<< На главную страницу сайта

Весенняя школа - 2005

Мифология как система

Работы

Камила Прохазкова, Карлов Университет, Прага

Роль и позиция персонажа Ивана Медвежье ушко в русской волшебной сказке

Введение.

Сказка представляет собой один из фундаментальных столпов человеческой культуры. Она непрерывно переходит все языковые границы, от одного народа к другому, и сохраняется в живом виде тысячелетиями. «Универсальность сказки, ее, так сказать, повсюдность, столь же поразительна, как и ее бессмертие… Действительно, кажется, что все виды литературы когда-нибудь отмирают. Крупнейшие произведения античной, ренессансной и других литератур могут сегодня читать и понимать только образованные люди. Между тем сказку понимают решительно все».

Трудно определить причины, благодаря которым сказка сохранила свое исключительное положение среди остальных фольклорных жанров. Это не наша цель. Но именно эта ее уникальность способствовала тому, что сказка уже столетиями передается, вероятно, в почти неизменной форме. Даже и там, где в сказке, и главным образом в волшебной сказке, уже произошла некоторая трансформация  мотивов, ярко выявляется ее древняя природа. Однако сказка вступает и в близкие отношения с некоторыми другими жанрами (например с эпосом, рыцарским романом), она обладает такой сопротивляемостью, что с ними не сливается и сохраняет не только свою форму, но даже и функцию.

Хотя о сказке существует огромное, невообразимое количество литературы, и для  изучения сказки наукой сделано чрезвычайно много, всегда стоит снова проверить уже достигнутые результаты и посмотреть на сказку с различных точек зрения. Следуя совету В. Я. Проппа, начнем.

Именно сказка, в частности сказочный сюжет 650А, является предметом рассмотрения настоящей работы. Наша цель – указать на специфический статус главного героя сюжета 650А – Ивана Медвежье ушко – в системе персонажей русской волшебной сказки и интерпретировать некоторые его особенности в связи с этой позицией. Результаты этого анализа помогут нам потом точнее определить отношения между мифом, архаической сказкой и волшебной сказкой.

Для того, чтобы доказать нами предполагаемую исключительность «медвежьего богатыря», будем поступать следующим образом:

• Определим понятие сказки, исходя из ее классификации.
• Обозначим понятие термина «сюжет» и сопоставим разные концепции его изучения.
• Рассмотрим сюжет 650А и приведем его разновидности.
• Попытаемся определить инвариант сюжета 650А в выбранных сказках в согласии с системой «Трансформации волшебных сказок» В. Я. Проппа.
• Рассмотрим главные признаки, создающие специфику Ивана Медвежье ушко в рамках «Системы персонажей русской волшебной сказки» Е. С. Новик.
• Определим характер связей героя с мифом и сказкой.
• Постараемся интерпретировать роль нашего персонажа в русской волшебной сказке.

            Каждый из представленных нами пунктов, и соответствующих им глав,  создает звено в цепи исследования, на основе которого мы  будем интерпретировать нашего протагониста. Первые два звена представляют собой объяснение терминов, которое должно предшествовать всякой научной работе. Последующих пять глав уже касается самой нашей темы.

I

А. И. Никифоров характеризует сказку следующим образом: «Сказка есть повествовательный фольклорный жанр. Он характеризуется своей формой бытования. Это рассказ, передаваемый из поколения в поколение только путем устной передачи. Этим бытование народной сказки отличается от бытования искусственной, или литературной, сказки, которая передается путем письма и чтения и не меняется». Однако, традиционными главными признаками сказки являются ее особое стилистическое построение, недостоверность излагаемых сказкой событий и маркированное указание на эту недостоверность.

Согласно классификации В. Я. Проппа, которую он предложил в своей книге «Русская сказка», различаются сказки волшебные, новеллистические (бытовые), кумулятивные и сказки о животных. Существует еще разряд так называемых «архаических» сказок , то есть, таких, которые еще находятся в прочной связи с мифической традицией, но в них уже можно заметить элементы десакрализации действий и демифологизации героев. Именно последний тип, который, кстати, В. Я. Пропп и не выделяет, наряду с классической волшебной сказкой, является для нас очень важным, и поэтому придется определить оба этих типа более точно.

