Мифологическая проза малых народов Сибири и Дальнего Востока
Составитель Е.С. Новик

Общее оглавление

001-003

с.15:

РАССКАЗЫ И СКАЗКИ МИФОЛОГИЧЕСКОГО ХАРАКТЕРА

(№ 1)

ЗВЕЗДНЫЙ МИФ

Р. А. Силкин,

18.Х 1948 г.

Этот рассказ я слышал от Горлашкина Бэхоку, отца Сяры [Григория Горлашкина], который сейчас один из их рода Сойта [Горлашкиных] остался. Бэхоку был женат на моей сестре, Григорий Горлашкин ее сын.

Ниже Потаповского есть Чумового дьявола ручей. Как этот ручей в Воронцове, но крутой, берега его, как стены. Там большой яр, а среди леса озеро Сиговое. Из этого озера этот ручей и ушел к Енисею. Берегов у него нет, крутые, крутые обрывы, как стены. Вода круто по нему идет, а весною выступает из него.

Здесь на устье когда-то жили люди. Чумов очень много было на верхней стороне ручья, а нижняя сторона была пустая. Озеро Сиговое и этот ручей находятся на правом берегу Енисея. Озеро это такое, что его аргиш проходит целый день. Весною этот Чумового дьяволы ручей первый проходит с таким грохотом, что в избе слышно.

Дёре [предание] говорит, что в этих чумах было много народа. Сейчас шесты упали, нюки сгнили. Это все одна старушка сознает, видит. Иногда выйдет она на улицу, ходит по этим чумам, изломанным санкам.

- Эй! Когда-то здесь народ был! Теперь, беда, бог меня замучил. Как буду жить, не знаю. Не могу есть найти. Санки все пустые, что было на них, все сгнило. Эти чумы умерли от оспы уже несколько лет, я одна только мучаюсь.

Чумочек ее маленький на самом краю. Теперь она идет в свой чум. Чумов так много, что даже сосчитать нельзя, но все развалились. Она одна осталась. У нее нет ни сына, ни собачки, ничего. В чум пришла, огонек разложила.

- Хоть согреюсь. По морошку идти темно. Может быть, если до завтра не помру, то пойду, есть хочется очень сильно.

Спать легла, согрелась и спать легла. Утром встает, котлик взяла и идет по морошку. Старая-старая, зубов нет совсем. Пошла вверх по этой речке по левой стороне. Лайду не может найти, морошка ведь на лайде бывает. Вышла наконец на лайду. Кругом лес. Большая круглая лайда. На той ее стороне лес только чернеет.

Идет по лайде, ищет залыбы, где растет морошка. Теперь она идет, идет. Уже темнеет.

- Вот беда. Назад уж не дойду.

с.16:

Однако сентябрь был. Только дошла она до середины лайды. Морошки нет. Крутится, крутится посередине лайды. Нашла сопочку, сухая, кругом ее вода.

- Дай, отдохну на этой сопочке. Домой не дойду, а если дойду, все равно там есть нечего. Хоть на улице пропаду, хоть в чуме, все равно.

Теперь она легла на бок на сопочке и глаза зажмурила. Что-то мелькнуло около щеки. Схватила рукой и что-то мятое попало в руку. Еще все-таки не так темно, посмотрела - мышка, сама голая, хвост долгий. Раздавила ее рукой и стала есть. Все-таки мясо, хоть сердце поправлю. Съела всю, даже костей не оставила. Потом опять глаза зажмурила. Спит. Потом опять проснулась. Где-то, что-то, ушкан, что ли плачет:

- Вяя! Вяя!

Только и слышно это. Голову подняла. Слышно где-то против лица. Какой-то зверь? Почему, если ушкан, то не видно его? Или ребенок, или ушкан. Все-таки спать не дал, стал выть. Сперва этого не было, с полночи, видно, началось. Все-таки спать ей не дает. Слышно, где-то недалеко. Или ушкан, или что-то другое. На ноги встала.

- Дай, пойду туда, где это воет.

Идет, идет, уже ноги устали, лес близко стал. Впереди покрытая травой сопка. Трава отереблена, лежит вроде копны. Подошла к ней. Ну, все-таки слышно, тут. Травка - будто ее кто-то топтал. Кое-где она вырвана. Часть травы лежит комком. Вот тут под травой! Стала слушать. Подняла эту траву.

- Это что такое, ребенок лежит!

Мальчик маленький, маленький, кажется, двух месяцев, пуп уже зарос, руками шевелит. Взяла ребенка за ручку, целует:

- Эх, ты бедный, кто тебя бросил? Где твоя мать?

Ребенок ничего не говорит, только плачет. Нарвала травы, закутала его, качает.

- Вот, - говорит, - чем морошку, лучше я его принесу в чум.

Вот парнишку на руки взяла и идет к чуму. Падает, да идет. На ходу целует, качает.

- Вот, - говорит, - счастливая я. Думала я с голоду пропаду, а теперь сына нашла. Он мне потом куропаток добудет, потом, может быть, и рыбку.

Откуда-то достала зыбку и в нее положила. Эта зыбка, хоть и старая, наверно, от какого-нибудь умершего ребенка, но это ничего.

- Только бы у меня вырос этот парнишка.

Утром встает. Парнишку распеленала. Парнишка будто вчерашнего больше и выше, и толще. И каждый день так. И скоро стал парнишка ходить, бегать. И с тех пор, как его нашла, парнишка ничего не ест. Сама тоже, только мышку съела и больше ничего.

Но огонь каждое утро кладет. Чумочек маленький. Как встанет на ноги, головой шесты достает. В тех чумах нюков много, но не хочет от покойников брать. Теперь парнишка уже стал говорить.

- Мама! Есть дай!

- Сын, где тебе я возьму есть. Я сама тебе скажу: дай, сын, мне есть.

- Я где, мама, найду? У меня отец был или нет? Мать-то есть, ты, а отца не было?

Старушка говорит:

- Откуда найдешь отца? Отца у тебя не было. Вот, сын, я тебе имя дам, как без имени будешь ходить? Имя я тебе дам. Твое имя Нгуоку (травка), или Сиды надо дёдэо (двух мхов середка), потому что ты в траве родился.

с.17:

Так она его зовет теперь. Теперь уже парень ходит на улице, говорит хорошо.

- Мама! Почему ты зовешь меня Нгуоку? Отца нет, как же я родился? Но если я чей-нибудь сын, то я твой сын. Что ты говоришь - отца нет Кто мой отец?

- Потом узнаешь, как без отца родился. Отец куда денется? Помаленьку найдешь отца, не торопись.

Вот теперь старуха на улицу вышла. Ох! Снег, все побелело. Ну, куропатки везде, кругом чума бегают.

- Сын! Ты куропатку не добудешь? Я тебе сделаю маленький лук и стрелочку.

- Ну, мама! Скорей делай лук и стрелку. Может быть, я одну куропатку и добуду. Беда, ты хочешь есть! Я есть-таки не хочу, ничего не ем и все будто сытый.

Вот мать сделала ему из тальника лучок и из палочек стрелочки с гвоздиками-наконечниками.

- Иди, пока свет, а то ночь будет. Далеко не ходи, тут худо, покойников, как травы, неловко будет тебе. Покойник тебя может поймать.

Лук взял, пошел. Недалеко от чума застрелил куропатку. Побежал обратно в чум. Взглянул на небо - звезды, все небо усыпано звездами. Идет в чум обратно и все глядит на небо.

- Посреди неба идет один человек. Вижу, что на голицах, на лыжах он идет. Как он по небу идет?

Тут остановился парень. Хотел к матери куропатку отнести, но остановился, как будто кто его привязал.

- А человек идет, все ниже, ниже, ниже и прямо передо мною на снег вышел. Концы его голиц у моих ног, а сам шагов за пять. Длинные, длинные у него голицы. Человек этот чистый, лопоть [одежда] на нем вся подобрана, ничего не болтается, аккуратно подпоясана. Лопоть - бакари, сокуй - все чистые как с картинки, блестят; то ли это шерсть, то ли что другое. Открыл свои глаза этот человек и глядит на меня. Я от этих его глаз словно опьянел. Опустил руки и остановил глаза на нем. У меня все внутри дрожит; в одной руке куропатку держу, в другой - маленький лучок.

Так друг на друга глядят. Парнишка говорит:

- Старший брат, или отец, или дядя, отпусти меня. Мама с голоду умирает.

- Ты, парнишка, откуда? Я тебя вижу, какой-то ты смелый и острый [бойкий]. Откуда ты? Как тебя зовут? Я тебя узнал. Люди, которые по земле ходят, они на взгляд другие. А ты на взгляд какой-то чистый человек.

- Отпусти меня, пожалуйста. У меня имени нет и отца нет. Мне имя мать дала Нгуоку. 

- Ну, ладно, Нгуоку, а еще как?

