<< На главную страницу

На правах рукописи

СУПРЯГА Светлана Васильевна

ЛЕКСИКА РУССКОЙ НАРОДНОЙ ЛИРИЧЕСКОЙ ПЕСНИ В ИНОЭТНИЧЕСКОМ ОКРУЖЕНИИ

Специальность 10.02.01 – русский язык

АВТОРЕФЕРАТ

диссертации на соискание ученой степени

кандидата филологических наук

Орел – 2000

Работа выполнена на кафедре русского языка

Курского государственного педагогического университета

Научный руководитель – доктор филологических наук,

профессор Хроленко А.Т.

Официальные оппоненты – доктор филологических наук,

профессор Макаров В.И.,

– доктор филологических наук,

профессор Изотов В.П.

Ведущая организация – Белгородский государственный университет

Защита состоится " 11 " марта 2000 г. в 9 часов на заседании диссертационного совета Д 113.26.01 в Орловском государственном университете по адресу: 302015, Орел, ул. Комсомольская, 41, ауд. 29

С диссертацией можно ознакомиться в научной библиотеке Орловского государственного университета

Автореферат разослан "____"______________2000 г.

Ученый секретарь

диссертационного совета В.Н. Гришанова

Одним из неиссякаемых источников изучения культуры любого народа является фольклор, который представляет собой бесценный материал для исследования истории народа, его языка, помогает лучше понять его ментальность.

Так, фольклорные материалы, собранные среди русского старожильческого населения Латвии, широко отражают его историю, быт, обычаи и язык. Сборник материалов по русскому старожильческому фольклору Латвии И.Д. Фридриха "Русский фольклор в Латвии. Песни, обряды, детский фольклор" [1972] представляет собой ценный источник для более глубокого изучения языковых процессов и связей русских островных говоров в иноязычном окружении.

Собирание фольклора среди русского старожильческого населения Латвии было начато И.Д. Фридрихом в 1926 году. Историческое прошлое русских, живущих в тех местностях, где делались записи фольклора, весьма своеобразно. Процесс переселения их на территорию Латвии продолжался в течение ряда веков, и в его основе лежали различные, порой очень сложные историко-экономические факторы. Фольклористическая наука одной из первых осознала новый интернациональный контекст бытования памятников народного поэтического творчества.

Чем многообразнее, богаче по форме и содержанию объект изучения, чем сложнее и шире выдвигаемые в процессе исследования проблемы, тем более емким и многогранным должен быть метод исследовательской работы. И тем сильнее в такой ситуации столкновение различных подходов, взглядов, обоснований. Наглядное свидетельство тому – весь процесс развития фольклористики.

В XX веке такие ученые, как В.Я. Пропп, А.П. Евгеньева, А.В. Десницкая, П.Г. Богатырев, И.А. Оссовецкий, Д.С. Лихачев, С.Г. Лазутин, С.Е. Никитина, А.Т. Хроленко, Е.Б. Артеменко и другие, разрабатывали и разрабатывают различные теоретические и практические подходы к изучению языка фольклора. Так, на данном этапе вполне сформировалась наука, именуемая лингвофольклористикой.

Проблемами языка фольклора сегодня занимается очень широкий круг ученых, существует несколько центров лингво-фольклористики, для которых языковедческая проблематика является преобладающей. Предлагаемое исследование также подчинено общей задаче, решаемой курскими учеными в рамках проекта составления Словаря языка русского фольклора.

Итак, исходя из сказанного выше, можно судить об актуальности данного исследования. Обращение к изучению устного народного творчества в иноэтническом окружении обусловлено повышенным интересом к русской народной духовной культуре в целом и нерешенностью многих вопросов, связанных с изучением русского народно-поэтического творчества в условиях длительной изоляции, в частности.

Объектом исследования стала русская народная лирическая песня, записанная на территории Латвии.

Предметом исследования является лексический ярус русской народной песни, долгое время бытовавшей в окружении иноязычного этноса.

Базой эмпирического материала для сопоставительного анализа послужили словники, составленные по русским песням, собранным И.Д. Фридрихом в Латвии [Супряга 1997: 22 – 52], а также по сборникам русского фольклора, записанного в различных регионах России [Моргунова 1995: 14 – 48; Климас 1998: 41 – 72; Петрова 1998: 42 – 70; Шишкова 1998: 21 – 36; Крисанова 1998: 37 – 64 и др.].

Словник песен русского фольклора Латвии (далее – РФЛ) составлен нами на основе следующих разделов сборника И.Д. Фридриха "Русский фольклор в Латвии: Песни, обряды и детский фольклор" [1972]: календар-но-обрядовая поэзия (52 текста); песни свадебного обряда (155 текстов); необрядовые песни (любовные и семейные: 52 и 58 текстов соответст-венно). Календарно-обрядовые песни рассматривались нами как лири-ческие на основании замечания И.Д. Фридриха: "В календарные празд-ники, кроме обрядовых песен, стали исполняться и необрядовые. Это были обычные лирические песни, особенно любимые, а потому с охотой испол-нявшиеся при первом удобном случае. <…> К началу моей собирательной работы исполнение лирических песен вместо обрядовых наблюдалось повсеместно и в дальнейшем все более возрастало" [Фридрих 1972: 23].