Пропповская дефиниция волшебной сказки всем хорошо известна. Волшебными являются те сказки, которые отличаются от других видов сказки единообразием своей композиции. Она определена на синтагматическом уровне последовательностью 31 функции действующих лиц, для которых обязательны четыре основных правила:

• «Постоянными, устойчивыми элементами сказки служат функции действующих лиц, независимо от того, кем и как они выполняются. Они образуют основные составные части сказки.
• Число функций, известных волшебной сказке, - ограничено.
• Последовательность функций одинакова.
• Все волшебные сказки однотипны по своему строению».

Ни Пропп, ни Мелетинский не сомневаются в происхождении волшебной сказки из мифа. Причем, по мнению Мелетинского, Пропп трактует волшебную сказку как миф, отражающий обряд инициации. Сам Пропп говорит: «Волшебная сказка в своих морфологических основах представляет собой миф». Именно эта связь сказки с мифом сыграет для нас в дальнейшем нашем анализе важнейшую роль.

В отличие от Проппа, Мелетинский чувствовал необходимость выделить еще первобытную архаическую сказку как «эмбриональную форму волшебной сказки», которая отличается от мифа не с точки зрения структуры, а с точки зрения сюжетного обогащения, проявляющегося, например: «… драматизацией (конфронтация героя с первоначальным хранителем культурного объекта или предписание герою от бога совершить акт добывания объекта), зеркальной инверсией (пример: к истории добывания воды из брюха мифологической лягушки добавляют мотив – в прошлом лягушка выпила всю воду мира), негативной параллелью (например, неудачное подражание или неудачная попытка) и идентификацией, то есть введением дополнительного эпизода для определения героя главного действия…».

Существенную разницу между этими двумя разновидностями сказки убедительно и безусловно определить очень трудно. Тем более, в отношении к нашему сюжету, как мы еще в  дальнейшем увидим. Однако разница все-таки есть.

II

Так как предметом настоящей работы является анализ сказочного сюжета, представляется полезным определить термин «сюжет» и представить некоторые основные концепции его изучения.

Под сюжетом принято понимать развитие действия и ход событий в повествовательных произведениях. Хотя это определение достаточно общее, для нашей цели оно нас совершенно устраивает. Для нас более важно обратить внимание на уже каноническую, культурно-историческую характеристику сюжета А.Н.Веселовского. Тот под сюжетом понимал сложные схемы, в образовании которых обобщились известные акты человеческой жизни и психики в чередующихся формах бытовой действительности.

Существует, конечно, огромное количество литературоведческих школ, и все определяют сюжет немного по-разному. Мы не собираемся здесь подробно описывать разные толкования сюжета, нас интересует не теория сюжета сама по себе, а более конкретно сюжет сказочный и мифический,  сказка как сюжет и, тем самым, миф как сюжет.

Аристотель таким образом впервые рассматривал миф как фабулу или  сюжет, подчеркивая его повествовательный аспект. Не случайно удивительная цельность мифологического сюжета вызвала множество попыток объяснить происхождение и значение мифа. Причем главный спор заключался, в большинстве случаев, в «конечном» решении вопроса: «Складывался ли обряд (ритуал) на основе мифа, как его инсценировка в лицах, или миф создавался как интерпретация совершаемого обряда?»

Итак, например, мифологическая школа второй половины XIX века (в России представлена, в частности, Афанасьевым) пыталась реконструировать, реставрировать древнюю индоевропейскую мифологию на основе отражения в мифологии природных явлений – солярных, астральных, метеорологических. И спор первичного и производного в тесной связи мифа-обряда разрешила в пользу мифа. Противоположную точку зрения представляет направление ритуально-неомифологическое, занявшее в 30-40-е годы доминирующую позицию в исследовании мифа. Один из главных представителей, лорд Рэглан, считал все мифы ритуальными текстами, а мифы, оторванные от ритуала, - сказками и легендами.

Для нашего последующего анализа является наиболее существенным структурный подход к мифу, в частности, концепция Леви-Стросса. Мифология, по мнению Леви-Стросса, - это прежде всего поле бессознательных логических операций, логический инструмент разрешения противоречий. Этот тезис подтверждает представление Леви-Стросса об интеллектуальной гибкости первобытной мысли, которая еще не связана разными формами племенной жизнедеятельности и социально-экономической инфраструктурой, и поэтому адекватно отражает саму «анатомию ума». Важнейшей стороной леви-строссовской методики оказывается выявление бинарных оппозиций, которые представляют собой, по его мнению, принцип мышления аборигенов. Разрешение фундаментальных противоречий этих оппозиций, основной из них является оппозиция природа-культура, происходит путем медиации. Причем медиаторами выступают «объекты», происхождение которых объясняется в мифах. Сама семантическая структура мифов описывается в сравнительном плане, и одни мифы интерпретируются как результат трансформации других. Путем бесконечных трансформаций рождаются все новые и новые мифологические системы. Между мифами так возникают сложные иерархические отношения и, главное, меняются их «сообщения» или «код», то есть происходит перемена этиологической темы мифа. Если действительна предпосылка о происхождении волшебной сказки из мифа, то в дальнейшем толковании возможно также применить концепцию Леви-Стросса к волшебной сказке.