- А еще я Сиды надо дёдэо.

- Если так, то я правду говорю, что ты не простой человек. Оттого ты такой острый. То, как ты родился, я слышал, даже видел. Вот, наверху, видишь небо? Нга-ныо (Неба сын) на землю спускался, здесь за лесом на лайду, я тогда тоже ходил по небу и видел. А к нему пришла Дя-каты (Земли дочь). Вместе с Земли дочерью он лег и спали вдвоем Нга-ныо и Дя-каты. Ты говоришь, что ты Сиды надо дёдэо, но по правде ты Сиды нга ныодо (Двух богов дитя) - Земли дочери и Верхнего бога. Ты нойде (внебрачный).

- Старший брат ли ты, или дядя, отпусти меня. Ты что мне дорогу в чум загораживаешь? У меня мать, однако, померла.

с.18:

- Мать, чум-то твой где?

- Чум на устье Чумового дьявола речки. Вот видишь эту речку, вот на ее устье.

- Это напрасно ты говоришь мама. Это не мама твоя. Это знаешь какая старушка? Это Дя-сой (Земли родительница). Все люди от этой старушки родились. Это не нечистый человек, это Дя-сой. Каждого человека глаза от этой старушки глядят. Иди, иди, парнишка: корми, корми, но это не твоя мать.

Человек двинулся вперед и вверх, так что парнишка прошел у него между ног, а сам он ушел в небо. Идет он вверх, - обернулся и кричит:

- Эй, нооку [обращение к младшему]. Я забыл сказать. Ты старушке скажи, что ты встретил Диа. Так скажи: этот Диа все мне рассказал, мать моя Дя-каты, отец мой Нга-ныо, вот так скажи.

Раз двинул еще лыжами и уже на небе.

Пошел парень и пришел к старушке:

- Мама! Дякаю [слава богу]! Нашел я тебе есть.

- Хо! - Мать вскочила, поклонилась до огня так, что волосы все загорелись. - Дякаю! Вот я, правда, радовалась. Что тут морошку собирать, когда я сына нашла! Вот сегодня одну, завтра две, потом еще больше. Вот теперь я покушаю! А что ты, парень, веселый? Ты с кем-нибудь разговаривал?

- Мама! Почему ты спрашиваешь, с кем я разговаривал? Я встретил Диа. Он меня всему научил. У меня отец Нга-ныо, мать у меня есть Дя-каты. Это правда, мама?

- Ну, как не правда. Я ведь нашла тебя на простой земле. Ведь я говорила тебе, что постепенно у тебя отец найдется и мать найдется.

- А ты, мама, ты мне не мама? Ты, говорит, Дя-сой. Все в мире, что на свете ходит, всё твои дети. Ты, говорит, Дя-сой. Вот это все Диа мне рассказал.

Вот бабушка говорит:

- Ну, Диа как не расскажет, он все тебе расскажет, что есть на свете, что на земле делается, где, может быть, крот роется, мышка ходит, всякие червяки, жуки ходят. Он тебе еще мало что сказал. Он все тебе скажет. Это имя Диа, что ему дано, оно значит неправда. Большею частью он тебе будет врать. Одно-два слова верно скажет, а то все врать будет. Другой раз, когда он попадется навстречу тебе, не всему верь, что он скажет. Но иногда он и правду говорит, так что от него ты все-таки и новости узнаешь.

(Диа по-нашему, по самоедски сплетник, лжец. Оттого ему дано имя Диа, по-юрацки Ёмбу, что ты будешь у него, например, просить ложку, а он начнет рассказывать, что у него есть и такая, и такая-то ложка и, в конце-концов, обманет, ничего не даст. Это не бог, это сэбуа - нечистый. Он так себе ходит, все проверяет, что есть на небе и на земле, все узнает и всем рассказывает.)

Ладно, теперь стали эту куропатку есть. Старушка отеребила ее, сварила и стали ее есть. Спать легли. Парнишка утром вскочил, ничего не сказал и, только свет стал, ушел.

Бежит во весь мах. Никогда тихо не идет. Сам о себе чувствует:

- То ли я по земле иду, то ли маленько выше.

В общем не слыхать его шагов. Бежал, бежал, стал назад глядеть на свои следы. И совсем незаметно следов. С неба снег падает, но даже мягкий снег не мнет своими ногами. Оттого он не слышал, что ступает на землю. Оттого он говорил, что не знает, ступает ли на землю.

с.19:

Лес прошел, на лайду вышел. Лайда, круглая лайда. Что это посреди лайды чернеет? Как будто в тумане, только какая-то тень видна. То ли один человек сидит, то ли два. Если не человек, то что-то другое. Но только тень это не черная, а как будто беловатая.

Бежит, бежит во весь мах на эту тень.

- Правда, - говорит, - люди.

Одна девушка или женщина. Лопоть ее вся травяная, но вся блестит; чистая, чистая трава, зеленая, как будто растущая. Другой - мужчина.

- Посмеиваются они, на меня даже не глядят. Я около них стою. У мужчины на груди звезда и на спине звезда. Человек, как человек, но лопоть, как облако. Я на них гляжу. Они на меня нисколько не поглядывают. Только друг на друга глядят, каждый на своего товарища.

Он крикнул:

- Как вас назвать? Старшей ли сестрой, старшим ли братом?

- Как это слово сказал я, то ли они испугались, но, на меня не глядя, откинулись назад; одна ушла в землю, другой поднялся на небо. Только увидел я, как он за облако свернул.

0н стоял, стоял и говорит:

 - Что такое? Это какие люди? Они испугались меня. Одна спряталась тут же. Где же дыра в земле? Никакой дыры нет. А другой ушел на небо, только что за облако скрылся. О чем они толковали, не знаю. Нет, я вас как-нибудь подкараулю!

Пока он на сопке стоял, около него села куропатка и кричит:

- Кобэ, бэ, бэ!

Взял в руки лук, пустил стрелу. Хоть лук маленький, прямо в голову попал. На землю упала.

- Вот, дякаю! Опять бабушке будет еда.

Крыльями куропатки охватил себя кругом пояса, связал их концы, чтобы руки были свободны и скорее в чум побежал, чтобы бабушка с голоду не пропала.

Бежал, бежал, не доходя леса опять сопочку нашел. На ней видит кто-то белый сидит. Голова большая, глаза круглые. На него взглянул, глаза выпучил. Глаза большие, как месяц.

- Я испугался. Человек-то будто человек. Но почему он с крыльями, весь покрыт перьями?

Обошел его кругом, далеко, далеко. Пока он обходил, тот поворачивал голову, следил за ним  глазами и остался тут сидеть.

Пришел к краю леса. Тут стоит лесина маленькая. Около нее беленький с большими ушами, скорчившись, сидит.

- Как увидел меня, на ноги встал. Спиной ко мне стал и, повернув голову, глядит. На задние ноги встал, а передние болтаются. Это что? Совсем близко я подошел. Если бы я хотел убить его, то мог бы убить. Но побоялся, что меня укусит. Какой-то кусливый с виду и с длинными ушами. Как меня увидел близко, так и удрал. Я испугался его, но и он меня.

Бежит в чум через лес. Посреди леса, от чума уж недалеко, опять взглянул на небо. Идет человек там, тоже на лыжах. То ли тот же, то ли другой.

- Спускается, спускается и предо мною встал. Сразу сказал:

- Эй, Нгуоку! Куда ты ходил? Куропатку одну добыл-таки! Есть, значит, будешь, старушка есть будет. Так и должно быть. Ты должен кормить старушку. Я видел тебя днем. Сейчас уже ночь, но не торопись, не закружаешь. Я теперь часто буду с тобой говорить. Ты молодой, надо тебе привыкать кое к чему. Вот днем я видел что-то, когда шел сюда, вон на

с.20:

небе моя дорога, белая лента. Я когда оттуда шел, видел посреди лайды двух людей, а ты около них стоял. Ты это был, я ведь видел. А ты не спросил их, кто они, кем приходятся тебе? Потом я видел, что они испугались тебя. Одна в землю ушла, другой в облако ушел. Я видел, он мимо меня прошел. Одна была твоя мать Дя-каты, другой - твой отец Нга-ныо. Ты отсюда ушел, куропатку здесь добыв. Я ведь все вижу, что делается, только в чуме, в яме [землянке] не вижу, что ты делаешь, а на улице, что делается, я все вижу. Ты сунул куропатку за опояску, я все видел, а перед тобой на сопочке сидел лунь. Ты его испугался и обошел. Почему не стрелял? Это тоже еда, как и куропатка. Мяса в нем много. Что у него глаза большие, это верно. Потом, от этого луня убежав, ты нашел ушкана. Ты его тоже испугался. Это тоже еда. Если бы ты их обоих убил, ты бы неделю лежал и ел. Есть разные звери, есть разные птицы. Есть черные, белые, пестрые. Ты их убивай. Ну, иди домой. Старушка есть хочет.