Цель работы: исследовать лексику русской народной лирической песни, бытовавшей длительное время на территории Латвии, определить ее своеобразие в сравнении с лексикой лирических песен России, выяснить, претерпела ли она заметные изменения под влиянием иноязычной культуры или осталась непроницаемой и неизменной.

Поставленная цель обусловила следующие задачи исследования:

1) создание словоуказателя, словника и частотного словаря русской народной лирической песни в Латвии; 2) установление квантитативной устойчивости лексики русской лирической песни в иноэтническом окружении по некоторым основным параметрам (частотность, коэффициент лексического разнообразия словаря, процент содержания в нем низкочастотной и высокочастотной лексики, частеречный состав словника и другим); 3) статистическая обработка данных; 4) определение сопоставляемых фрагментов фольклорной картины мира, составление тематических кластеров; 5) выявление корпуса лексем, репрезентирующих каждый фрагмент; 6) составление лексикографического описания отдельных лексем в форме словарных статей; 7) методом аппликации словарных статей, описывающих лексемы, которые соответствуют одному и тому же концепту в различных корпусах текстов, выявить сходство и различие в семантической структуре лексем и их внутритекстовых связях; 8) выявление лексем, характерных только для русских лирических песен Латвии, их лексикографическое описание, этимологический и диалектологический анализ; 9) выяснение влияния иноязычного этноса на лексику русских лирических песен.

Научная новизна заключается в том, что это первое системное исследование народно-поэтической лексики в условиях иноэтнического окружения вообще и в Латвии в частности.

Теоретическая значимость и практическая ценность работы. Исследование способствует решению теоретических проблем лингвофольклористики, теории языка, культурологии. Материалы могут быть использованы в лексикографии, курсах русской диалектологии, современного русского языка и фольклористики.

Основные методы исследования. Предлагаемое исследование носит комплексный характер, а потому потребовало привлечения системы исследовательских методов, методик и приемов, среди которых особенно активно использовались методы описательный и сопоставительный, методика компонентного и квантитативного анализов, применялась статистическая обработка данных машинным методом. Количественные данные использовались также в качестве показателя какой-либо тенденции – это так называемый симптоматический анализ. Использовался в работе и анализ лексико-семантических групп, проводилась регулярная проверка по словарям. При исследовании лингвистической стороны народно-песенных текстов учитывался фольклористический аспект.

Активно использовался в работе предложенный курскими лингвофольклористами прием аппликации лексикографических "портретов" слова (См.: [Хроленко, Климас, Моргунова 1994: 7 – 11]).

"Лексикографический портрет" слова в нашем понимании состоит из семи структурных частей: (1) идентифицирующей; (2) парадигматической; (3) синтагматической; (4) парадигматико-синтагматической; (5) словообра-зовательной; (6) функциональной; (7) дополнительно-информационной.

При составлении словарных статей использовались следующие условные обозначения, предложенные А.Т. Хроленко и М.А. Бобуновой: #: база статьи (корпус лексикографически представленных текстов); заглавное слово (количество словоупотреблений); `толкование` (где это требуется); иллюстрация; ||: изофункциональные слова; =: варианты акцентные, морфемные и иные, включая диминутивы; S: связи с существительными; А: связи с прилагательными; V: связи с глаголами; N: связи с числительными; Adv: связи с наречиями; /…/: ассоциативные ряды; +: дополнительная информация, комментарии.

Отметим, что при реальном лексикографическом описании той или иной лексемы отдельные блоки структуры статьи окажутся пустыми. Это зависит от (1) количества словоупотреблений лексемы; (2) от частеречной принадлежности ее; (3) от ее функции в поэтическом тексте; и др.

Если лексема представлена всего одним словоупотреблением (или двумя в случае повтора), мы ограничиваемся текстовой иллюстрацией и связи лексемы не описываем, поскольку они очевидны [Бобунова, Хроленко 1999: 5 – 7].

Каждый фрагмент лирической картины мира репрезентируется определенной совокупностью лексем различной частеречной принадлеж-ности. Этот набор лексем принято именовать кластером. Кластер (англ. сluster – `кисть, рой`) – это объединение языковых элементов, обладающих некоторыми общими признаками [Комлев 1995: 57]. Кластерный подход в нашем представлении – это лексикографическое описание всех входящих в кластер лексем с параллельным установлением всех связей каждого слова с остальными словами, представляющими один и тот же фрагмент фольклорной картины мира [Бобунова, Хроленко 1999: 10].

Апробация работы. Основные идеи и результаты диссертационного исследования обсуждались на заседаниях кафедры русского языка Курского госпедуниверситета, излагались на аспирантско-докторантских семинарах лаборатории фольклорной лексикографии КГПУ (1996 – 1999 гг.), представлены в материалах научных конференций "Юдинские чтения – 98: Фольклор и мировая культура"; "Информатизация образования – 98" (в соавторстве), а также в четырех публикациях [1996 – 1999] (одна из них – в соавторстве).