Итак, как видно, Леви-Стросс рассматривал миф преимущественно в логическом аспекте, с точки зрения его парадигматики. Другой подход в исследовании мифа и, таким образом, сюжета в рамках того же структурного анализа можно наблюдать в работах крупнейшего русского фольклориста  XX века – В. Я. Проппа. Тот, в отличии от Леви-Стросса, исследовал миф, а следовательно и сказку, с точки зрения повествовательной синтагматики: «Все сказуемые дают композицию сказок, все подлежащие, дополнения и другие  части фразы определяют сюжет. Другими словами: та же композиция может лежать в основе разных сюжетов».

Вопрос отличия сюжета от варианта Пропп решает следующим образом: «Как бы мы ни определяли понятие сюжет, отличить сюжет от варианта совершенно невозможно. Здесь может быть только две точки зрения: или каждое изменение дает новый сюжет, или же все сказки дают один сюжет в различных вариантах. В сущности говоря, обе формулировки выражают одно и то же: весь запас волшебных сказок следует рассматривать как цепь вариантов».

Кажется, что и трансформации мифа Леви-Стросса, и цепь вариантов волшебной сказки В. Я. Проппа основываются на одном и том же, то есть на представлении единого мифического, а затем, и сказочного сюжета.

III

Исследуемый нами сюжет 650А входит в разряд сюжетов, называемых «чудесная сила или знание (умение)», и является характерным не только для восточнославянской традиции, Сибири и Дальнего Востока, но он знаком и некоторым народам Западной Европы.

Основное содержание сказки: «Юноша (часто сын медведя) проявляет необычайную силу, иногда вредит своему хозяину, навлекает на себя жалобы; его изгоняют, он совершает подвиги». Необходимо заранее оговориться, что сюжет 650А распадается на два подтипа: волшебную сказку о чудесном рождении медвежьего богатыря и родственную ей по композиции бытовую сказку о хозяине и работнике. Но предметом нашего интереса является только подтип волшебная сказка. Шесть вариантов этого сюжета, которые следует упомянуть, были отобраны в крупнейших сборниках русских сказок. Их можно разделить на две группы в зависимости от количества ходов так, что в первую группу входят сказки с одним или двумя ходами, а во вторую – с тремя.

Далее следует обзор отдельных сюжетов:

I-ая  группа:

а) Садовников № 34: Медвежий сын.

Медведь затащил замужнюю жену в берлогу и прижил с ней сына, до половины обросшего шерстью. Мальчик вырос, затосковал по людям и решил вместе со своей матерью убежать от медведя в свое село. Медведь их догнал, но сын его убил. Из-за своей силы он уродует играющих с ним детей. Ему дают трудную задачу – выгнать чертей из мельницы. Он с ней справляется, добывая себе таким образом право остаться в селе.

б) Афанасьев № 152: Иванко Медведко.

Медведь захватил в лесу замужнюю жену и прижил с ней сына: до пояса – человек, а от пояса – медведь. Спустя несколько лет Иванко Медведко с матерью  собрались и убежали на село «к батьке». Тот задает Иванке задачи типа «покарауль дверь», которые он выполняет буквально. Отец, замыслив избавиться от него, посылает Иванко на озеро к чертям. Иванко дурачит черта, получает деньги и затем их отдает отцу.

II-ая группа:

а) Б. и Ю. Соколовы № 105: Иван Медвежье Ушко.

«Попадья прижила с медведем сына Ивана Медвежье Ушко, который содрал кожу с медведя и пришел с матерью к попу; затем взял в товарищи встретившихся Горыню и Дубину богатырей, с которыми поселился в лесу. После неудачных попыток своих товарищей лично совладал с силачем-старичком и был спущен на цепи под землю, где достиг медного, серебряного и золотого домов, взял с собою трех дочерей этого старичка и был вытащен с ними по цепи. Однако товарищи богатыри оборвали цепь, и он снова упал вниз. Под землею он вступил в бой со змеем. Оттуда его вынесла Нагай-птица в благодарность за спасение своих птенцов. Ее Иван Медвежье Ушко кормил мясом, а когда его не хватило, вырезал свои икры. Исцеленный птицей расправился со своими товарищами, встретил свою жену, а других девиц повыдал замуж».