Опять пошел Диа так, что между ног у него пришелся парнишка, и ушел на небо. Посмотрел ему вслед и думает:

- Что это за человек Диа? Почему всегда, уходя, оставляет меня между ног? Так идя, когда-нибудь он меня затопчет.

Ладно, побежал домой.

- Вот, бабушка, одна куропатка. Поесть я все-таки добыл.

- Вот, сын, молодец. Теперь голодом сидеть не будем. Каждый день стал добывать. Завтра тоже, может быть, добудешь.

Старушка огонь разложила, котлик повесила. Куропатку сварила и кушают. Пока кушают, разговаривают:

- Вот, сын, ты Диа опять встретил, с ним разговаривал. Ну, что он опять наврал тебе?

- Диа мне сказал так. По середине лайды два человека сидели. Ты с ними разговаривал. Ты их кем считал? Он мне сказал, что одна это Дя-каты, а другой Нга-ныо. Как я спросил их, кто они мне, они испугались и скрылись. Вот про них он мне сказал: это твои отец и мать. Но все-таки, когда-нибудь я их скараулю и кого-нибудь из них поймаю, а то они на меня даже глядеть не хотят.

- Сын, не надо их имать. Если их поймаешь, Нга-ныо унесет тебя до полнеба и бросит и ты или наколешься на лес, или ударишься о землю и у тебя брюхо лопнет. Дя-каты как схватишь, она под землю нырнет. Навсегда тебя унесет и ты потеряешься. С испугу они тебя унесут. По хорошему обращайся к ним, если не услышат, пусть идут. На третий раз, может быть, услышат тебя они. Если ты второй, третий раз пойдешь туда, то знай, на этой сопочке ты родился, там есть вытеребленная трава. Под травой есть ямка, как птичье гнездо. Ты в эту ямку ляг. Они будут разговаривать и ты все услышишь. Отец тебя не знает. Это мать тебя родила и там оставила. Ну, спи - говорит.

- Вот, мать - говорит - я еще двух встретил. Один лунь. Его тоже едят. Глаза у него большие. Я испугался его. От луня я пошел, с длинными ушами зверя нашел. Я его испугался и он меня испугался. Говорят, их едят?

- Верно. Дурачок ты, сын. Их если бы убил, были бы мы сыты. А то одну куропатку съели и утром нечего есть.

- Нет, ничего, бабушка. Мне не хочется есть. Я не устаю. Мать! Это почему этот Диа оба раза через меня перешагивал? Неужели он меня человеком не считает?

- Эх, ты, дурачок, молодой еще. Это лучше, что через тебя он шагает. Это он тебя прижимает к земле, чтобы ты не поднялся. Если бы он мимо

с.21:

тебя проходил, он бы тебя с собой увлек. Ты ведь бога сын, легкий. Поэтому он тебя придавливает, чтобы ты на земле, у меня остался: этот Диа все-таки умный. Но потом, постепенно ты будешь бог, ты чистый человек, не поганый [обычный] человек.

Утром встал и опять убежал. Туда же к сопочке на лайде бежит.

Пришел опять к этому месту. Глядит на то место, где сидели те люди. Нету их.

- Ну, ладно, я сюда не пойду. Наверно, они скоро не придут, потому что они испугались.

Маленько отошел он отсюда и видит - ушкан. Прицелился и выстрелил. Убил прямо в голову.

- О, - говорит, - это теперь мясо будем есть, что-то тяжелый. Это мясо большое.

Обратно повернулся к чуму. Зашел в лес. Лес не очень густой, все-таки есть в нем промежутки. Нашел лайдочку, а рядом густой лес. Там на дереве сидел лунь. Собирается лететь, крылья поднимает и хвост.

- Пока собирался, я хлоп своей стрелкой и, хлоп, крыло одно изломал. Бросил его себе на плечо и радуюсь: вот теперь едим. Диа - очень умный. Если бы он мне не сказал, я бы их не убил. Теперь моя бабушка сытая будет. Я-то что-то не хочу есть, хотя каждый день хожу.

Обратно бежит домой по берегу этой речки. Лес густой. Вдруг услышал он, что кто-то смеется или кричит. Вроде как смеется,  громко, громко.

- Ну, я испугался. Но только смех все слышен и слышен, хоть я уже до чума дошел. Ну, я испугался, может быть, это какой-то амуки [дьявол]. Дошел до чума, бросил ушкана и луня бабушке.

- О, дякаю! Если теперь каждый день ты так будешь промышлять, то я жирная буду. Теперь завтра никуда не ходи. На два дня есть добыл.

Стряхивает снег с бакарей и говорит:

- Мать, я испугался. Прямо с сердцов бежал домой. Я смех услышал или кричал кто-то. В лесу, проходя его, я слыхал этот смех, но не остановился даже. Думал, что меня поймает какой-либо амуки.

- Это не амуки. Ты скажи, как смеется?

- Он смеется так: хахааа, хахааа! То ли смеется, то ли кричит.

- Это не амуки. Если бы ты увидел, ты бы понял, что это. Это моя родная дочь. Когда родилась, я ее отпустила в лес. Когда встретишь ты ее, то назови: парнэку. Когда второй раз встретишь ее в лесу, позови ее: обоу! - как старшую сестру, а то она тебя бояться будет, а если назовешь оба [старшая сестра], то не испугается и пойдет к тебе.

Ладно, ободрала и выпотрошила ушкана, луня. Луня сварила, ушкана оставила на завтра.

- Теперь ты большое мясо добыл. Что жалеть его? Будем есть досыта.

- Нет, мать. Досыта не буду есть. Я хоть сутки хожу, голода не чувствую. А ты вот ешь, поправляйся.

Вот сварила луня и стали кушать. Сын покушал и сразу лег, даже не разулся. Старуха кушает. Он лег-то, лег, но не спит, слышит, как мать обсасывает кости. Но кроме того услышал: на улице кто-то кашлянул. Он сел и говорит:

- Мать, ты еще не спишь? Кто там на улице ходит? Кто-то там кашлянул против моей головы.

Мать говорит:

- Это кто может быть? Я напрасно не пойду. Если кто и есть там, то это один Диа по ночам ходит. Это он подсматривает, как мы живем.

с.22:

- Ты почему знаешь, что это Диа? А, мажет быть, какой-нибудь другой человек.

Мать вышла все-таки. Только от двери шагнула крутом чума, как видит:

- Там за чумом, против того места, где находится голова парня, идет один человек. В одной руке держит хорей, в другой руке - вожжу. Санка стоит подале его. Идет прямо к чуму против места моего парня. Хорей держит рогатиной вперед. Хотел воткнуть ее в чум, но увидев меня, хорей обратно отдернул.

Старуха вернулась в чум:

- Вот, сын, если бы я не вышла, он тебя бы заколол сквозь чум.

- Ну, мать, пусть его. Но, какой это человек? Если бы на лыжах пришел, это был бы Диа. Я не боюсь. Это он только пугал меня.

Спать легли. Огонь угас. Не боятся, что на улице стоит какой-то человек. Парень стал уже храпеть. Тот человек стоит на улице Речь дёре пришла к нему.

Это тот же Диа. Но те два раза он на лыжах приходил, а теперь на оленях приехал. Два белых, белых быка у него. Но олени какие-то не такие, как домашние, а как дикие или какой-то другой породы. Видно, что у обоих оленей рога растут из лба. Это, видно, самородные рога, никогда не опадали они, пошли кольцами и спутались друг с другом. И шерсть какая-то у этих оленей гладкая и жесткая.

Диа стоит, подняв хорей, будто намеревается колоть, но о чем-то думает он. Теперь этот Диа поднял другой конец хорея, ударил вожжой и уехал. Речь дёре надолго с ним ушла, перестала говорить с парнишкой.

Диа пошел, пошел, пошел. Сам не знает, то ли по земле идет, то ли по воздуху. Ночь ясная. Все звезды видно кругом до самых мелких. По всему небу они рассыпаны. Луна и звезды кружатся, идут по небу. Он как будто навстречу им идет, напротив солнца.

Вот едет этот Диа, вожжу держит и глядит себе под ноги.

- Ох, лес далеко, далеко от меня остался. Я поднялся почти до облаков.

Встречает он луну. Луна как раз полная. Около луны стоит человек. Тоже движется, как раз навстречу Диа. В одной руке держит он колотушку, не ту костяную колотушку (тубо), которой выбивают снег из шкур или которую юраки держат для разгребания снега, когда они узнают качество мха, а колотушку (фето), которой бьют в бубен. Когда Диа остановился перед луной, этот человек и говорит:

- Ну, Диа! Я знаю тебя, что ты Диа. Куда ты идешь?

- А куда ты, Ирио-каса [Луны муж]? Куда ты идешь?

- Я пошел проведать свой край.

