«Русские Рязанского края»
В 2009 г. в издательстве «Индрик» (М.) вышла двухтомная
большеформатная книга «Русские Рязанского края» (отв. ред. С.А.
Иникова), подготовленная научными сотрудниками Института
этнологии и антропологии Российской академии наук. Исследование
посвящено народной культуре русских Рязанского края (в основном
сельского населения) и представляет собой результат масштабного
проекта, включавшего полевую и архивную работу, анализ и
классификацию этнографического материала, сбор уникального
иллюстративного материала. В основу книги положен материал,
собранный за время экспедиций с середины 1990-х по 2006
г.
О русской деревне, о крестьянской культуре писали много,
но она настолько многогранна, что кажется просто неисчерпаемой, и
каждый раз ее исследователи открывают новые, малоизученные или
вовсе неизвестные страницы. Авторы книги зафиксировали для
будущих поколений все то, что еще можно найти в рязанской деревне
и услышать в воспоминаниях старшего поколения, показали наиболее
важные стороны жизни рязанского крестьянина. Каждой из сфер
народной культуры посвящен один из разделов книги: труд на земле
и весь комплекс связанных с ним представлений, оформленных в виде
обычаев и обрядов; создание поселений, строительство дома для
себя и своей семьи, сопровождавшееся глубоко значимой
обрядностью; разнообразие одежды, служившей маркером для разных
сословных и территориальных групп сельского населения;
многообразие и яркость рязанской праздничной культуры,
целенаправленно вытеснявшейся новыми советскими праздниками;
семейная жизнь как основа бытия крестьянского мира,
сопровождаемая своими обрядами; народное православие, в котором
весь комплекс религиозной практики и представлений соединил черты
ортодоксального православия с традиционными представлениями
крестьянства; народная демонология, сохранившая древнейшие
элементы и приобретшая новые черты в эпоху
христианства.
Появление такого масштабного регионального исследования
как нельзя более своевременно, т.е. постепенная утрата сельским
населением крестьянских характеристик неизбежно ведет к угасанию
традиционной культуры, к размыванию этнической и региональной
идентичности. В наступивший век глобализации, единого
информационного пространства очень важно сохранить хотя бы в
нашей культурной памяти знание о русской традиционной культуре и
осознание своей причастности к ней. Приобщать к общенациональной
культуре надо, прежде всего, через региональную и даже уже –
через местную культуру. Именно ощущение местной культурной
самобытности и причастности собственных предков к ее созданию
пробуждает у людей желание идентифицировать себя с этим локальным
сообществом и принять его культуру, т.е. обеспечивает необходимую
преемственность, без которой невозможно усвоение всего духовного
наследия народа. Однако книга, безусловно, представляет огромный
интерес не только для тех, кто живет в Рязанской области или
имеет там свои корни. Рязанская народная культура в силу сложного
заселения этой территории – это мозаика, в которой собраны
элементы обрядов, обычаев, представлений русских западной и южной
России, среднерусской полосы и даже Русского Севера.
Рогатая кичка, сорока, позатылень, заушники. Михайловский р-н, с. Плахино. Фото С.А. Иниковой (РИАМЗ)
Приготовленное к празднику «Проводы Русалки» чучело. Касимовский р-н, дер. Четаево. Фото С.А. Иниковой 2005 г.
Пожилые женщины в традиционной будничной одежде. Скопинский р-н, с. Секирино. Фото С.А. Иниковой 2005 г.
Проводы души на 40-й день. Сасовский р-н, с. Темгенево. Фото С.А. Иниковой 2003 г.
Потомственная знахарка. Шиловский р-н, с. Нармушадь. Фото С.А. Иниковой 2005 г.
Рецензия
А.Б.Мороз Рязанское время (Русские Рязанского края. В 2-х тт. М.:
Индрик, 2009 / Отв. редактор С.А. Иникова)
Каждое новое издание этнографических материалов всегда
радость, всегда привлекает внимание специалистов, всегда
открывает если не новые материалы, то новый угол зрения и подход
к ним, всегда дает повод для разговора. В особенности – если это
издание региональное (не обязательно по месту публикации, скорее,
тут важен охват источников). И тем более не может не радовать
столь обширное по кругу затрагиваемых тем, столь объемное, столь
иллюстрированное (редкость в наше время) и столь полновесное – во
всех смыслах, включая самый буквальный: два тома в 600 и 700 с
лишним страниц, на мелованной бумаге, энциклопедического формата.