б) Афанасьев № 141: Медведко, Усыня, Горыня и Дубыня богатыри.

У стариков не было детей. Старуха купила репку, положила ее в печку, и эта репка там преобразилась в живую девочку, которую старики назвали Репка. Однажды Репка пошла с подружками за ягодами, они все зашли в берлогу, медведь их угостил и сказал, что женится на той, которая не будет есть. Только Репка не стала есть, осталась с медведем и прожила с ним год. И наконец ей удалось убежать к родителям. Дома она рождает ребенка – половина человек, половина медвежья. Иванко растет по часам, играя, уродует ребят. Решает уйти из села. По дороге встречается с Усыней, Горыней и Дубыней. Вчетвером доходят до избушки в дремучем лесу. Три его товарища по очереди готовят ужин, но всегда приходит Баба-яга и все съедает. К тому же вырезает ремни из их спин. Приходит она и к Иванушке, но тот ее побеждает и забирает у нее ремни. Яга обращается в бегство, так богатыри видят вход под землю. Ивашко спускается, освобождает трех дочерей Яги, и затем благодаря их советам убивает Ягу. Богатыри вытаскивают красавиц, на Дубыню невесты не хватает, и он разрубает веревку с Ивашкой. Медведко три дня сидит под землей и потом сам находит дорогу назад. Там встречается со своей невестой, которая отказалась выйти замуж за Дубыню. Ивашко добирается до богатырей, убивает их и со своей невестой возвращается к старикам.

в) Сказки Саратовской области (ССО): Иван-Медвежье Ушко.

У мужа с женой не было детей. Однажды жену захватил медведь, и родился у них сын-богатырь. Рос не по дням а по часам. Захотелось ему из берлоги на белый свет. Он разрушает берлогу и вместе с матерью убегает. Медведь их догоняет, Иван его убивает, приходит к «родному» отцу. Работает вместо отца, но хозяину Иван не нравится, он решает его убить. Ему это не удается. Иван уходит из деревни. По пути встречается с Горохом и Великодубом, доходят вместе до избушки и по очереди готовят там еду. Приходит нечистая сила, все съедает и избивает богатырей, включая и Ивана. Все вместе они ищут нечистую силу, обнаруживают вход под землю. Иван туда спускается, в медном, серебряном и золотом дворцах находит трех красавиц сестер, побеждает их мужей-змеев. Последнего убивает благодаря совету младшей сестры. От всех трех получает перстень с заколдованным дворцом. Богатыри вытаскивают красавиц, а веревку с Иваном отрубают. Иван защищает птенцов жар-птицы, она в благодарность выносит его на землю. В конце пути Ивану приходится кормить птицу своим мясом, потом она его исцеляет. Неузнанным Иван приходит в царство своей невесты. Достает из дворца платье, вуаль и туфли. Его приглашают во дворец, младшая дочь его узнает по кольцу, все рассказывает своему отцу. Иван наказывает богатырей и воцаряется.

г) Ончуков № 79: Иван Медведев.

Поп прижил с медведицей сына. Тот в одну неделю стал большой и сильный. Отец с сыном решают сбежать от медведицы. Та их не отпускает. Иван убивает ее. Поп сына боится и посылает его выполнить сложную задачу. Однако Иван со всеми задачами справляется и сам решат уйти в работники. По пути встречается с тремя богатырями. Они в чистом поле хотят построить себе дом. По очереди готовят еду. К ним приходит бабка, все съедает и избивает их. Иванушко хочет ее убить, вместо этого она ему предлагает жениться на ее дочери. Иван соглашается. Спускается под землю, приходит в дом бабки. Дочка ему советует напиться сильного вина, благодаря чему Иван одолевает бабку и женится на ее дочери. Оставшиеся на земле богатыри вытаскивают девицу и веревку с Иваном отрубают. Тот бродит под землей, приходит в избушку. Там от бабушки получает птицу. Она выносит его на землю, он ее кормит. Иван приходит в уже построенный дом богатырей, убивает их, женится на своей невесте и возвращается к родителям.

Ниже приведена схема, по системе функций действующих лиц В. Я. Проппа, в которой наглядно можно заметить различия в развитии данных сказок. Различия имеют характер преимущественно сюжетного обогащения, поскольку по структуре они одинаковы. Этот факт, сформулированный Проппом, не вызывает никаких сомнений.