- Стой, ты еще скажи мне, я не слыхал это ни от тебя, ни от кого. Сколько в твоем тыдё [народе] людей? Ты скажи мне правду.

- Ну, Диа! Ты ходишь кругом света и все хочешь знать. Сколько у человека в карманах денег, сколько у человека работников, ты всё хочешь это знать. Тебе это велели так узнавать все на свете? На что тебе знать все, для чего ты все проверяешь? Надо тебе это знать?

- Надо, обязательно надо мне всё знать. Очень хорошо, что как раз ты мне попался навстречу.

- Так вот, моего тыдё всего 7007. Вот семь-то видишь, вот они Сео-Фонсэй (Семь звезд) [т. е. Большая медведица], а кроме них еще 7000 звезд. А ты зачем идешь?

- А я вот за этим и иду, чтобы узнать, сколько на небе звезд, чтобы все знать.

с.23:

Вот Диа идет своей дорогой [т. е. по Млечному пути], а Ирио-каса идет, проверяя свой край. Вот Диа ушел куда-то, Ирио-каса ушел куда-то. Речь дёре проваливается вниз, опять упала на землю.

В чумочке парнишка голову поднял:

- О, свет! Мать, топи огонь, свет стал.

Мать топит огонь и стала ушкана варить. Уже зима настает. Ну, что будем долго говорить, зима потом проходит Уже чуть не весна, март или апрель.

Парень, Нгуоку, идет. Ну, жара! Все растаяло. Не тем путем идет, каким он до этого ходил, а другим по яру над Енисеем. Пошел он не вниз [на север], а вверх [на юг]. Идет по лесу.

Так теперь он лесом идет. Ну, жарко, лето стало. Енисей прошел, наверно; его не видит, но другие реки прошли. Ну, густым лесом идет. Вдруг кто-то рассмеялся опять. Самый густой лес кругом, но лес незнакомый. Опять кто-то засмеялся:

- Ха, ха ха! Ха ха ха!

Он остановился и слушает. Вот слышно, где-то здесь, недалеко.

- Мать моя говорила, что это моя оба. Неужели она меня съест?

(Ну, конечно, это амуки, раз в лесу живет).

Идет, идет.

- Ох! Что-то там на лесине сидит? Как увидела меня, соскочила с лесины на землю и бежать. Я кричу ей: Оба, оба, оба! Куда бежишь? Старшая сестра услыхала. Остановилась, повернулась и на меня стала идти. Я все кричу: Оба, оба, оба! Куда бежишь?

- Ты какой, парень? Чей сын? - говорит.

Идет ко мне. Хвост тащится за ней. Лопоти у нее нет, но тела не видать, вся шерстью покрыта. Подошла ко мне.

- Я Сой мэнюо (Родительницы старухи) сын, - говорю.

- Нет, врешь. Я что-то слышала, ты Дя-каты сын и Нга-ныо отец твой. Так будто я слышала.

- Ты врешь. Ты откуда слышала? Вот лесина стоит, ты от нее слышала, что ли? Ты совсем врешь.

- Нет, я не вру. Правду говорю.

Вот у них пошел спор.

- Я как поймаю тебя, так на огне сожгу, - парень говорит.

- Я тебя как поймаю - всего исцарапаю, нигде целого места не оставлю, - парнэку говорит.

- Вот сухая ель. Я ее сейчас сожгу, - говорит парень. Достал кремень и огниво. Ударил два раза и огонь сверкнул. Топит огонь и все говорит:

- Я Дя-сой ныо [Земли родительницы сын].

А та говорит:

- Нет, ты Дя-каты-ныо [Земли дочери сын].

Так у них все время идет спор, пока он кладет огонь. Да только захочет его имать своими когтями, как он ей огонь подставляет. Она бегает кругом огня.

- Ты, оба, меня не поймаешь. Если я побегу от тебя, то не догонишь. Но я тебя поймаю и в огонь брошу, только пепел полетит.

- Нет, Дя-каты-ныо. Как только ты попадешь в мои когти, я тебя всего вытереблю.

Вот парень рассердился, что она называет его Дя-каты-ныо. Сухой травой развел огонь. Пламя подымается вверх. И когда кончил огонь разводить, сказал:

- Ну, иди теперь сюда. Чья сила одолеет?

с.24:

Теперь схватились. Но парень чувствует, эта парнэку, как его схватила, так сразу ее когти в него впились. Кое-как тряс, тряс ее целый день. Уже ночь стала. Пошли у него кровавые слюни изо рта. На нем была одежда, но плохая одежда. Она все с него содрала и стала царапать тело. Как схватит, так кровь течет. Но кое-как от нее вырвался. Теперь говорит:

- Моя мать Дя-сой.

- Нет, - говорит, - твоя мать не Дя-сой, а Дя-каты. А отец твой Нга-ныо.

- Нет, - говорит парень, - врешь.

Как схватил эту парнэку, бросил ее в огонь и сгорела она как дерево. От нее полетели искры. Находясь при последнем издыхании [дословно: "с последней душой"], парнэку в огне кричит:

- А! Нга-ныо-ныо, Дя-каты-ныо! У тебя силы больше. Пусть мои искры разлетятся по всему твоему краю. Где бы ни был человек, они его найдут и укусят. Будут мои искры комарами.

Вот ее искры полетели везде, везде. Вот комары это - они.

Теперь, как сжег свою парнэку, он убежал домой. Не доходя своего чума видит, что навстречу ему Диа идет. Едет на двух белых быках, которых раньше запрягал.

Остановился.

- Вот, Нга-ныо! (Стал теперь его называть Нга-ныо, а не Нгуоку). Ты тоже все тайны открываешь, как и я. Я везде и все, что есть на свете узнаю, и ты тоже. Вот ты парнэку сжег и будут комары по всему миру. Я тоже все узнал. Глядя наверх. Ты их [звезды] пальцем не сосчитаешь? Я недавно в одну ночь только их число узнал. Их, звезд, ты знаешь сколько? Ты бы смог их сосчитать?

- Нет, ино [старший брат]. Где мне их сосчитать. А ты от кого узнал их число?

- Я узнал от Ирио-каса.

- Тогда это, значит, правда. Ирио-каса должен это знать, потому что это все его тыдё. А сколько их ты узнал?

- 7007.

- Ага, 7007. А вот они семь лишних! Это Сэо-Фонсэй. Их видно. Но маленько Ирио-каса соврал. Почему он считает 7007? Еще семь надо прибавить, 7014 надо считать.

- А где еще семь ты видишь?

- А вот. Ты считай. Вон еще семь звезд кучей, это Кондику (по-русски "Уточье гнездо", "Комок") [т. е. Плеяды].

- Это правда. Эти семь звезд он не сосчитал. Теперь семь мы прибавили и будет 7014.

- Вот, когда дойдешь до Ирио-каса, то скажи ему, что Дя-каты-ныо прибавил тебе семь человек, знаешь ли ты их?

- Вот, - говорит Диа, - разойдемся. Ты пойдешь домой и я пойду домой.

- Ну ладно. На свете ты все проведываешь, сколько звезд на небе и то узнал. Но ты одного не спросил. Ты у Ирио-каса не спросил это, и он тебе ничего не сказал. Или сказал? Сколько отсюда, где мы стоим, сколько высоты до неба? Ты это спросил у Ирио-каса?

- Нет, про это ничего не знаю и не спросил его. Сколько же этой высоты?

- Но как, по-твоему, сколько будет? А вот сколько. Принеси ко мне семь орлов. Когда принесешь семь орлов, один из них взлетит вверх, так что его видно будет. Потом другой орел взлетит над ним на такую же высоту. Потом также взлетит третий орел над вторым. Вот если все семь орлов

с.25:

так взлетят друг над другом, что каждый будет видеть другого и узнавать, что это орел, вот такова будет высота до неба. В общем, что долго говорить: семь орлов высота до неба. Так и скажи Ирио-каса.

- Ладно, это я скажу. И сам испытаю, и Ирио-каса скажу. Это ты как узнал? Ты ведь по земле ходишь. Я по небу хожу и то еще не знал этого. Теперь разойдемся. Я это узнал и передам Ирио-каса. Ты иди домой и я пойду домой совсем. Ты теперь останешься здесь на земле. По всей земле будут люди ходить и тебе будут поклоняться. Ты будешь он энтио нга (настоящих людей бог). Ты тоже не будешь ходить по земле. Куда-нибудь скроешься. А твоя бабушка никогда не умрет и будет вечно такой старухой, потому что всему, что на земле живет, всему она мать. Дя-сой, так называют ее, будто все люди родились от нее. Теперь прощай. Вот моих два оленя бери. Ты будешь на них ходить, куда тебе надо. Вот и на небо подымешься. На, возьми санку.