Коллектив авторов из Института этнологии и антропологии и
примкнувшие к ним лингвисты из Института русского языка РАН
осуществили действительно глобальный проект, составив обширное
описание бытовой, хозяйственной, обрядовой, религиозной,
культурной жизни рязанцев на протяжении полутора столетий (с
конца XIX по начало
XXI в.).
От большинства "региональных" этнографических сборников этот
отличает комплексный подход, равный интерес, проявленный
составителями к сторонам жизни и культуры, которые обычно не
оказываются под одним переплетом: исторические сведения,
особенности диалекта, формы и способы ведения хозяйства, народные
обряды и верования (под народными традиционно понимаются
крестьянские), жизнь и быт городского населения и дворянства –
все это нашло отражение в книге, опирающейся на богатый круг
источников, среди которых особое место занимают собственные
полевые записи авторов, сделанные в ходе многолетней полевой
работы, а также многочисленные архивные документы, старые
этнографические данные, как опубликованные прежде, так и скрытые
от читателя в архивах. В работе преодолен обычный для этнологов
стереотип, когда в фокусе оказывается именно крестьянская жизнь,
а остальные сословия не вызывают интереса, когда традиционная
культура описывается как нечто застывшее и несущее печать
глубокой старины, но никак не соотносящееся с современностью и не
меняющееся. Вследствие такого подхода далеко не всегда ясно, что
из описываемого известно уже только по письменным источникам, что
сохранилось в воспоминаниях ныне живущих информантов, а что
актуально сейчас и что пришло на смену ушедшим явлениям культуры.
В новом двухтомнике так вопрос не стоит: наряду с традиционными
старыми праздниками целая глава посвящена современным, вместе с
дореволюционными формами ведения хозяйства описаны таковые в
советское и в постсоветское время и т. д. Единственное, что
хотелось бы видеть в книге и что там отсутствует начисто, - это
фольклорные тексты. При описании календарных и хозяйственных
обрядов цитируются заговоры, календарные песни паремии и
приговоры, в главах о демонологии приводятся былички – но это
лишь незначительные по объему иллюстрации к другому материалу, а
не собственно публикация сколь-нибудь значительного корпуса
текстов. Такова дань советской номенклатуре научных дисциплин и
традиции, по которой этнография и фольклористика предпочитают не
объединиться, а размежеваться. Впрочем, в противном случае
пришлось бы издать третий том.
Особый интерес представляют главы, в которых затронуты темы,
обычно остающиеся за рамками этнографических описаний регионов:
"Новые праздники ХХ – начала ХХI в.", "Сословный быт дворянства, купечества и
духовного сословия". Авторы сборника, введя эти главы, устранили,
наконец, тот перекос, который всегда существовал в
этнографической литературе, хотя жизни крестьян все же уделено
значительно больше внимания.
Богатство фактического материала делает книгу ценнейшим
источником для дальнейших исследований. Видно, что создатели ее
много сил отдали полевой работе и изучению архивов, к сожалению,
предлагая вниманию читателей только малую часть собранного
богатства. Но даже то, что публикуется, позволяет читателю
составить картину меняющейся во времени жизни, быта, культуры,
верований рязанцев и их соседей, ибо авторам неизбежно приходится
выходить за границы Рязанского края и приводить сопоставительные
данные.
Книга по содержанию и изложению неоднородна, что объясняется
распределением тематики между авторами. Так, большой раздел,
посвященный календарю, дает обзор большого числа календарных
праздников и связанных с ними обрядов и верований. Краткость
описания каждого праздника здесь компенсируется широтой охвата
календарных дат в этой главе и достаточной разработанностью этой
темы в науке вообще. Но при этом поражает полной
безответственностью перед читателем (не говоря уж об истине)
рассуждение общего характера, никак не связанное с описываемым
материалом, но нацеленное на то, чтобы дать глубокую
интерпретацию святочного периода: "В древности Святки по времени
совпадали с периодом зимнего солнцеворота. Это явление, связанное
с особым астрономическим состоянием Солнца и Земли, называлось
Коловратом" [курсив оригинала. – А.М.] (т. 1, с.