Таблица 1

IV

Как мы видим, в выбранных сказках еще хорошо сохранились элементы, ярко показывающие тесную связь сюжета с мифами и обрядами. Как раз эта связь, проявляющаяся например мотивом чудесного рождения, быстрым ростом героя, его зооморфными чертами и т.п., представляет собой предмет нашего интереса. Тем более, что в то же время именно у этих мотивов проявляется некоторая трансформация их форм. Тем не менее, на основе «Трансформации волшебных сказок» В. Я. Проппа, можно определить «исторический» инвариант нашего сюжета, в большей или меньшей степени сохранившийся во всех наших сказках. Древнюю основу сюжета определим с помощью выделения 12 признаков, которые, несомненно, создают характеристику нашего персонажа. Однако прежде, чем начать говорить о нем, нужно в нескольких предложениях описать, в чем данный подход заключается.

Итак, Пропп исходит из морфологического сходства сказок на основе их генетической связи, то есть варианты происходят путем метаморфоз и трансформаций, а не путем самостоятельного зарождения видов. Сходство сказок он выявляет с точки зрения композиции или структуры, и затем выделяет функции действующих лиц, т. е. постоянные величины, которые представляют собой основные составные части сказки. Таким образом, «...можно изучать составные части сказки независимо от того, в какой сюжет они входят. Изучение рубрик по вертикали вскрывает нормы, пути трансформаций». Причем, «основные формы – это те, которые связаны с зарождением сказки».  Наконец, получаются три типа отношений: изменения, замены и ассимиляции, выделенные не по внешнему сходству, а по одинаковым составным частям.

Итак, рассмотрим сейчас эти двенадцать признаков подробнее:

Таблица 2

1. Как уже указывалось в обзоре сюжетов, родителями нашего героя являются или медведь и замужняя жена (причем в одном случае замужней женой оказывается попадья), или медведь и девочка, и, наконец, поп и медведица. Последняя альтернатива встречается единично и, согласно вышеуказанному правилу Проппа, форма распространенная первичнее формы, встречающейся единично, можно считать вариант «медведь и замужняя жена» основным. Персонажи типа поп, попадья характерны, скорее, для бытовой сказки, которая по отношению к волшебной сказке, установилась позже.

2. Антагонист в форме зооморфного родителя пребывает в избушке, берлоге, просто в лесу или в неопределенном месте. «Основной русской формой жилища (вредителя – К. П.) мы считаем избушку на курьих ножках, в лесу, вращающуюся». Итак, здесь проявляется явная редукция, причем среди наших вариантов ближе всего к этому можно считать избушку, после нее – берлогу и лес. Неопределенный случай представляет собой полную редукцию, характерную для недревней формы сюжета.

3. Быстрый рост героя тесно связан с  его чудесным рождением. Безусловно, этот признак архаичнее, чем его отсутствие, которое можно определить как бытовую замену. Последняя всегда проявляется путем вытеснения фантастических реликтов. 

4. Зооморфные черты героя, ассоциирующиеся с его необычным зачатием, без сомнения принадлежат к одним из самых древних признаков персонажа, связывающих его, то есть сказочного героя, с героем мифическим. И так же, как  в предыдущем случае, и здесь проявляется бытовая замена.

5. Убийство родителя не-человека отсылает к медвежьему мифу и к обряду умирающего и воскресающего зверя. Последний характеризуется убийством зверя и последующей просьбой к нему вернуться на эту землю и привести с собой других медведей. «Основным частям обряда – смерти и желаемому воскрешению зверя – соответствует смерть медведя и рождение медвежьего богатыря в мифе. Миф объясняет воскрешение животного: Зверь-отец, пройдя через женское тело, рождается снова на свет в своем прежнем облике».

На основе рассмотрения последних трех признаков получается интересная схема причин и следствий характера нашего героя:

Таблица 3

Изображенный четырехугольник представляет собой главные элементы, связывающие сюжет 650А с мифом и обрядом. «Браку, смерти и воображаемому воскрешению медведя в обряде соответствует брак, убийство зверя и рождение медвежьего богатыря в сказке. Рождение Медвежьего Ушка воспринимается как возвращение зверя-отца». «Сказка о похищении медведем женщины и рождении сына-богатыря возникла первоначально как миф, отражающий умирание и воскрешение природы».

