иной мир, из темноты возникают "светящиеся предметы" и т.д. Граница подпространств, необходимая для свершения события в тексте, пролегает в перспективе, построенной на оппозиции внутри/снаружи. Выводы, к которым приходят рассказчики, а также "мнения экспертов" или риторические вопросы, типа "С кем довелось встретиться ему под землей?", показывают, что результатом действия (а именно пересечения - вольного или невольного - границы мира привычного) является получение информации о существовании потустороннего мира.
Современный горожанин, переживая, а вернее, сопереживая встречу с мистическим в газетной статейке, справляется с этим посредством рационализации. Квазинаучные объяснения происшествия, как и мнения экспертов, вписывают таинственное в картину мира современного человека. Такой способ интерпретации событий замечен еще в 1924 г.: тогда в Одессе ходили толки о столкновении Земли с Марсом и о последующей лютой стуже, причем не только среди базарных торговок, но и в интеллигентной среде, где к слухам прибавляли квазинаучные объяснения. В современном позитивистском мышлении - проявление некоей положительной или отрицательной энергии. Квазинаучные истолкования - самый популярный и доступный современному человеку способ переживания этого столкновения. "Желтая" пресса использует как наиболее продуктивные матрицы рассказывания представление о проявлениях отрицательной и положительной энергии в обыденном мире, о человеке как о пассивном получателе информации.
Специфика газетных заметок состоит в том, что большую ценность приобретает информация как таковая. Если собеседникам в разговоре важно интерпретировать происшедшее, а уж потом обсудить способ интерпретации, то "пишущему" хочется поделиться мистическим и непонятным с единомышленниками. Рассказчики-персонажи, читатели готовы стать получателями информации (активными или пассивными), которая воспринимается как положительный или отрицательный результат.
Предлагая способ истолкования информации о событиях (апелляция к паранаучному знанию), желтая пресса преимущественно не берет ответственности за факты и интерпретации, не показывают модели поведения, следовательно, исключают дидактическую функцию из целей повествования. Происходит трансформация текста в развлекательный по преимуществу. Доминирование развлекательной функции нейтрализует действие всех остальных (прогностическая, психотерапевтическая, идентификационная). Активизироваться эти функции могут при обсуждении публикаций в беседе. Тогда собеседники выносят суждения, соглашаются с интерпретацией или отрицают ее. Таким образом, современные газетные заметки "о необъяснимом", синтаксически похожие на устные рассказы, существенно отличаются от них функционально.
Заключение
Диссертационным исследованием в научное обращение введен большой корпус нового нарратологического материала. Для этого через формальные показатели продемонстрирована фольклорная природа устных нарративов, бытующих в современном городе. В результате анализа текстов на разных уровнях (синтаксическом, семантическом, прагматическом) был описан феномен современного устного рассказа. На всех уровнях анализа были выявлены дифференциальные признаки текстов:
по характеру действователя - с активным и пассивным героем,
по способу связывания событий в тексте - причинно-следственные, "героецентрические",
по характеру сюжетной связки - этической, мифологической, религиозной,
по дейктической направленности пространственно-временных отношений текста - личный и общественный хронотоп,
по степени достоверности текста - строгой достоверности, нестрогой достоверности,
набору функций,
которые в совокупности использовались в определении отдельных жанровых комплексов устных рассказов. При этом под "жанром" понимается не только тематическая или стилистическая общность текстов, но группа текстов, объединенная общностью синтагматических, семантических и прагматических характеристик (что, как и зачем). Таким образом, в результате диссертационного исследования стало возможным более четко определить отдельные жанровые комплексы (в качестве обозначений этих комплексов употреблены уже устоявшиеся в фольклористике термины).
Былички (мифологические рассказы) - тексты причинно-следственного типа с мифологической сюжетной связкой, личным хронотопом, строгой или нестрогой достоверности, со следующим возможным набором функций: идентификационной, дидактической, регулятивной, ориентационной, психотерапевтической.
Предания - тексты причинно-следственного типа с мифологической или этической сюжетной связкой, общественным хронотопом, строгой или нестрогой достоверности с возможными функциями: идентификационной, дидактической, регулятивной, ориентационной, информационной.
Чудеса (легенды) - тексты причинно-следственного типа сюжета с религиозной (христианской) сюжетной связкой, личным или общественным хронотопом, предпочтительно строгой достоверности, с идентификационной, дидактической, регулятивной, ориентационной, психотерапевтической функцией.
Слухи - тексты причинно-следственного типа сюжета с мифологической или этической связкой связкой, предпочтительно общественным хронотопом, нестрогой достоверности, с регулятивной, психотерапевтической, прогностической, информационной функцией.
Байки (исторические анекдоты) - тексты с активным героем с этической сюжетной связкой, общественным хронотопом, предпочтительно нестрогой достоверности, с идентификационной, регулятивной, развлекательной функцией.
Итак, в результате описания феномена современного городского нарратива был предложен алгоритм анализа текстов по выявленным дифференциальным признакам. Рассмотрение значительного корпуса фольклорных нарративов по этому алгоритму определило несколько жанровых комплексов, объединенных общностью синтагматических, семантических и парадигматических характеристик. Не настаивая на жесткости предложенной классификации, можно утверждать, что жанровые области определены по признакам, имманентным текстам. Дальнейшие исследования современного фольклорного нарратива позволят уточнить и дополнить предложенную систему описания и предварительную классификацию жанровых комплексов современного городского устного рассказа.
Публикации по теме диссертации
Заметки к фольклорной карте Москвы // Живая старина. - 1997. - № 3. - С. 10 - 12.
Рассказ как опыт переживания таинственного (по публикациям желтой прессы) // Литературное обозрение. - 1998. - № 2. - С. 81 - 83.
О зависимости функции текста от формы его бытования // Мифология и повседневность. Материалы научной конференции 18 - 20 февраля 1998 года. - Санкт-Петербург, 1998. - С. 7 - 13.
Логика московской путаницы (на материале московской несказочной прозы конца ХVШ - начала ХХ в.) // Москва и "московский текст" русской культуры. Сборник статей. - М., 1998. - С. 98 - 118.
"Рассказ" и "разговор": мужской и женский текст в русской городской народной культуре // Мир народной картинки. Материалы научной конференции "Випперовские чтения - 1997". - М., 1999. - С. 212 - 221.