514). Подобный ликбез с уклоном в рыбаковщину и
неопсевдоязычество совсем неуместен. Ни один из словарей
древнерусского и старославянского языков не фиксирует слова
коловрат в таком значении, современные же националисты и
неоязычники именуют так свастику. Неясна и причина, по которой
это слово написано с прописной буквы, и почему святки совпадали с
солнцеворотом только "в древности", и были ли они в этой самой
древности святками, и что за "особое астрономическое состояние
Солнца и Земли" имеет место во время солнцестояния.
Надо отметить, что просветительская тяга приоткрыть завесу над
неопределенной и всегда подгоняемой под нужную идею "древностью"
не оставляет авторов и в других главах, независимо от тематики:
"К числу архаичных и по сей день бытующих фигур выпечки следует
отнести восьмеркообразную форму заготовки - вилюшки, витулинки"
(т. 1, с. 532); народная демонология делится на христианскую
("Ангелы Сатаны" – т. 2, с. 493) и дохристианскую (таково деление
на главы) – как-то трудно представить себе, что у авторов есть
дохристианские свидетельства о существовании верований в домовых
и ходячих покойников или что те записи на которые они опираются,
сделаны не в христианскую эпоху (XX-XXI
вв.), а в той самой пресловутой древности.
По поводу демонологии вообще возникает множество вопросов:
персонажи странным образом сгруппированы парами, причем если одна
такая пара (водяной и русалки) вполне объяснима общностью,
впрочем, весьма условной и необязательной, места обитания этих
персонажей, то вторая пара заставляет сильно задуматься насчет
авторского замысла и понимания проблемы. Огненный змей и ходячий
покойник не просто объединены в одну главу, но и в ее тексте
почти отождествляются, причем это тождество приписывается сразу
всем славянам: "В славянской мифологии главное отличие ходячего
покойника от огненного змея заключается в том, что он не может
принимать облик живого человека, а только умершего; он не
прилетает, а приходит и попадает в дом через дверь, уходит иногда
в сторону кладбища" (т. 2, с. 528). Надо отметить, что в весьма
богатой литературе, посвященной славянским представлениям об
огненных змеях и ходячих покойниках, никак не констатируется их
сходство, а то обстоятельство, что огненный, или летучий змей
приходит в человеческом облике к женщине, скорбящей по умершем
муже, является одной из немногих общих черт. В главе приводится
быличка, где заложный покойник контаминируется со змеем, но стоит
ли делать столь глобальные обобщения, основываясь всего лишь на
одном (или даже нескольких) локальных текстах?
Балансирование на грани научного и популярного, желание
подготовить научный труд и одновременно дорогой сувенир
превращается в издании в сидение на двух стульях. Это хорошо
видно в попытках выработать общедоступный стиль, который
одновременно бы не отталкивал потенциального читателя и создавал
бы ощущение точности и аргументированности всех данных. Так
вырабатывается особая квазинаучная манера изложения, когда при
внешней точности подчас просто невозможно понять, что,
собственно, имеется в виду. Вот несколько примеров.
В разделе, посвященном народной одежде, утверждается, что
полосатые юбки "долгое время составляли основу старинного
женского костюма. Нередко их надевали и на девочек с 10 или с 16
лет" (т. 1, с. 440). Нередко здесь, наверное, самое точное
слово – из него сразу понятно: нет никаких данных на этот счет,
а сказать надо. Но как понимать возрастные ограничения: с 10
или с 16 лет? А с 13 или с 15 можно?
Примерно то же в другом месте: "В дер. Павлово и с. Бусаево
Рязанского у. овец и свиней в начале ХХ в. пасли даже женщины,
которых называли пастушихами" (т. 1, с. 195). Это было
только в двух селениях? И что именно: пасли женщины или их так
называли? Или только там авторы проводили исследование? Можно ли
понимать так, что в других селах подобного не было?