Диа взял лыжи свои из санки и говорит:

- Вот я теперь подымусь на небо и весь мир будет видеть и говорить: вот его дорога, это Диа дорога [т. е. Млечный путь]. (Сейчас, когда ясная ночь, видна его дорога, по-нашему Диа-узи, а юраки ее называют Ёмбу ламбэтома - Ёмбы лыжня).

- Ну, прощай! - Диа сказал.

Двинул ногой, затем другой и покатился. Только его и видели. Парень сел в санку и ушел в свой чум. Дошел до чума. Оленей привязал к санке и зашел в чум. Этих двух оленей то ли отпустить надо, то ли нет?

Вот теперь бабушка говорит:

- Давай кушать будем.

Котлик повесила и последнее свое ушканье мясо стали кушать. Старушка говорит:

- Вот слушай, мой сын. Все равно ты мой сын, даром что Дя-каты-ныо ты. Теперь разойдемся. Ты на свете будешь ходить, а я спрячусь вниз под землю. Когда, хоть ты, возьмешь жену и жена будет у тебя беременна, ты, когда родиться будет или дочь, или сын, знай, что это я их посылаю. Вот ножичек у меня, вот топорик мой, которым я дрова рублю. Когда родится мальчик, то что у него будет, этим ножичком я буду делать. Вот топорик мой. Когда родится девочка, у нее сперва не будет отверстия в теле. А ей это надо сделать. Этим топориком я просеку ей его. Вот я родительница всей земли, людей и всего мира. Мое имя будет Дя-сой, потому что от меня родятся все люди. Вот теперь, сын, дай губу, я тебя поцелую.

Парень вскочил на ноги, старуха говорит далее:

- Вот у тебя олени запряжены. Ты куда хочешь, туда и поедешь. Я хоть здесь останусь, но ты больше меня не увидишь.

Парень подошел, поцеловал свою мать и шагнул на улицу. Открыв двери, оглянулся. Матери уже нет, скрылась. Теперь он двери прикрыл и придавил их палочкой.

- Вот, мать, твой чум. Ты ведь в чуму сидишь.

Вот теперь на оленях пошел он тем путем в лес, где он ушкана и луня добывал.

Что долго будем говорить? Выехал он на лайду. На лайду вышел и опять видит, что там на сопочке опять две тени сидят.

- Олени идут рысью, и как раз перед ними остановился я. Опять они разговаривают, смеясь, друг с другом. Я вижу только, как губы шевелятся. А я сижу на санке. Не знаю, то ли меня видят они, то ли нет?

Теперь он тихонько с санки спрыгнул и с намотанной на руке вожжой подошел к матери, к Дя-каты, и схватил ее за руку. Отец, Нга-ныо, хотел вскочить вверх, но он другой рукой поймал его за подол.

с.26:

Парень уперся обоими своими ногами. Санка дергается, олени рвутся, испугались что ли, и два человека рвутся в руках. Несколько времени они так вырывались, вырывались.

- Хоу-ха! - говорит Нга-ныо. - У этого Дя-мэнюо-ныо (Земли старухи сына) сила-то большая!

- Это не Дя-манюо-ныо, это наш сын, - Дя-каты говорит. - Это, когда мы здесь с тобой играли, случилось. Вот эта сопочка, она приметная. После того, как мы играли, и родился этот парень. И я его травой закрыла. Вот Дя-мэнюо и нашла его здесь и воспитала. Вот это наш сын. Теперь, куда мы его денем.

Нга-ныо говорит:

- Куда денем? Он будет жить между нами двумя. Будет как и прежде ходить по земле, зaxoчет, поднимется на небо, потому что у него олени моего народа. Это Диа олени. Ну, а под землю он так и так не пойдет. Пусть здесь живет. Весь народ по всей этой земле будет тебе поклоняться. (Так же говорит, как раньше бабушка говорила). Я тебя буду видать и буду тебе объяснять кое-что и мать также будет тебе помогать, только с этой сопочки ты отпусти нас. Но ты будешь находить нас здесь.

Вот теперь их отпустил парень. Один на небо поднялся, другая под землю спустилась. Он сидит сам на санке и думает.

На ноги встал, постель из-под себя на санке поднял, достал тубо. Потом нож вынул и эту тубо стал строгать. Как бы человека из нее выстрогал. Руки сделал, ноги сделал и голову сделал. Глаза, рот, нос сделал. Поставил на сопке, воткнул крепко, крепко, лицом поставил на полдень, на юг.

- Вот, - говорит, - в будущем, если какой-нибудь человек придет, пусть тебя возьмет. Из тебя будет каха (шайтан), а про меня будут говорить нга (бог). Не высокий бог, будут говорить, а где-то близко находящийся бог, наш бог, будут говорить. Какого-нибудь человека я увижу сверху и скажу: "Пусть утонет, или пусть от такой-то болезни умрет, или пусть его ножом зарежут". Это я даю человеку болезнь, смерть Вот теперь так и будут говорить: "Вот такая-то смерть ему мною послана".

Поставил это изображение на сопочку и поднялся вверх.

- Но не высоко, - говорит, - пойду, меня все время видно будет, не доходя неба. Все время буду жить тут.

Его имя Сидынэ бадаси нга (нас воспитавший бог).

(Диа воспитывала тоже Дя-мэнюо. Отцом его был или Ирио-каса или нга, это неизвестно. Ирио-каса это шаман, поднявшийся на луну).

Для того, чтобы лучше попять данный миф, необходимо ознакомиться со старыми религиозными представлениями энцев. Вкратце они сводятся к следующему. Энцы различали четыре категории сверхъестественных существ: нга, кача, самады и амуки. Слово нга они обычно переводили словом "бог". Но нга у ненцев было много и при этом главные нга, по большей части были женщины. Это Кая-э (Солнца мать), Ирие-э (Луны мать), Дя-менюо (Земли старуха), Бид-э (Воды мать) и др. Но главный покровитель энцев Бадаси или Дюба-нга (Сирота-бог), о происхождении которого рассказывается в данном мифе, был существам мужского пола. Кача - это духи болезней. Иногда большие болезни энцы тоже называют словом нга. Само слово кача собственно и значит болезнь. Самады - это духи, помощники шаманов. Обычно они зооморфны. Наконец, амуки (от аму - лапа, "лапающие", resp. "схватывающие") представляют широкий круг сверхъестественных существ, от сказочных людоедов сихио, до персонажей, относимых к категориям нга и кача. Приведенный выше миф

с.27:

рассказывает о том, как Дя-менюо вырастила и воспитала Дюба-нга. Не все здесь понятно. Так, если считать, что мать Дюба-нга (Бадаси) Дя-каты является дочерью Земли, то выходит, что старуха Дя-менюо является бабушкой Дюба-нга. Но об этом и о том, что Дя-каты является дочерью Дя-менюо нигде прямо не сказано. Об этом можно только догадываться. Как уже было указано в введении, популярный персонаж энецкого фольклора лжец и обманщик Диа здесь выступает в роли сверхъестественного существа, небесного лыжника, хотя некоторые черты популярного плута сохраняются в образе Диа и в этом мифе.

Характерен, хоть и трудно объясним образ Дя-менюо. Умирающая с голоду на вымершем стойбище старуха затем оказывается Дя-менюо, матерью всего живущего. Интересен образ парнэку, встречающийся также в ненецком фольклоре. Теперь энцы говорят, что это обезьяна, но это, конечно, позднее объяснение. В целом же миф "Фонсэй дёре" можно считать талантливой попыткой объединения  в одном рассказе ряда сюжетов энецкой мифологии. С этой точки зрения этот миф заслуживает самого большого внимания, не говоря уже об его несомненных художественных достоинствах.

Энцу Хантайской управы Ефиму Семеновичу Горлашкину (Бэхоку Сойта), от которого Р. А. Силкин слышал этот миф, в 1926 г. было 50 лет. Его жене Анне Алексеевне (сестре рассказчика) - 40 и сыну Григорию (Сяра) 17 лет. В 1948 г. Г. Е. Горлашкин был единственным мужчиной рода Сойта, который прослеживается по архивным данным с 1607 г. Фамилию свою Горлашкины получили от члена их рода Горластика, жившего в XVII в. Как мы уже указывали, в 1926 г. Ефим (Бэхоку) Горлашкин имел лишь 14 оленей, т. е. был крайним бедняком. Хотя Горлашкины (Сойта) являлись последнее время родом тундровых хантайских энцев, место действия мифа - район современного обитания лесных энцев, куда тундровые энцы заходили лишь на зиму. Может быть "лесной" колорит мифа объясняется тем, что род Сойта происходил из лесных энцев и лишь в начале XVII в. присоединился к тундровым.

(№ 2)

ДИА

Нейчи Силкин,

Стойбище близ р. Сухой Дудинки,

20.Х111948 г.

Есть река Пясина, большая, широкая река. На этой реке на левой стороне есть один чум. В чуме живет три человека - два Диа и старик, их дядя, наверное.

