<< На главную страницу

В середине октября 2001 г.(примерно 11-14 октября) в рамках семинара "Фольклор и постфолькор: структура, типология, семиотика" в ИВГИ РГГУ будет проведен Круглый стол "Фольклористика и психо(пато)логия: проблемы текстопорождения".

"Фольклористика и психо(пато)логия: проблемы текстопорождения"

Некоторые психологические аспекты фольклорного текстопорождения были отмечены на круглом столе, на котором обсуждались проблемы авантекста в устной традиции (октябрь 2000 г.). Еще с большей очевидностью они встали, когда на одном из заседаний нашего семинара прозвучал доклад И.Зислина и В.Купермана (Иерусалим) о структуре бреда душевнобольных. Имеет смысл нашу очередную встречу посвятить диалогу между психологом (психиатором) и фольклористами; напомню, что опыт такого диалога у нас уже был на круглом столе "Детская субкультура: психология, мифология, фольклор" (октябрь 1999 г.).

Сейчас у фольклористов несомненно накопились вопросы, которые они могли бы задать специалисту по психологии / психиатории. Их тематический диапазон достаточно широк.

Во-первых, следует напомнить, что сами компоненты авантекста не могут быть предъявлены как "фенотекстовый" продукт и представляют собой психоментальные данности традиции, составляющие ее когнитивное пространство, а следовательно подлежат рассмотрению не только методами когнитивной лингвистики, но и когнитивной психологии.

Во-вторых, психологическую природу имеют все проблемы, относящиеся к фольклорной памяти: индивидуальной памяти исполнителя и коллективной памяти традиции. С одной стороны, это память долговременная, включающая, по Э.Тюльвингу, две сферы: "семантическую" (упорядоченная информация о явлениях мира, обычно разделяемая всем коллективом) и "эпизодическая" (индивидуально значимые события и переживания). С другой стороны, это память оперативная, чья разрешающая способность, согласно У.Чейфу, соответствует семантическим отрезкам (на которые испытуемые при пересказе делят свои повествования); они вербализуются как "интонационные единицы", в английской речи, например, не превышающие 5 слов. Это в свою очередь может быть соотнесено со стихотворной строкой эпической песни в фольклоре, как и с лежащей в ее основе мелодической фразой (Л.Харвилахти).

Во-третьих, с психологической точки зрения несомненно должны обсуждаться такие аспекты "знания традиции" как соотношение изложения текста (процесс активный) и его восприятия / понимания (процесс пассивный) - учитывая к тому же, в принципе, более узкую языковую компетенцию у отправителя речевых сообщений и более широкую у их получателей (Р.Якобсон).

В-четвертых, речь должна идти о связи довольно широкого круга устных текстов с состояниями "измененного сознания" (шаманский транс, раздвоение субъекта речевой деятельности и т. п.). Наконец, в-пятых, весьма показательные аналогии наблюдаются между фольклорно-мифологическими текстами, с одной стороны, и текстами, репрезентирующими состояние душевнобольных, с другой, причем эти аналогии могут относиться к самым различным уровням - от семантических механизмов текстуализации до архетипов общественного сознания, культурных и психо-физиологических универсалий. В связи с этим последним моментом встает вопрос об осторожном использовании психоаналитического инстументария (при обязательном дистанцировании от навязанной обществу собственно фрейдистской мифологии).

Подобные проблемы предполагается обсудить на нашей октябрьской сессии, основным докладчиком на которой выступит доктор Иосиф Зислин (Иерусалим), который, в частности, расскажет об основах психопатологии, даст общий обзор психиатрических подходов к мистическим и религиозным психозам, а также специально остановится на следующих темах:

"Иерусалимский синдром": острые мистические психозы, возникающие в Иерусалиме и, возможно, в других святых местах; Душевнобольные "мессии" и "пророки"; Самоповреждения у душевнобольных как аналог скопчества.

С.Ю. Неклюдов

Тезисы
Пресса