В разделе о жилище упоминаются "постройки из самана и кизяка"
(т. 1, с. 343), в сноске к этим словам объясняется: "Кизяк, саман
– кирпич из глиносоломенной смеси или с добавлением навоза…"
Выходит, это одно и то же. Тогда почему же строили из самана
и кизяка.
Интересное наблюдение над торговыми отношениями и рационом
рязанских крестьян сделано в т. 1, на с. 323: "Наряду с заводским
покупают хлеб, выпускаемый частными предприятиями". Оставим в
стороне вопрос о том, не может ли завод быть частным
предприятием, и зададимся другим: значение имеет форма
собственности пекарни или все же качество изделия? И каково
этнографическое значение тезиса, который можно переформулировать
так: крестьяне покупают хлеб независимо от формы собственности
предприятия, на котором он выпечен?
Столь же сомнительные в научном отношении заключения делаются
и по более существенным поводам: "…этнографические материалы
приводят к выводу, что все варианты троицко-духовских ритуалов,
разыгрывавшихся у ржаного поля, в рощах, у рек и прудов, с
венцами и "кустами" в руках, лентами из девичьих кос, крашеными
яйцами для кумления и "раскумления" и другими обрядами, - по сути
санкционировали природопользование в период пика весеннего
ликования" (т. 1, с. 546). Троицкий цикл обрядов богатый и
разнообразный, включающий множество различных компонентов:
поминальных, эротических, мифологических, игровых, – едва ли
сводим к таким откровенно навязанным извне понятиям как
природопользование (попахивает министерской
номенклатурой)и ликование.
Стилистические изыски подчас отражают идеологию издания:
кажется, авторы боялись упреков в насаждении язычества, поэтому
попытались укрыться за каменной стеной казенщины. Вероятно, этим
можно объяснить тот факт, что разговор о демонологии предваряется
таким рассуждением: "С принятием Русью христианства и
уничтожением пантеона дохристианских богов представители "низшей"
славянской мифологии подверглись серьезной критике со стороны
православной церкви" (т. 2, с. 493).
И в завершение этого небольшого цитатника – текстологический
изыск. Главы, посвященные народному православию, очень подробно и
детально описывают некоторые его аспекты, но предваряются они не
самым уместным, неясно, зачем приведенным вводным рассуждением об
особой – организующей, просветительской – роли прихода. К слову
приход дана сноска, долженствующая не то объяснить
этимологию слова, не то утвердить сакральную значимость этого
явления: "Приходите ко Христу – веровать в Христа и быть его
членом (I Петр. 2: 4)"
(т. 2, с. 219). Не нужно специально заглядывать в Новый Завет,
чтобы убедиться, что такой сомнительного содержания фразы в
Первом соборном послании святого апостола Петра нет и быть не
может. Тем не менее, обращение к источнику подтвердило: текст
сноски - фальсификация.
Очень радует скромный, но полезный справочный аппарат: карты
Рязанской губернии и области разных времен, Указатель населенных
мест Рязанского края, где к каждому населенному пункту,
упомянутому в издании, указан его тип, прежнее уездное и
современное районное подчинение и номера страниц, иллюстраций и
примечаний, в которых он упомянут.
Книга богато иллюстрирована. С новыми фотографиями соседствуют
архивные, подобранные тематически, так что читатель может
собственными глазами оценить изменения, произошедшие в жизни
рязанцев в течение столетия, или увидеть уже давно несуществующие
постройки, костюмы, дома и лица.
Можно было бы сказать, что перед нами своеобразная
энциклопедия Рязанской губернии/области, если б одновременно
книга не претендовала на статус альбома. Иллюстрации,
значительное число которых цветные, весьма многочисленны и
привлекательны: тут и пейзажи, и архитектура, и быт, и обряды, и
ремесла, и костюмы, и просто фото жителей. Эта красота (упомяну
еще про переплет, обтянутый красной тканью, и суперобложку),
однако, не только радует глаз, но и вызывает сожаление. При цене
около 5000 руб. вес и формат книги таковы, что чтобы читать ее,
надо обладать обширным и совершенно пустым письменным столом и
хорошей мускулатурой.
Несмотря на малый тираж – 1000 экземпляров – остается
надеяться, что книга найдет своего «профессионального» читателя и
ее участью не станет занимать представительское место на парадных
книжных полках.
|