А на правом берегу реки тоже один чум есть, большой. В нем живет Сихио. У него жена, дочь. Олени имеются у Сихио.

У Диа оленей нет. Есть только маленькая лодочка. Однажды старший Диа говорит:

- Я пойду гостевать в Сихио-чум. Там как-нибудь буду его обманывать.

Он пошел гостевать к Сихио. Сихио говорит:

с.28:

- По каким делам ты пришел? Что тебе надо?

Диа говорит:

- У меня такое слово есть: хочешь ты так или нет? Пойдем вниз по течению лодкой. Будем соревноваться, кто быстрее поплывет. Если я тебя позади оставлю, ты дашь мне свою дочь. А если ты меня обгонишь, я тебе дам своего дядю. Он тебе все равно нужен воду таскать, дрова.

Сихио говорит:

- Почему так нельзя? Можно, будем соревноваться, кто как быстро пойдет.

Потом Сихио говорит:

- Когда будем соревноваться?

Диа говорит:

- Завтра я приду к тебе.

Диа теперь пошел домой и говорит:

- Ну, младший брат. Завтра с Сихио будем соревноваться. Ты меня завтра рано утром вниз по реке на километров 20-30 под песок спрячь, а сам ты пойдешь с ним в лодке соревноваться. Ты ему так говори, как пойдете: на лодку не будем смотреть, вниз по реке будем смотреть. Как сядете в лодки, я побегу вперед и буду кричать: я тебя уже оставил. Так попробуем его обмануть, может быть, обманем.

Теперь рано утром младший Диа своего старшего брата спрятал внизу по реке в песке. Там его закопал, а сам прошел к Сихио и говорит ему:

- Ну, Сихио, будем соревноваться? Где у тебя лодка?

Сихио говорит:

- Ну, давай, будем соревноваться.

Сихио берет свою лодку. У него медная лодка, большая. Весло тоже медное. У Диа лодка маленькая, а весло из толстой травы. Теперь Диа говорит:

- Не будем смотреть. Глаза закроем, только вниз будем смотреть.

Сели в лодки. Диа говорит:

- Ну, пойдем теперь.

Сихио, беда, как сильно гребет вниз. Как он стал грести, младший Диа вместе с лодкой перевернулся и под водой пошел. Теперь старший Диа вскочил из ямы и говорит:

- Ну, Сихио, я уже тебя оставил. Ты ездить не умеешь на лодке.

Сихио стал смотреть вперед: Диа вперед его ушел. Сихио говорит:

- Ну, Диа, не стоит соревноваться. Ты уже ушел вперед от меня.

Диа говорит:

- Теперь ты девку дашь мне. Если не дашь, я все равно тебя убью, силы у меня больше будет.

Сихио говорит:

- Придется дать, если так сделать обещаешь, то придется дать.

Диа говорит:

- Теперь я буду аргишить. Буду жить в твоем чуме. Вместе будем жить.

Диа теперь живет в Сихио чуме. Женился на Сихио дочери. Целые дни спит. Потом Диа говорит:

- Ты каких-нибудь сильных людей знаешь? Может быть слышал или сам находил каких-либо сильных людей?

Сихио говорит:

- Нет, я никаких сильных людей не находил. Только я знаю трех человек. У них, однако, силы много. Это три брата, три сомату. До самого младшего из них семь аргишей отсюда, а среднего чум еще дальше стоит, а самый старший еще дальше стоит.

с.29:

Диа говорит:

- Я так думаю. Я с женой пойду к этим оленным людям гостевать.

Сихио говорит:

- Ну, Диа, ты пустое слово держишь. Обратно не придешь; все равно они тебя там убьют.

Диа говорит:

- Как-то надо идти.

Сихио говорит:

- Дело твое. Если хочешь идти, то иди.

Ну, Диа сделал себе легкий чум и пошел аргишить вместе с женой.

Перед отъездом он сказал:

- Ну, Сихио! У тебя лука разве не было? Лук-то дай. Их головы я сюда принесу.

Сихио достает лук. Он такой: сделан из простой доски, а в середине дыра большая. На обоих концах лука имеется по два глаза, как настоящие глаза. Стрелы у него тяжелые, по 16 пудов, беда. Говорит Сихио:

- Эти стрелы надо через эту дыру пускать. Тут есть молоток в 20 пудов. Ты им ударить, а стрелы сами попадут. Если пустишь эту стрелу, она сама обратно придет к тебе.

Ну, Диа берет свой лук. Даже от земли не может его поднять. Он пошел к санке и говорит:

- Ну, Сихио! Я свой лук забыл. Ты принеси его сюда.

Теперь Сихио вышел из чума и тащит лук, одной рукой поднял лук.

Теперь Диа думает:

- Сихио, беда, сильный. Одной рукой поднимает лук.

Он бросил на санку лук и стал шевелить. Семь аргишей сделал, после седьмого аргиша остановился. Диа жена говорит:

- Ну, как младший сомату оленный от нас далеко?

Он говорит:

- Нет. Край его копаницы от нас недалеко.

Потом Диа говорит жене:

- Как, у него дочь есть дома?

Она говорит:

- Есть.

Диа говорит:

- Ты к нему иди. Пусть он даст девку мне, даром даст без калыма. Если он не даст, то говори: у меня есть человек такой сильный, как бог. Он тебя все равно убьет завтра. А сам сомату оленный пусть тоже ко мне придет, будет таскать у меня дрова и воду.

Ну, теперь жена Диа пошла. Нашла чум этого оленного сомату. Этот младший сомату оленный говорит:

- Ну, по каким делам пришла Сихио дочь?

Она говорит:

- Муж мой послал сказать. Он сильный человек, как бог. Он так сказал: пусть сомату оленный отдаст дочь и сам придет, будет рубить дрова и таскать воду. Муж мой так сказал: если хочет живым быть, пусть согласится.

Сомату оленный стал думать, надумал:

- Ну, дочь свою отдам. Головы мне своей жалко и дочь свою отдам, раз такой сильный человек.

Ну, теперь сомату оленный утром встал, аргишил и пришел к чуму Диа. У оленного сомату были ребята батраки, три - четыре человека. Теперь свою дочь отдал Диа. У Диа стало две жены.

с.30:

Диа стал большой начальник. Когда идет по улице, впереди стелят красное сукно, а сзади его убирают.

Этот сомату оленный каждый день ходит на охоту за дикими оленями. А Диа в это время на санке сидит на улице.

Те сомату батраки на улице ходят, играют. Один из них говорит:

- Ты осторожно играй, начальника не трогай. Он нас убьет, если его трогать будешь.

Другой говорит:

- Это какой начальник? Это, однако, Диа. Как он нас убьет? Если Диа сильный, то у среднего сомату тоже силы много. Если даже среднего сомату Диа убьет, то самого старшего сомату он не убьет.

Еще один из них говорит:

- Что ты дурака валяешь. Потише говори, может быть, он бог какой-нибудь и услышит.

Вечером Диа зашел в чум и сомату вернулся домой. Диа пошел к нему гостевать. Диа говорит:

- Ну, сомату! У тебя братья есть?

Сомату говорит:

- У меня братьев нет, я один.

Диа говорит:

- Ну, сомату! Ты как это родню скрываешь? Ночью у меня одно ухо, один глаз не спят, все видят и все слышат. Хоть на далеком расстоянии будешь, хоть тихо будешь говорить, все-таки слышать я буду. Я знаю, что у тебя есть средний брат и старший брат. Завтра поедешь к среднему брату. Пусть он ко мне парится [присоединится], дочь свою отдаст даром, а сам будет дрова таскать, воду таскать.

Он теперь пошел туда к брату своему. Дошел вечером.

Брат говорит:

- Зачем ты пришел? Раньше никогда не ходил.

Сомату оленный говорит:

- У нас там такой человек есть, самый сильный, все равно бог. Этот человек меня послал сюда. Этот человек так говорит:

- Пусть ты свою дочь отдашь даром, а сам парись ко мне и работай, руби дрова и таскай воду. Если так не сделаешь, завтра он все равно придет и тебя убьет.

Этот оленный теперь стал думать:

- Чем пропадать, лучше отдам дочь и сам я приду к нему, буду жить.

Теперь он [младший сомату] пришел домой, Диа говорит:

- Ну, как он, соглашается или нет?

Он говорит:

- Соглашается.

Назавтра приходит средний оленный, парился к ним. У Диа теперь стало три жены. Диа сам рукой мясо не берет, а ему вилкой подают; вечером ему жирного бангая режут. Диа скажет:

- Я есть захотел; жирного бангая режьте.

Средний и младший сомату - один дрова рубит, другой воду таскает.

Диа говорит младшему сомату:

- У вас еще братьев нет?

Сомату говорит:

- У нас больше нет братьев. Был еще один, да умер давно.