Положения, выносимые на защиту: 1.По таким количественным параметрам, как частотность, коэффициент лексического разнообразия словаря, процент содержания в нем низкочастотной и высокочастотной лексики, частеречный состав словника, обнаруживается и статистически подтверждается определенная квантитативная устойчивость лексики русской лирической песни в окружении иноязычного этноса. 2. Однородный структурный состав различных корпусов текстов обнаруживает сходное лексическое наполнение. 3. Лексика, характерная только для лирических песен Латвии, имеет единичную частоту употребления и содержит высокий процент диалектных слов (чаще всего это словообразовательные, лексические и лексико-фонетические диалектизмы). 4. Язык русского народного поэтического фольклора Латвии устойчив к иноэтническому влиянию.

Структура работы. Диссертационное сочинение состоит из введения, трех глав, заключения, приложения, включающего список сокращений, список использованной литературы (более двухсот сорока наименований), словник и частотный словарь РФЛ, таблицы для проверки гипотез однородности словников критерием "хи-квадрат", кластеры словарных статей, список лексем, характерных только для РФЛ. Текст изложен на 186 страницах рукописи.

Содержание работы. Во введении содержится обоснование актуальности избранной темы, определяются объект, предмет, цель и задачи работы, характеризуется база фактического материала и методология исследования, оценивается научная новизна, практическая и теоретическая значимость диссертации, формулируются положения, выносимые на защиту.

В главе первой "Квантитативная устойчивость лексики русской народной лирической песни в иноэтническом окружении" исследуется лексика русской лирической песни Латвии по общим параметрам, таким, как частотность, коэффициент лексического разнообразия словаря, процент содержания в нем низкочастотной и высокочастотной лексики, частеречный состав словника и другим по методике, разработанной в рамках курской научной школы лингвофольклористики.

1.1. Характеристика частотных параметров лексики лирических песен РФЛ в сравнении с лексикой народных песен юга и севера России. По количеству лексем низкочастотной и частотной лексики, а также по числу словоупотреблений рассматриваемые словники имеют практически одинаковые показатели, если учитывать разницу в объеме выборки.

Из десяти наиболее частотных лексем всех рассматриваемых словников совпадают шесть: белый, быть, девушка, милый, молодой и пойти. Из них лексемы быть, девушка, милый во всех трех словниках находятся не ниже пятой позиции по частотности. Совпадают 8 из 10 высокочастотных слов песен РФЛ и южных песен: батюшка, белый, быть, девушка, матушка, милый, молодой, пойти; у словарей южных и северных песен совпадают лексемы белый, быть, девушка, зеленый, милый, молодой, пойти; у РФЛ и северных песен – белый, быть, девушка, милый, молодой и пойти.

1.2. Сопоставительный анализ лексики лирической песни с точки зрения частеречного соотношения. Частеречное соотношение частотной лексики для всех корпусов текстов оказалось несколько иным, чем в словнике в целом: увеличивается процентное содержание лексем всех частей речи, кроме глаголов. Удельный вес частотных лексем внутри каждой части речи неодинаков: максимальный процент у числительных, минимальный – у глаголов по всем трем корпусам текстов. Это объясняется тем, что большое количество глаголов (45 – 64% от общего числа) имеет частотность 1. Имена в сумме составляют 60% – 64% частотной лексики по корпусам текстов; наречия и глаголы 36% – 40%.

Все три корпуса текстов лирических песен в качестве самых частых выделяют почти одни и те же предметы, признаки, действия, их модификаторы и количества. Совпадения составляют 50 – 70%, причем на уровне предметов, действий, модификаторов действий и количества наибольший процент совпадения частотный словарь песен РФЛ обнаружил со словарем южных песен (60 – 90%), на уровне признаков – со словарем северных песен (80%). Исходя из этого, можно сказать, что песни РФЛ в этом плане несколько ближе к песням юга России.

Итак, при общем анализе частеречного соотношения народно-песенной речи по всем трем корпусам текстов существенных различий мы не обнаружили, и более детальное рассмотрение десяти самых частых слов каждой части речи также позволило нам отметить достаточное сходство лексики песен, долгое время бытовавших на территории Латвии, с лексикой песен севера и юга России.

1.3. Сравнение количественных параметров лексики песен РФЛ с лексикой свадебных обрядовых песен. Выяснилось, что свадебные песни близки по квантитативным показателям как русским лирическим песням, записанным на территории Латвии (тем более что почти половина послед-них относятся к свадебному обряду), так и песням севера и юга России.

1.4. Сопоставление первых ста лексем частотного словаря РФЛ и других словарей русского фольклора дало следующие результаты:

Из первых ста слов частотного словаря РФЛ всего шестнадцать не попали в это число в других корпусах текстов.

1.5. Статистическая обработка данных.

