<< На главную страницу

Е.Б.Смилянская (РГГУ)

Историческое событие в памяти его современников: Россия, век восемнадцатый[1]

Тезисы

1.1.Историческая память подвижна: не секрет, что одно и то же событие может оказаться весьма значимым для исторического сознания одного поколения и маргинальным для иного. Как выстраивается иерархия значимости исторического события, что на нее оказывает влияние, как манипулирует власть исторической памятью? – темы не обойденные вниманием исследователями, но до сих пор отнюдь не утратившие своей актуальности.

1.2.Выхватывая отдельные события, малые и большие детали целого, историческая память способна повлиять на создание мифологии события, с которой приходится считаться позднейшим исследователям. Как исследователю не оказаться перед «обманкой», упустив существенные особенности исследуемого явления?

Ответ на этот вопрос невозможен без сочетания источниковедческого анализа с анализом историко-психологическим. Именно такое сочетание потребовалось для исследования историко-культурного значения Архипелагской экспедиции российского флота 1769-1774 гг., судя по утвердившемуся в литературе мнению, занявшей (во многом благодаря Чесменской победе) исключительное место в отечественной истории.

2. Из четырех десятков опубликованных воспоминаний, включавших период Первой русско-турецкой войны 1768-1774 гг., в 19 Архипелагская экспедиция  вообще не нашла о себе упоминания, в 11  о ней упомянуто бегло и то более в связи с торжествами 1775 г. по случаю заключения мира. Только в 6 мемуарах участников сражений сохранилось развернутое повествование о морском походе (для сравнения отметим, что происходившим в это же время Пугачевщине или Чумному бунту специально посвящены по меньшей мере по 8 мемуарных сочинений, не говоря об многочисленных упоминаниях).  В целом скудость мемуарных известий настораживает: либо событие прошло для современников малозамеченным и его истинную цену определили только потомки, либо оно не было включено в систему жизненных координат современников, потому что мемуарист не принимал в нем участия, а поэтому оно и не должно было попасть на страницы его «автобиографии».

И все-таки, обращаясь не только к избранным мемуарам участников событий, но ко всем мемуарным записям современников кажется немаловажным оценить, как запомнилась участникам и сторонним наблюдателям экспедиция российского флота под общим командованием А.Г.Орлова в Восточное Средиземноморье, какими источниками информации располагали мемуаристы, не принимавшие непосредственного участия в сражениях, какое значение Архипелагской экспедиции пыталась придать власть и как откликалось на известия о ней общественное мнение.

2.1. Мемуары и «дневные записки» участников Архипелагской экспедиции (С.К.Грейга, Ю.В.Долгорукова, С.П.Хметевского, С.Плещеева, В.Весли), написанные как под непосредственным впечатлением от происходившего, так и спустя десятилетия – изобилуют подробностями. Основательность и информированность С.К. Грега сделала его мемуары едва ли не самым важным источником для изучения Архипелагской экспедиции. То же можно сказать о мемуарах Ю.В.Долгорукова, по которым исследователи судят и о малоудачной экспедиция в Черногорию, и о Чесменской победе. Но из-за того, что большинство этих мемуаров было напечатано со значительным запозданием  (например, мемуары Грейга и Долгорукова стали публиковать только в 1820-х гг.) едва ли они могли оказать значительное влияние на  информированность современников относительно российского средиземноморского присутствия в 1769-74 гг.

2.2. Для не-участника Архипелагского похода, получающего сведения о событиях в далеком Эгейском море с месячным (а порой и более) отставанием, оценка происходящего, фиксация его в памяти  напрямую зависели от степени информированности. 

Судя по беглым замечаниям мемуаристов,  читающие, конечно, черпали свои знания из Московских и Санк-Петербургских ведомостей, а православное духовенство еще и через указания, по каким случаям служить «благодарныя» молебны. Православные прихожане, вероятно, тоже имели свою толику информации, если они присутствовали  на торжественных молебнах по случаю побед. Наконец, некоторым счастливцам сведения об Архипелагской экспедиции удавалось узнавать из уст непосредственных участников похода.

Но значение события для всей истории страны едва ли тогда же поняти и оценили.  Работы, претендующие на анализ событий появятся лишь спустя пять! десятилетий. Тогда в 1820-х гг. после анти-наполеоновских войн значение акции екатерининского времени стало выстраиваться со всей очевидностью. В 1820 г. издатель Отечественных записок … Свиньин, публикуя материалы об Архипелагской экспедиции назовет ее: «экспедиция, увенчавшая величайшею славою Россию и доставившую ей перевес в политике Европы» (Отечественные записки. 1820. Ч.3. С. 33).

3. Над тем, чтобы Архипелагская экспедиция запомнилась россиянам немало потрудилась и власть. Не случайно, в честь важнейших сражений были воздвигнуты памятники, написаны оды, устраивались торжественные встречи победителей. Безусловно, это власть в лице самой Екатерины и ее ближайшего окружения заботилась, чтобы поход российского флота в Средиземное море приобретал в глазах православных современников значение крестового за освобождение единоверных православных греков от мусульманского владычества, а во мнении просвещенной элиты Запада и России – войну против варваров за освобождение родины классической цивилизации. Безусловно, что от наиболее прозорливых современников на Западе и в России не укрылся и прагматический расчет  Екатерины, направленный на укрепление политических позиций империи в Средиземноморском регионе.

Однако ни об одах, ни о Чесменской колонне в Царском селе мемуаристы не вспоминают. Чтобы сделать событие запоминающимся власть сумела добиться того, что по всей империи ее жители стали соучастниками события, и только таким образом ощутили его величие: в массовом сознании, в исторической памяти народа победа в русско-турецкой войне отпечаталась прежде всего в виде многолюдного пышного карнавального празднества «по всей России», которое загодя было назначено на 10 июля 1775 г.

Расчет власти оправдался: праздник запомнился, и как знать, если бы не «Азовская крепость» в Москве на Ходынском поле, не близость празднующей в особом шатре императрицы, ни циркачи, быки, фонтаны вина – вспоминали бы современники о сражениях в Морее, Чесменском бое и четырехлетнем владычестве российского флота в Архипелаге?

Т.о. включенность празднующего в продуманный свыше и расписанный ритуал торжества (как и включенность каждого участника в фольклорное действо) оказывается для традиционного общества, каковым и оставалась екатерининская Россия, чуть ли не единственным надежным транслятором исторической памяти?