Диа говорит:

- Нет, врешь, у вас должен быть еще старший брат. Завтра иди к нему. Пусть парится ко мне, дочь, если есть у него, пусть отдаст даром.

Теперь сомату оленный говорит:

с.31

- Он, однако, не согласится. К нему идти напрасно не стоит.

Диа говорит:

- Иди, иди. Пусть он придет и дочь принесет. Если не пойдешь, я тебя все равно убью.

Ну, теперь сомату пошел. К вечеру ему старшего брата чум стало видно. Из чума огонь вырывается, до неба доходит этот огонь. Как увидел этот огонь младший сомату и говорит:

- Ну, старший брат! Плохой ум я не держу!

Теперь он зашел в чум. Старший брат его сидит; у него жена, дочь и сын маленький. Голова у старшего брата седая, белая. Говорит старший сомату:

- Зачем ты сюда пришел? Что тебе надо?

Младший сомату говорит:

- У нас есть человек сильный, как бог. Он меня послал, сказав: пусть твой старший брат ко мне парится, дочь мне отдаст свою, а сам будет работать: воду таскать или дрова.

Он [старший сомату] теперь смеется:

- Я не пойду и дочь не отдам. Сам-то я приду, попробую, сильный он или нет. Дочь пока я не отдам. Если он меня убьет, пусть тогда даром возьмет дочь мою. Иди домой, завтра я приду, посмотрю, какой это человек у вас сильный.

Теперь он [младший сомату] пришел домой. Диа пошел к нему в чум узнать, придет ли тот богатый или нет. Диа говорит:

- Ну, старший брат придет?

- Нет, не придет. Сам-то завтра придет посмотреть, какой это сильный человек. Дочь не отдает, говорит: если меня убьет, то даром возьмет.

Утром рано приходит старший оленный. Старший оленный зашел в чум к Диа смотреть, какой тут сильный человек. Старший оленный говорит:

- Какой ты человек? Зачем пришел? Зачем меня вызываешь?

Диа говорит:

- Зачем ты меня спрашиваешь? Зачем ты дочь свою не принес? Я тебя убью сейчас.

Старший оленный говорит:

- Ну, давай, убей. Кто кого победит; будем стрелять друг в друга.

Теперь они вышли на улицу. Диа сел на санку у лука. Старший оленный говорит:

- Ну, давай, ты стреляй в меня сперва.

Диа кричит:

- Ну, жена! Куда ты пошла? Стрелу пускай, а то я ее не могу в руках удержать.

Приходит жена, Сихио дочь. Хотела поднять молоток - не может поднять, хотела стрелу поставить - не хватает силы.

- Ну, уходи, - Диа говорит - Где ты пропадаешь, младший оленный? Пусти стрелу.

Младший оленный хотел стрелу поставить - тяжело; хотел молоток поднять - тяжело.

- Ну-ка, теперь вдвоем подымите.

Они хотели вдвоем поднять - не могут.

- Ну, уходите. Я говорил, что у вас силы нет.

Теперь старший оленный говорит:

- А, ну, подыми ты сам.

Диа говорит:

- Я подыму, я не такие подымал. Ну, ты сперва стреляй. Потом я тебя попробую.

с.32:

Старший сомату оленный говорит:

- Ну, я тебя попробую!

Одну стрелу пустил. Как выстрелил - поднялась пурга. Ждет он, чтобы пурга прошла. Вот прошла она. Диа нет, куда-то исчез.

Старший сомату оленный говорит:

- Правда, он бог! Куда-то спрятался.

Кричит в небо:

- Не сердись! Я шутя стрелял. Девку отдам даром.

Потом стал раскапывать снег. Нашел руку, ногу, голову, другую руку.

Смеется теперь оленный:

- Я правду думал бог! Вот каков ваш сильный человек.

Ну, они пошли по местам. Сихио девка домой вернулась и конец сказке про Диа.

Это энецкий вариант похождений нганасанского Дяйку.

Как мы видим, образ Диа в этой сказке имеет мало общего с образом Диа в Звездном мифе. В последнем Диа все же небожитель, нечто вроде северного Гермеса или Меркурия, здесь простой обманщик, плут, шантажирующий глупых и трусливых людей, пока не наталкивается на смелого и решительного человека, который сам убивает обманщика. Сюжет это весьма распространенный и специфический. Местный колорит этой сказке придает лишь то, что действие происходит среди оленеводов энцев, что в этой сказке фигурирует также типичный персонаж энецкого фольклора - глупый людоед Сихио. Неясно, что представляет собой то орудие, которое Сихио дал Диа в качестве лука. Иногда эпизоды о гонкой по реке и с вымогательством у оленеводов их дочерей представляют у народов Севера самостоятельные сказки. Нейчи Силкин, по его словам, слышал эту сказку от Йоси Туглакова, 32 лет, тоже энца, колхозника артели имени Кирова Усть-Енисейского района. Отец Йоси Танула имел около тысячи оленей.

(№ 3)

ПОХОЖДЕНИЯ БАРУЧИ

Мейо Силкин,

р. Лобохай,

8.XII 1948 г.

Диа есть, у него брат есть Баручику-однорукий, одноногий, всегда он такой человек. Оленчиков есть штук десять. Они живут вместе с матерью. Он, Диа, все время охотится на диких, Баручику все караулит стадо.

Один раз около маленькой речки остановились; не сильно маленькая речка. Днем десять оленей через речку ушли. Баручи говорит оленям:

- Почему вы ушли за речку? Почему мочили бакари?

Берет ножик и с десяти живых оленей камос весь ободрал. Говорит оленям:

- Ходите теперь через речку босиком, бакари не будете мочить.

Вечером брат приходит. Баручи говорит:

- Это ваши олени почему такие дурные, ничего не понимают?

Брат говорит:

- Ну что будут понимать олени? Оленей только кормят.

с.33:

- Как не понимают. Вот они ушли через реку и бакари намокли.

Брат говорит:

- Какие бакари? Олени бакари не носят.

- A на ногах, что у них?

- У них не бакари, а камос.

- Вот я у них все бакари снял, чтобы речку переходили и не мочили их.

- Ну, что ты, Баручику! Почему оленям так сделал? Ведь пропадут они. Почему обдирал камос?

Баручи говорит:

- Я думал, что это бакари. Я жалел, что они мокнут. Я не знаю, что здесь камос или что.

Ну, теперь эти олени со снятыми камосами пропали все. Со снятым камосом не будут жить олени. Брат говорит:

- Баручику надо где-нибудь оставить. Если меня долго не будет, он, вероятно, много дела наделает.

Ну, аргишили; пешком тащили чум. Диа впереди идет. Одно озеро нашел. Во льду этого озера сделана прорубь. Говорит:

- Баручи! Иди-ка сюда. Тут в проруби видно много народа, балуют, играют.

Баручи глядел, глядел и одной ногой наступил на воду в проруби. Баручи ушел под воду. Ну, брат его дальше ушел, аргишил. После этого через три дня вечером один человек идет. Открыл двери.

- Это тот, которого я топил, Баручи идет.

Баручи десять больших чиров принес, говорит:

- Брат, ты, наверно, меня за рыбой посылал, я тебе рыбы принес.

- Он что, - думает Диа, - это что за человек? Как он пришел сюда? Ну, наверно, что-нибудь сделает, если долго будет у меня жить.

Один раз опять аргишили. Большое длинное дерево нашли. Диа поднялся на вершину этого дерева:

- Ну, Баручи! С этого дерева всякую землю видно. Очень интересно. Этот Баручи поднялся к брату. Диа там его схватил и привязал веревкой к дереву на вершине. Замотал его веревкой и оставил его тут. Диа говорит:

- Вот твое место будет.

Он недалеко, километров пять, прошел и опять остановился. Ну, два-три дня там живет. Вечером один человек приходит. Это тот привязанный Баручи идет.

- Брат мой, верно, тебе надо было дров. Ты дрова рубить меня оставил. Я тебе принес дров на год.

Диа говорит:

- Это какой такой Баручи, я его сильно привязал веревкой. Ну, ладно, больше я тебя трогать не буду, живи только теперь хорошо, а то оставил ты меня без оленей.

Два-три дня жили здесь. Потом Баручи пошел на охоту. Недалеко он нашел большое озеро. Озеро полно поставленных сетей. Баручи начинает эти сети вынимать. Он не знаю две или три сети высмотрел. Да, рыбы полно. Он говорит:

- Это что такое идет, месяц ли что ли видно?

Это оказывается не месяц. Это оказывается одноглазый Сихио. Он, Сихио, подошел к нему. Сихио говорит:

- Ты кто такой человек? Ты почему мою сетку смотришь?

Баручи говорит:

- Откуда твои это сети? Это старые мои сети. Это, когда я родился, мой отец их здесь поставил.

с.34:

Сихио говорит:

- Почему ты врешь, я недавно поставил их.