Таким образом, нами было выявлено очевидное сходство в составе и частотности лексики, в перечне самых частых слов лирической песни севера и юга России с русскими лирическим песнями, долгое время бытовавшими в Латвии. Однородность трех сравниваемых словников была подтверждена и в результате статистической обработки полученных эмпирическим путем данных. Все это может свидетельствовать о квантитативной устойчивости лексики русской лирической песни вне зависимости от ее региональной дифференциации, и, как в нашем случае, изолированности от "метрополии".

Глава II представляет собой "содержательный анализ лексики лирической песни РФЛ в сравнении с лексикой русского фольклора на его исконной территории".

2.1. Сопоставление качественного состава высокочастотной лексики словников песен РФЛ, севера и юга России. Высокочастотные существительные распределились по четырем основным кластерам неравномерно. Наиболее объемными оказались группы социофакты и натурфакты, которые мы сочли возможным, в свою очередь, разбить на несколько подгрупп. В наименованиях социофактов в подгруппе "родственные отношения" оказались четыре общие для всех трех словников лексемы: батюшка, жена, матушка, муж; лексема сестра есть только в РФЛ и южных песнях; дочь – в РФЛ и в северных песнях, не имеют аналога в других словниках лексемы РФЛ мать и мама, являющиеся однокоренными с матушкой, которая есть во всех трех словниках, и кормилец, которая обычно употребляется в песне как изофункциональное слово к существительному батюшка. Что касается лексем данной части речи, связанных с возрастными характеристиками лирического героя, то здесь в РФЛ доминируют различные варианты лексемы девушка (девица, девка, девчонка). Высокочастотна и лексема молодец, попавшая в число первых ста лексем всех рассматриваемых частотных словарей. Лексема молодешенька (в РФЛ) близка по значению лексеме молодушка (в южных песнях). К прочим социальным градациям относим в РФЛ шесть лексем, из которых три (гость, друг и люди) встречаются в других частотных словарях, не имеют аналога только существительные князь, сват и подруга, впрочем, подруга – родовой антоним лексемы друг, а у князя (в РФЛ) есть похожее по концепту – боярин (в южных песнях).

Наименования натурфактов мы разбили на пять подгрупп. Так, в первой подгруппе ("рельеф") в РФЛ отмечено пять лексем, и все они присутствуют в рассматриваемом объеме частотных словарей северных и южных песен (однако гора есть только в словарях РФЛ и северных песен). Все пять лексем, относящиеся к внешности человека, имеющиеся в частотном словаре РФЛ, имеют место и среди высокочастотных слов словарей северных и южных песен (в последнем отсутствует только лексема голова). Животный мир представлен в РФЛ всего двумя высокочастотными лексемами: конь и соловей, которые есть как в словаре южных, так и в словаре северных песен. Из группы "растительный мир" в РФЛ есть только два существительных: калина и мак, причем калина есть и в словаре южных песен. Высокая частотность лексемы мак в РФЛ объясняется тем, что в одной только песне оно употреблено 25 раз, а его индекс частотности – 26 (то есть появление этого слова среди высокочастотных можно считать случайным). Среди лексем, называющих в РФЛ прочие факты природы, четыре из семи имеют место в двух других частотных словарях. Это вода, ночь, свет и сторона. Не встретились среди первых ста высокочастотных слов других словарей лексемы ветер, день и цвет.

Кластер ментифакты в рассматриваемом объеме частотного словаря РФЛ представлен четырьмя лексемами: воля, горе, душа и краса. Из них только воля и краса не встретились в аналогичных кластерах двух других словарей. Все шесть лексем тематической группы "артефакты": двор, окно, сад, стол, терем и улица встретились среди ста высокочастотных слов южных и северных песен.

Итак, общий процент совпадения наиболее частотных существитель-ных частотного словаря РФЛ со словами этой части речи двух других частотных словарей составляет 71 – 82%, т. к. шесть существительных РФЛ можно считать условно совпавшими (они либо имеют изофункциональные слова, либо являются производными от слов, имеющихся среди высокочастотной лексики словарей южных или северных песен).

Высокочастотные глаголы всех корпусов текстов можно условно разбить на пять тематических групп, наиболее многочисленные из которых глаголы движения (гулять, идти, пойти, прийти, пройти и ходить) и состояния (быть, жить, сидеть/сесть, спать). Пять лексем кластера "глаголы движения" РФЛ (за исключением пройти, производного от идти), присутствуют также среди ста высокочастотных лексем словарей южных и северных песен. Только в южных песнях присутствует лексема выйти (так же, как и пройти в РФЛ, производная от идти).

Глаголы состояния в высокочастотной лексике РФЛ представлены пятью лексемами (быть, жить, сесть, сидеть и спать), четыре из которых присутствуют в словарях южных и северных песен. Отсутствует в них только глагол сесть, котрый является видовой парой глагола сидеть (отметим, что в словнике южных песен эта видовая пара глаголов сведена в одну лексему сидеть).