            6. Конфликт с общиной происходит всегда, за исключением варианта, взятого из сборника Афанасьева №152, из-за «медвежьей силы» богатыря, однако та, проявляется уже по-разному. Герой либо уродует детей либо просто его воспринимают как потенциальную угрозу обществу. У этого признака проблематично убедительно доказать первичность одной из форм. Хотя на основе первого критерия Проппа для определения основной формы сказочного элемента «фантастическая трактовка составной части волшебной сказки первичнее (древнее) трактовки рационалистической», можно предположить более древней форму уродования детей, к которой остальные варианты являются ослаблением.

7. После конфликта с общиной сразу следует отсылка героя, выражающаяся либо изгнанием, либо самовольным уходом Ивашки. «Основной формой отсылки можно считать приказание, сопровождаемое угрозой и обещанием». Такой вариант развития сюжета нам дает только сказка №34 из сборника Садовникова. Вариант собственного решения уйти кажется нам ослаблением.

8. Древнейшим лесным испытателем Пропп, безусловно, считает Бабу-ягу. Поэтому бабку и нечистую силу можно характеризовать как замену Бабы-яги, в отличие от «старика с ноготь, борода с локоть», который представляет собой замену неизвестного характера.

9. Испытание стоит в теснейшей связи  с приобретением ценностей. Герой, подвергшийся испытанию, преодолевает его и, следовательно, он должен быть потом за свое испытание награжден. Первичной является та форма, в которой преодоленный испытатель затем становится дарителем, то есть в нашем сюжете тот вариант, где брачный партнер оказывается в родстве с антагонистом, вредившим герою в лесной избушке.

10. Одним из самых устойчивых элементов сказки является борьба с вредителем и последующее освобождение невесты героя. Здесь отсутствие борьбы связано с эволюцией волшебной сказки до того уровня, когда в определенной степени вместо героя начинает действовать волшебное средство или волшебный помощник героя.

11. После измены товарищей, которые обрубают веревку с Иваном в тот момент, когда девицы уже вытащены на землю, герой бродит в подземном царстве и не может попасть на белый свет. Наконец возвращается домой с помощью волшебной птицы. Первичной является та форма, в которой герой должен оказать ей какую-нибудь услугу, чтобы она ему помогла.

12. Инициация героя заканчивается его женитьбой, причем переход в новый статус иногда сопровождается воцарением. Представление о воцарении героя считается архаичнее.

Итак, мы видим, что в целом приведенные здесь сказки по многим аспектам приближаются к бытовой сказке, но, с другой стороны, именно во своей первой части сюжет 650А сохранил древнейшие элементы, отсылающие исследователя к мифам и обрядам.

Теперь, опираясь на полученные результаты, можно сконструировать древнейший на сегодняшний момент исторический инвариант сюжета этой сказки, который, вероятно, присутствовал первоначально во всех версиях сюжета. Предположительно его можно охарактеризовать так:

От медведя и замужней жены в лесной избушке рождается медвежий богатырь. Как и следует таким образом рожденному герою, он растет не по дням а по часам и обладает некоторыми зооморфными чертами. Вскоре герой решает сбежать от своего отца-зверя, он его убивает и вместе со своей матерью возвращается в ее село. Из-за огромной силы и неосторожного поведения Иванко Медвежье ушко оказывается изгнанным из общины. Он отправляется на путь испытаний, в конце которого его ждет женитьба на прежде освобожденной им царевне.

V

   Далее мы перейдем к характеристике нашего героя. Она будет основываться на выделенном выше инварианте. Характер нашего героя мы определим на основе структурного анализа Е. С. Новик. Он заключается в системном описании персонажей русской волшебной сказки, построенном на выявлении инвариантных форм, механизмов формообразования и механизмов формоизменения. Действующие лица после этого описываются вне зависимости от той роли, которую они выполняют в сюжете.

В соответствии с тезисом Е. С. Новик: «повествовательный план волшебной сказки может рассматриваться как разворачивание в сюжете тех семантических признаков, которыми обладает персонаж», кажется необходимым  для последующей интерпретации  нашего персонажа описать «медвежьего богатыря» согласно той роли, которую он в сюжете 650А исполняет.

            Четырьмя основными признаками, по которым можно определить семантическую характеристику персонажа, являются: индивидуальный, семейный, сословный статусы героя и его локальное состояние. Причем, мы будем учитывать лишь те из семантических признаков, которые имеют значение для развития сюжета, то есть признаки, образующие коллизию.