- Нет, - Баручи говорит, - честное слово это мои сети. Не ври. Ну, ладно, что языком говорить, так никогда не кончим. Лучше шайтанов принесем сюда. У тебя шайтан-то есть?

Сихио говорит:

- Есть.

- Вот завтра рано утром принеси шайтана. Я завтра рано тоже шайтана принесу.

Ну, ладно, Сихио согласился. Сихио ушел, ни одной сети не посмотрев.

Баручи тоже домой ушел. Утром встал рано Баручи. Матери говорит:

- Ну, мать, давай одевайся, сейчас пойдем.

Берет свои маленькие саночки и пошли. Пришли к озеру. Матери говорит:

- Я тебя буду делать шайтаном. Стань на четвереньки на санке.

Старуха так и встала. Лица ее не видать, завязал его. Ну, Сихио пришел, одну саночку тоже тащит. Ну, Баручи говорит:

- Ну, Сихио, вот мой шайтан, смотри. Ну, ты своего шайтана покажи.

Сихио показал сделанного из дерева человечка (сэда). Ну, Баручи говорит:

- Ну, теперь мы будем шайтанам говорить, я буду первый говорить:

Ну! Шайтан! Слушай! Сихио хочет сети отобрать. Он говорит, что это сети мои. А это моего отца сети. Говори, правда это или нет.

И трясет санку за перед. Старуха тут говорит:

- У! Это старые Баручи отца сети.

Баручи говорит:

- Ну, вот, Сихио, ты слышишь? Ну, шайтан говорит, что это Диа сети. Ну, ты своему шайтану говори. Пусть твой шайтан скажет, твои или нет эти сети.

Ну, Сихио несколько раз своего шайтана спросил. Ну, у него рта нет, как будет говорить? Ну, Баручи говорит:

- Ну, значит моя правда.

Ну, Сихио сел на лед и говорит:

- Не знаю, правду ли что ли твой шайтан говорит. Мои были сети.

Ну, раз твой шайтан говорит, то берите.

Баручи говорит:

- Ну, конечно, раз шайтан сказал, возьму свои сети, а ты больше не приходи на мое озеро.

Он, Сихио, пошел домой. Баручи тут смотрит сети, теперь они его стали. Все из них вынул. Когда Сихио не видать стало, он старуху свою мать развязал. С матерью смеется:

- Вот хорошо, сети готовые отобрали, лед не долбили, сейчас рыбу едим.

Этой рыбой целую нарту нагрузили. Пришли в чум. Не знаю, три или четыре дня живет там Баручи. Он говорит матери и брату:

- Я сейчас воевать пойду. Сихио надо убить.

Ну, Диа говорит:

- Как ты Сихио убьешь? Одна рука у тебя, одна нога. А он такой здоровый мужик. Не тронь, пусть он спокойно живет.

Он говорит:

- Нет, нет, я пойду, раз я такое в уме держу. Я никому не подчиняюсь.

Ну, Баручи пошел. Несколько дней шел и новое чумище, с которого

с.35:

люди аргишили, нашел. На чумище одно шило нашел потерянное. Говорит ему:

- Ну, со мной не пойдешь воевать?

И пошел. Оглянулся. Шило за ним идет. Опять шел, шел, новое чумище нашел. Одну старую лямку нашел.

- Ну, лямка! Со мной не пойдёшь воевать? Я иду в землю Сихио.

Шага два сделал, - лямка идет за ним. Потом недалеко шли и опять чумище нашли. Тут одна женщина, видно, иголку сломала. Полиголки нашел и говорит Баручи:

- Полиголки, со мной не пойдешь воевать? Я иду на Сихио.

Три шага сделал, оглянулся. Полиголки идут за ним. Опять шел. На чумище каменный пестик нашел.

- Пестик! Со мной не пойдешь воевать? Я иду всей землей на Сихио.

Шага два сделал Баручи, видит, что каменный пестик рядом с ним идет. Недалеко прошли и нашли на чумище рыбий пузырь. Баручи говорит:

- Рыбий пузырь! Со мной не пойдешь воевать?

Шага два сделал - рыбий пузырь тоже рядом идет. Потом еще одно чумище нашли, на нем струг нашли.

- Ну, струг, не пойдешь со мной воевать?

Два шага сделал и видит, что струг идет рядом. Земля Сихио недалеко остается. Он шел один день и нашел в обеденное время на дороге одну мышь.

- Ну, мышь! Не пойдешь с моей землей на Сихио? Я иду воевать.

Ну, мышь говорит:

- Почему нет? Я согласна.

Ну, Баручи говорит:

- Сегодня вечером дойдем до чума Сихио.

Правда, дошли до чума. Как сопка, большой чум сделан. Баруча говорит:

- Теперь будем советоваться, как убьем Сихио. Ты, лямка, привяжись к концу чума, ты, шило, встань у двери, пест - тоже у двери, иголка - лезь в его бакари под подошву, струг и рыбий пузырь - приготовьтесь в очаге. Мышь, ты его шевели под пузом, царапай там. Я сам буду у переднего угла ожидать.

Лямка привязалась к шесту сама-чиа, иголка в бакари залезла, пест и шило встали в дверях, рыбий пузырь и струг в очаг влезли. Сихио храпит и ворчит во сне. Мышь залезла в одеяло. У! Сихио говорит:

- Что это царапает сильно? Надо посмотреть.

Поднимает постель.

- Ой, что это в бакари попало, очень больно, надо огонь зажигать.

Увидел струг и говорит:

- Вот полешко.

Как зажег огонь, рыбий пузырь в очаге взорвался, костер пыхнул.

Сихио в трубу прыгнул. Тут лямка задержала его, крепко стянув шесты чума. Сихио опять ушел к двери. Стал обеими ногами на круглый каменный пестик. Он раскатился и старик упал назад. Тут шило укололо его в сердце. Старик с тех пор сдох. Баручи говорит:

- Молодцы мои солдаты - Сихио убили. Всякая земля теперь будет спокойно жить. Этот Сихио ходил когда, найдет людей и всех съест. Теперь будем спокойно жить. Теперь идите мои солдаты на свои места, я пойду прямо домой.

Он пошел в чум. Нашел два озера рядом. Один человек сидит между озерами.

с.36:

- Ну, что делаешь между озерами?

- Я, как родился, здесь живу. Я двумя озерами работаю.

- Как работаешь?

- Двух озер воду я выпиваю, так что ни капли не остается.

- Ты врешь! Какое такое у тебя брюхо? Как ты одним брюхом двух озер воду выпиваешь? Ну-ка, давай, пей, я на тебя посмотрю.

Тот человек только потянул воду и все высохло. Рыба на сухом месте осталась.

- Ну, интересно! Я тебе верю.

Человек пустил воду обратно и как были полные озера, так и стали.

- Видал мою работу?

- Видал. Ну, тут оставайся.

Поехал домой. Нашел крутую яму, как топором рубленную. В середке один человек.

- Что ты делаешь в яме?

- Я, как родился, в этой яме век живу.

- Что делаешь тут?

- Я раз махну головой туда-сюда - никакой ямы не будет, лайда будет.

- Не верю! Как будешь из такой ямы лайду делать? Ну-ка делай, я на тебя посмотрю.

Человек два раза головой махнул. Баручи смотрит - нет никакой ямы, ровная лайда.

- Ну, правда, я тебе верю, что ты из ямы лайду делаешь.

Ну, поехал дальше. Ну, приехал в свой чум. Матери говорит: Я то и то нашел, Сихио так-то убил. Мать говорит:

- Молодец, теперь всякий наш народ будет жить спокойно. Раньше он Сихио наш народ ел очень много. Теперь наш народ будет растить своих детей.

Это все Баручи сделал. Диа только чум караулил и охотился.

Эта сказка в данном варианте представляет сочетание анекдотов об Ивуле (у нганасан и эвенков) и некоторых эпизодов похождений Диа (нганасанского Дяйку). Но в данном случае похождения Диа-Дяйку приписаны Баручи, тогда как по-существу с Баручи (Баруси) у нганасан обычно связывают эпизоды с неудачными попытками избавиться от него. У нас есть записи, в которых на месте Баручи выступает Диа, например, в эпизоде тяжбы из-за сетей, поставленных в озере. Некоторая аналогия эпизоду убийства Сихио с помощью предметов-помощников имеется в долганском фольклоре и даже в древнем эпосе индейцев майя (см. "Пополь-Вух", М.-Л., 1959, стр. 17-18).

Отдельные детали этого рассказа имеются также в сказках других народов, в том числе и в русских, эвенкийских и т. д. В данном варианте имеются некоторые неясности. Непонятна, например, роль струга в эпизоде с убийством Сихио, не увязаны с сюжетом сказки две последних встречи Баручи.

Шест сама-чиа, к которому была привязана лямка, является главным шестом чума, соответствующим шестам симка у нганасан и чимка у эвенков.