Менее объемны оставшиеся три кластера: глаголы, выражающие умственную, психическую деятельность человека, глаголы, связанные с речью, глаголы, называющие другие виды деятельности. Кластер глаголов, выражающих умственную, психическую деятельность, представлен в частотных словарях песен РФЛ и южных песен только двумя высокочастотными лексемами: любить и хотеть. В северных песнях из этих двух глаголов присутствует только один – любить, зато есть еще два других: знать и плакать. Из глаголов, связанных с речью, в РФЛ, как и в северных песнях, – три высокочастотных глагола: говорить, сказать и петь. В южных песнях – только говорить и сказать. Лексемы данной части речи, не вошедшие в перечисленные четыре группы, мы определили как глаголы-номинанты других видов деятельности. К ним в словаре РФЛ относим слова взять, дать и отдать. Глаголы взять и дать есть и в южных, и в северных песнях. А лексема отдать является производной от дать. Таким образом, все кластеры наиболее частотных глаголов словаря РФЛ можно считать идентичными с кластерами высокочастотной лексики этой части речи словарей южных и северных песен. Процент совпадения составляет 89 – 100% (три производных глагола можно считать условно совпавшими).

Высокочастотные прилагательные мы разделили на пять основных кластеров. Из них наименьший по объему – прилагательные, выражающие возрастные признаки. По всем корпусам текстов этот кластер содержит всего две лексемы – молодой и старый. Родственные отношения представ-лены в словаре РФЛ тремя прилагательными: родной, родимый и чужой, в словарях южных и северных песен – двумя: родной и чужой. Если учесть, что слова родной и родимый очень близки по значению, то можно сказать, что и в этом кластере по трем корпусам текстов обнаруживается полное совпадение. Кластер характеристика лирического героя в РФЛ содержит пять лексем: буйный, добрый, дорогой, любезный и милый, из которых три – добрый, любезный и милый встречаются в южных и северных песнях. В сто высокочастотных слов РФЛ вошли колоративные прилагательные белый, зеленый и красный, которые присутствуют и в северных, и в южных песнях, где помимо перечисленых лексем есть еще прилагательное черный (в обоих корпусах текстов), а также вороной (в южных песнях), серый и сизый (в северных песнях). Другие признаки в РФЛ выражены оценоч-ными прилагательными высокий, золотой, новый, темный, хороший, чистый и широкий (присутствуют в северных и южных песнях), дубовый и шелковый. Итого, по пяти кластерам прилагательных из 21 высокочастот-ной лексемы в РФЛ 16 присутствуют в южных и северных песнях (с учетом синонимии лексем родимый и родной – 17). Так, процент совпадения составляет 81%.

Среди ста высокочастотных лексем словаря песен РФЛ всего четыре наречия, и только два из них встретились в других корпусах текстов: модификатор места где (в южных песнях) и модификатор экзистенции как (в южных и северных песнях). Итого: 50% совпадения. Заметим, что у южных и северных песен совпадает только одно наречие как.

Все высокочастотные числительные словаря РФЛ – количественные: один, два, три. Они присутствуют среди ста первых лексем частотных словарей южных и северных песен, где помимо них есть еще порядковые числительные (первый, третий, другой `второй` – в южных песнях и третий – в северных).

Итого по кластерному анализу из первых ста слов частотного словаря песен РФЛ 84 лексемы (в том числе 10 условно) имеют аналог среди высокочастотной лексики словников песен юга и севера России.

2.2. Сопоставление отдельных кластеров. Выбор лексем для нашего сравнительного анализа был обусловлен двумя соображениями: во-первых, лексема должна быть достаточно частотна в большинстве сравниваемых корпусов текстов, то есть должна иметь довольно регулярное употребление в текстах русских песен, во-вторых, она должна нести определенную поэтическую нагрузку и непременно должна играть важную роль в представлении фольклорной картины мира. 2.2.1. Цветообозначения. В РФЛ ахроматические цвета представлены прилагательными белый, черный и серый, которые присутствуют во всех рассматриваемых корпусах текстов. Лексема бельчистый имеет значение `белесоватый` – это диалектное слово, как и бельянский в северных песнях. Существительное белянки является вариантом отмеченной во всех лирических песнях лексемы белила. Глаголы белеться и белиться также зафиксированы в словниках лирических песен, лексема беловаться является диалектным вариантом глагола белеться. Глагол чернеться имеет в северных песнях невозвратный аналог – чернеть и однокоренной глагол чернить в южных песнях. Наречие бело имеет соответствие в южных песнях, а лексема белешенько является его диминутивной формой. Композиты белолицый и чернобровый как постоянные эпитеты лирического героя присутствуют, кроме РФЛ, в южных и северных песнях. Прилагательные черноземный и нечерноземный в РФЛ являются производными от существителього чернозем, которое встречается в северных песнях. Не имеет аналога в других корпусах текстов только композит белорыбица `рыба из рода лососей` [Даль: I: 376], производный от сочетания белая рыба, очень частотного в русской фольклорной традиции. Таким образом, лексемы, называющие в РФЛ ахроматические цвета, можно считать полностью представленными в других корпусах текстов с учетом сделанных замечаний. Монохроматические цвета в РФЛ обозначаются восемью прилагательными, все они почти в полном составе представлены в других корпусах текстов. Композиты в этой группе единичны и присутствуют только в РФЛ (желтокудрявый) и северных песнях (темно-синий). К составным цветам в РФЛ относим прилагательное белорумяный, которое можно считать контаминацией наречия бело и прилагательного румяный и красно-зеленый. В южных песнях – белозоревый и белорозовый. В северных и свадебных песнях такие наименования вообще отсутствуют. Эпитет белорумяный (в РФЛ) построен по той же модели, что и белозоревый и белорозовый (в южных песнях), то есть корень бел- носит не номинативный, а оценочный характер. Прилагательное красно-зеленый также вполне соответствует принципам русской фольклорной семантики. Колоративы, обозначающие сложные цвета, составляют довольно многочисленную группу, по количеству лексем стоящую в одном ряду с номинантами ахроматических и монохроматических цветов. Лексемы вороной, лазоревый, румяный, русый, сизый, цветной присутствуют во всех четырех сравниваемых словниках; лексемы седой и сивый – в трех (кроме свадебных песен). Существительные румяны и румяночка (РФЛ) являются вариантами лексемы румяна, отраженными во всех остальных корпусах лирических песен. Существительное цвет и глагол румяниться присутствуют во всех четырех корпусах текстов. Композит из песен РФЛ сивогривый не имеет соответствия в рассматриваемых корпусах текстов, зато он встречается в исторических песнях. Лексемы самоцветный и сизокрылый присутствуют во всех четырех словниках, а разноцветный – в двух (в РФЛ и в свадебных песнях). Не имеет аналога в других словниках лексема рябокартавый, которая представляет собой контаминацию двух неоднородных прилагательных: рябый и картавый. Рябый отмечен в словнике южных песен, картавый – русское диалектное слово, не относящееся к цвету. Итак, в колоративном кластере РФЛ содержатся лексемы, регулярно используемые русским фольклором для наименования цветов и выражения оценки. Небольшие расхождения в составе колоративных композитов объясняются богатством возможностей фольклорного словообразования. 2.2.2. Наименование элементов рельефа, водоемов и их частей. Из лексико-тематической группы РФЛ "Рельеф, его элементы" почти все лексемы имеют аналог в других словниках. Долина и вдолинушка, луг и вылужка, поле и полье являются вариантами литературное / диалектное. Лексемы гора и камень также встречаются в других корпусах песен. Не имеет соответствия в песнях других регионов только канава, один раз встретившаяся в песнях РФЛ. Полагаем, что единичное словоупотребление одной этой лексемы не может указывать на закономерное отличие этой группы слов РФЛ от других сравниваемых корпусов текстов. Группа слов, обозначающая "водоемы и их части", в РФЛ в целом совпадает с аналогичной лексикой северных, южных и свадебных песен с учетом того, что лексему озеро здесь представляет диалектное слово ставок. Итак, состав кластеров "Рельеф" и "Водоемы" можно считать соответствующим аналогичным кластерам других корпусов текстов. 2.2.3. Орнитонимы. В РФЛ представлены все те же птицы, что и в других корпусах текстов, за исключением "журавля" (орнитоним журава) и "аиста" (диалектное калист). "Ворон" обозначен тремя лексемами: ворон, краклин и крукса. Рябчик встретился в песнях РФЛ только один раз, и то в значении `блюдо` – "есть рябчика". Диалектным лексемам утя и вутя соответствуют утка и утица в других корпусах текстов. Не имеющие совпадения в других словниках лексемы журава, калист, краклин и крукса имеют единичное употребление, то есть на примере орнитонимов нам также не удалось заметить радикального отличия лексики РФЛ по отношению к русским песням на их исконной территории. 2.2.4. Этнический портрет. Почти все лексемы концепта "Портрет" РФЛ имеют соответствие в других корпусах текстов. Так, борода, бровь, волосы, глаза, голова, коса, кудри, кудрявый, лицо, очи, уста, шея, щека присутствуют во всех четырех сравниваемых словниках, ус(ы), ухо, чернобровый – в трех из них. Не нашли отражения в других корпусах текстов только следующие прилагательные РФЛ: губастый, усатый и хохлатый – эпитеты, производные от лексем усы, губы, хохол, отмеченных в других словниках. Композит желтокудрявый имеет аналог в северных песнях – эпитет белокурый. Таким образом, можно утверждать, что все лексемы РФЛ, представляющие в песнях портрет лирического героя, полностью соответствуют составу данного кластера в других сравниваемых корпусах текстов.

2.3. Сопоставление наиболее значимых в фольклористическом аспекте лексем. "Белый". Сочетаемость лексемы белый в песнях РФЛ вполне соответствует законам русской фольклорной поэтики: белыми являются лирические персонажи, их одежда и все, что их окружает и служит символом любви и молодости. Частотны словосочетания белая лебедка (метафорическое обозначение лирической героини), белое лицо, белая рука (две ключевые детали описания человека в фольклоре), белый шатер (идеализированное место пребывания влюбленных и брачующихся), белый свет (фразеологизированный знак жизни, мира, начала дня), белый камень (символический топос русского фольклора – знак жизненного выбора). "Река". Лексема река в РФЛ употребляется так же, как и в других корпусах текстов: совпадают варианты, наиболее частотные сочетания с существительными, прилагательными и глаголами (движения, нахождения и пересечения). "Голубь". Русский народный фольклор в иноэтническом окружении использует традиционные для русского устного народного творчества формулы в употреблении орнитонимов в тексте лирических песен, что мы смогли проследить и на примере лексем голубь и голубка. "Лицо". На примере существительного лицо нам также удалось подтвердить устойчивость лексического состава и внутритекстовых связей песен РФЛ к влиянию иноязычного этноса.

Русский фольклор Латвии продемонстрировал нам сохранность общей концепции произведений. Стоит отметить также то, что и план выражения достаточно хорошо сохранился.

Глава III. Лексика, отмеченная только в лирических песнях РФЛ.

Сравнение словника РФЛ со словниками песен юга и севера России позволило составить список несовпавших лексем (3.1.). Далее из списка были исключены лексемы, не отмеченные в словарях (3.2.). Лексикогра-фическое описание слов, встретившихся только в песнях РФЛ (всего 75 единиц) занимает основную часть данной главы (3.3.). Среди них:

Диалектологический анализ позволил выявить характерные черты поэтической лексики РФЛ (3.5.). Как было отмечено И.Д. Фридрихом, диалект русского старожильческого населения Латгалии "близок языку псковского заселения". Лексика РФЛ также большей частью имеет черты, характерные для западной группы говоров, в частности, значительный массив лексем РФЛ был идентифицирован по ПОС и СРНГ с пометами "Пск." и др. Помимо черт, характерных для языка псковских говоров, в лексике песен РФЛ встретилось немало диалектных особенностей, характерных и для других регионов России: а) как во многих акающих говорах, в лексике РФЛ встречаются слова, в которых существует тенденция к устранению начальных сочетаний согласных (например, в словах сдыматься `вздыматься` и сдымать `вздымать`); б) как в говорах юго-западной и других диалектных зон, перед группой согласных развился протетический гласный [а] (например, в слове апшеничка); в) в некоторых словах наблюдается восстановление редуцированного (например, в слове досуженый `досужный` и др.); г) замена приставки у- приставкой в-, а также наличие протетического согласного [в] в словах: взнать, вутя и др.; д) формы существительных мн.ч. ж.р. с суф. -j-: виноградье, полье и др.; е) как в западных среднерусских окающих говорах, основа глагольных форм с согласным [х] на месте [ш], [с]: упраховать; ж) распространение деепричастий с ударным гласным [о] и суф. -мши: взёмши; з) наличие окончания –ы в форме им.пад. мн.ч. существительного глаз (как и в юго-западной зоне). В РФЛ эта форма входит в состав фразеологического диалектизма "выгалить глазы"; и) как в восточных среднерусских окающих говорах, в частности, во владимиро-поволжской группе, произношение [у] в соответствии с <о> во втором предударном слоге в абсолютном начале слова; в калининских говорах отмечается произношение [у] также и в словах, исконно не имевших начального гласного. В РФЛ: [у]жениться; к) как для западной диалектной зоны, для РФЛ характерно ударение на первом слоге у числительных шёстый, сёмый и т.п.; л) как в западной группе говоров южного наречия, пограничных с белорусским языком, распространено произношение [р] вместо [р / ]: рабый, приукрыкнуть и др.; м) как в некоторых рязанских говорах, в лексике РФЛ употребительны прилагательные со сложными префиксами нес-, неу-, непро- и др.: непромедливый, несдогадливый, неукорыстный; н) в лексике РФЛ встречаются также явления, которые в говорах имеют индивидуальный характер распространения, например, переходное смягчение задненебного согласного [к/] перед гласным переднего ряда или возникшего в результате смягчения: типарис; и др. Итак, мы склонны считать практически все слова, характерные только для РФЛ, русскими диалектизмами, бесспорное заимствование каких-либо лексем во время бытования русского фольклора в Латвии не подтвердилось.

В результате исследования мы пришли к следующему заключению.

Сравнительный анализ лексики русских народных лирических песен Латвии и различных регионов России позволил нам выяснить, меняется ли язык устного народного творчества, долгое время существующего в окружении иноязычной культуры. Так, русский песенный фольклор в Латвии если и претерпел некоторые изменения по отношению к фольклору, который бытовал на своей исконной территории, то совсем незначительные.

В результате сопоставления лексики южных и северных песен с лексикой песен РФЛ по таким количественным параметрам, как частотность, коэффициент лексического разнообразия словаря, процент содержания в нем низкочастотной и высокочастотной лексики, частеречный состав словника, мы отметили определенную квантитативную адекватность лексики русской лирической песни в окружении иноязычного этноса лексике народной лирики на территории исконного бытования, что свидетельствует о структурной устойчивости фольклорной речи в условиях иноязычного и инокультурного окружения.

При сравнении данных по первым десяти, пятидесяти и ста лексемам частотного словаря был обнаружен также высокий процент совпадения, то есть по соотношению словника и текста песни трех регионов имеют одинаковые количественные закономерности.

Статистическая обработка данных машинным путем подтвердила подавляющее большинство наших гипотез относительно однородности сравниваемых словников.

Сопоставление наиболее частотных лексем нескольких корпусов текстов позволило выявить общее "ядро" народно-песенной лексики различных жанров и регионов распространения. Процент совпадения первых ста лексем частотных словарей различных корпусов текстов с песнями РФЛ составляет: с обрядовыми песнями – 59%, с северными песнями – 72%, с южными песнями – 73%, с историческими песнями – 33%, с былинами – 41 %, то есть, максимально приближены к РФЛ по данному параметру частотные словари южных и северных песен: совпадение составило почти три четверти рассматриваемого объема частотных словарей. Характерными лишь для частотного словаря РФЛ оказались шестнадцать высокочастотных лексем. Заметим, что это не больше, чем для других словников.

Однотипная квантитативная структура различных корпусов текстов обнаружила сходное лексическое наполнение. Так, тематический анализ первых ста слов частотного словаря РФЛ в сравнении со словарями южных и северных песен, показал, что состав кластеров предметности в РФЛ соответствует составу аналогичных кластеров северных и южных песен в 71 – 82%, состав кластеров процессуальности – в 89 – 100%, состав кластеров признаковости – в 81%. Модификаторы действия (всего четыре наречия) совпадают на 50%, а кластер количественности, представленный в РФЛ тремя числительными, полностью соответствует аналогичным кластерам словарей южных и северных песен.

В исследованных кластерах "Цвет", "Портрет", "Рельеф и водоемы" и "Птицы" был обнаружен идентичный состав лексем. Аппликация наиболее "ярких" в фольклористическом аспекте "портретов слов" дала положительные результаты в плане подтверждения устойчивости качественного состава лексики РФЛ к влиянию латышского и белорусского языков.

Дифференцирующий анализ, примененный с целью выявления последствий языковых и культурных контактов в лексике РФЛ, позволил вычленить лексику, характерную только для русских песен Латвии.

Объем несовпавших лексем составил четверть словника РФЛ, что вполне отражает закономерность, проявившуюся при сравнении словников различных корпусов текстов. Наряду с литературными, в это число вошли и диалектные слова с очень низким показателем частотности. За пределами литературного языка осталось всего 205 лексем, из которых в "Словаре русских народных говоров", а также в псковском, смоленском, орловском и других областных словарях западной части России зафиксировано около ста. Большинство из оставшихся лексем имеют ярко выраженный диалектный характер: они либо по звуковому составу близки русским диалектным словам (являются их вариантами), либо имеют диалектные аффиксы, свойственные лексике русских народных говоров.

Спорная этимология характерна лишь для единичных лексем, таких, как лотра, черомшина, краклин, крукса, которые не зафиксированы в русских диалектных словарях, хотя вполне возможно их распространение (как и ряда других рассмотренных лексем) в русских диалектах западной группы говоров. Такие лексемы в течение ряда веков были усвоены на бытовом и культурном уровне русским населением приграничных районов (между Россией и Латвией, Литвой, Белорусией, Украиной), и нельзя с уверенностью утверждать, что лирическая песня заимствовала их в результате непосредственного соприкосновения с иноязычным этносом, а не усвоила их с потоком диалектных слов от русских носителей устного народного творчества еще до переселения в Латвию.

Единичная частота употребления такой лексики указывает на факультативный характер её использования в лирической песне.

Итак, исследование лексики РФЛ в квантитативном и качественном аспектах позволяет сделать вывод о том, что язык русского фольклора остался практически неизменным как канонизированный образец русской народно-поэтической речи.

По теме диссертации опубликованы следующие работы:

1. Словник и частотный словарь русских лирических песен в Латвии // Фольклорная лексикография: Вып. 9. – Курск, 1997. – С. 22 – 52.
2. Квантитативная устойчивость лексики русской лирической песни в иноэтническом окружении // Фольклорная лексикография: Вып. 11. – Курск, 1998. – С. 24 – 32.
3. Лексика русской лирической песни в иноэтническом окружении // Фольклор и мировая культура: Тез. докл. научн. конф. "Юдинские чтения – 98". – Курск, 1998. – с. 71.
4. Особенности анализа таблиц сопряженности в гуманитарных исследованиях // Информатизация образования – 98: Тезисы докл. и выст. Всеросс. конф. (6 – 8 окт. 1998 г.). – В 2-х частях. Часть 1. – Курск, 1998. – С. 60 – 62 (в соавторстве).
5. Своеобразие лексики русских лирических песен, записанных на территории Латвии // Лингвофольклористика I: Сб.научн.статей. – Курск, 1999. – С. 52 – 57.
6. Сравнение первой сотни высокочастотных лексем в различных фольклорных словарях // Лингвофольклористика I: Сб.научн.статей. – Курск, 1999. – С. 4 – 15 (в соавторстве).