            Однако не обязательно все из данных семантических сфер должны в одинаковой степени воплощать природу нашего героя. Разумеется, одни признаки персонажа для его определения более существенны, чем другие. При более глубоком изучении семантических характеристик персонажей русской волшебной сказки можно убедиться, что «большее значение имеют признаки семейного и индивидуального статуса, а сословные и локальные признаки чаще служат вариантами этих основных сфер значений или дополняют их. Это вполне согласно общей ориентации волшебной сказки на разрешение личной судьбы героя.( ...) С этой точки зрения все персонажи волшебной сказки легко распределяются по двум основным группам: персонажи, основным признаком которых служит семейный статус, и персонажи, у которых основным является индивидуальный статус, причем по преимуществу семейные характеристики дополняются сословными, а индивидуальные – локальными».

            Переходим к рассмотрению отдельных признаков:

а) индивидуальный статус

             Основным признаком, по которому классифицируются персонажи этой группы, является оппозиция внутреннего мира (т. е. оппозиция естественный/сверхъестественный) и внешнего облика (т. е. антропоморфный / неантропоморфный). Под неантропоморфным разумеется зооморфный, растительный или аморфный.

            Хотя метод такой дистрибуции действующих лиц кажется на первый взгляд вполне удовлетворительным, при определении нашего героя настают некоторые затруднения. Признаки внутреннего мира и внешнего облика, в принципе должны разделить персонажей на сверхъестественных существ, людей, зверей, растения и предметы. Однако, в выше определенном инварианте, наш герой является чудесно рожденным человеком с некоторой претензией на сверхъестественные свойства,  к тому же наделенным зооморфным обликом. Как видно, получается некая промежуточная позиция между бинарными оппозициями, характеризующими индивидуальный статус героя.

            «Неопределенность внешнего облика восполняется четкой фиксированностью (...) признаков пола и возраста (оппозиция взрослый/ребенок и старый/молодой)». По-видимому, в случае нашего героя эти четкие противоположности якобы соединяются. В самом начале сказки, Иван Медвежье ушко называется ребенком, но это только временное определение, поскольку его быстрый рост, связанный с реинкарнацией отца (т. е. взрослого), способствует скорой перемене Ивана в молодца.

            Дополнительные оппозиции, характеризирующие модусы внутреннего и внешнего состояний: живой/мертвый, болезнь/здоровье, истинный/преображенный, видимый/невидимый, добрый/злой, мудрый/глупый, сильный/слабый.

            Из всех этих определений для нас наиболее существенно сильный/слабый, которое служит основной характеристикой Ивана Медвежье ушко. Только благодаря своей силе протагонист преодолевает все испытания и приобретает себе невесту. «Могучая сила» героя, характеризующая индивидуальный статус персонажа, - также первый симптом, определяющий нашего протагониста безусловно. Именно «медвежья сила» героя представляет собой признак, образующий коллизию данного сюжета и начальное отрицательное состояние героя, гармонизирующееся только окончательным браком.

            б) семейный статус

            Факт, что почти любая сказка начинается с описания семьи, чаще всего родителей и детей, не представляет никакого открытия, зато обозначает важность признака семейного статуса. Как правило, герой оказывается либо родственником либо свойственником, т. е. входит в семью. Для сказки характерно четкое противопоставление двух поколений: родителей и детей. Причем, те и другие могут быть родными или неродными.

             Имея ввиду нашего героя и пользуясь этим определением, мы опять встречаемся с некоторыми затруднениями. Конфликт первого хода сюжета 650А заключается именно в неясном определении родных и неродных связей. Иван Медвежье ушко является сыном медведя и человека. После своего рождения, он, однако, считает звериного родителя неродным и стремится от него убежать вместе со своей матерью к людям на белый свет. Хотя он добивается своей цели и оказывается в среде считаемых им «родных», община его не принимает и непременно стремится его изгнать.

            Итак, получается опять та же промежуточная позиция нашего героя, которую можно преодолеть только браком.

            в) сословный статус

            Сословный статус характеризуется следующими признаками: сословная принадлежность, профессия или ремесло и имущественное положение. Ни один из этих признаков не является достаточно важным в определении характера нашего протагониста. Хотя воцарение героя предусматривается в инварианте, тем не менее, в приведенных сказках оно встречается только один раз.

            г) локализация

            В качестве последнего из главных признаков, имеющих значение для семантической характеристики действующего лица, была приведена локализация. Основой всякого сказочного сюжета является движение героя из своего в чужое место, царство.  Этот путь можно обозначить схемой:

Дом  ’   дорога   ’    лес   ’   иное царство

Обязательным пунктом является наличие своего исходного места. Имея в виду эту точку отсчета, можно выделить следующее группы персонажей:

Дом – там помещаются родственники.

Поле или дорога – место пребывания таких персонажей, как нищие.

Лес – место локализации лесных демонов (баба-яга, леший, медведь).

Иное царство – место потенциальных брачных партнеров.

            Согласно выше обозначенной схеме для абсолютного большинства героев местом отправления и «своим» местом служит дом. Но для нашего персонажа характерным местом рождения является лес, однако, герой его «своим» местом не считает и немедленно отправляется «домой» в общину. Тем не менее, жители «дома» далеки от того, чтобы считать общину естественным местом нашего персонажа. Здесь опять же выявляется неопределенность природы героя, так как локализация служит не только атрибутом, но скорее даже фундаментальным определением свойств протагониста.

            Именно из-за отмеченной двойственной и, таким образом, неясной,  промежуточной природы Ивана Медвежье ушко, которая обнаружилась в результате выше сделанного анализа, появляется необходимость интерпретации позиции и роли нашего протагониста. Прежде чем объяснять неопределенную натуру персонажа, нужно еще посмотреть на окружение, в котором такой тип героя создавался и бытует.

VI

            Нами уже несколько раз отмечалась архаичность анализируемого сюжета. Сейчас придется поставить вопрос об архаичной природе нашего героя, который, конечно, находится в неразрывной связи с сюжетом. Иван Медвежье ушко во многих аспектах представляет собой скорее мифического героя, чем классического персонажа русской волшебной сказки. Эту предпосылку можно доказать приведением основной характеристики всех классических героев, которая вполне совпадает с выше определенной характеристикой нашего персонажа.

В традиционной греческой мифологии герой считается сыном или потомком божества и смертного человека, и он обычно наделяется непомерной силой и сверхчеловеческими возможностями. «Герой нуждается в помощи богов или духов (в дальнейшем эта потребность героя уменьшается в героическом эпосе и еще более увеличивается в сказке, где чудесные помощники часто действуют за героя), а эта помощь большей частью приобретается посредством определенного искуса и испытаний типа посвятительных испытаний, т. е. инициации, практикуемой в архаических обществах. По-видимому, отражением обрядов инициации является обязательный в героическом мифе уход или изгнание героя из своего социума, временная изоляция и странствия в иных странах, на небе или в нижнем мире, где и происходит контакты с духами, приобретение духов-помощников, борьба с некоторыми демоническими противниками».

            Для инициации характерна трехчастность (которая как раз прекрасно совпадает с определенными ходами нашего сюжета):

• выделение индивида из общества (конец первого, начало второго хода)
• преодоление разного рода испытаний (действие второго хода)
• возвращение в общество, социализация (завершающий сказку брак, конец третьего хода)

Инициация в широком смысле, как переход из одного статуса в другой, понимается как путь из одной жизни в другую через стадию временной смерти. Получается следующая схема:

жизнь               ’        временная смерть             ’         рождение

      “                                            “                                                  “

прежний статус          прекращение прежнего статуса            реинкарнация в новом статусе

            Из этого следует: герой наделенный зооморфным обликом, но желающий жить в человеческом обществе, должен защитить свою позицию, совершить таинства (лат. initiatio) и таким образом приобрести себе жену, чтобы вступить в новый статус. Как уже указывалось, гармонизирующим моментом, при котором стирается оппозиция антропоморфный/зооморфный является брак. Итак, брак – чисто сказочный мотив – способствует снятию шкуры (т. е. основному этапу ритуала медвежьей охоты) и совершает переход и социализацию в человеческое общество, тем самым мифическое и сказочное в характеристике героя соединяются.

VII

            По мнению Леви-Стросса, миф – логический инструмент разрешения фундаментальных противоречий посредством медиации. И одновременно медиаторами выступают объекты, происхождение которых объясняется в мифах. Таким образом, двойственная природа героя, которая обнаружилась в определении индивидуального и семейного статуса героя, а так же в его локализации пространственной и, до некоторой степени, временной, заставляет нас интерпретировать Ивана Медвежье ушко, согласно леви-строссовским принципам, именно как медиатора.

            Чтобы предпосылку медиативной роли героя, преодолевающего бинарность своей природы, наглядно показать, приведем следующие схемы. Первая схема показывает главные оппозиции, создающие характер протагониста: