<< На главную страницу

С.Ю. Неклюдов

"Цыпленок жареный, цыпленок пареный..."

Песенка о приключениях злополучного цыпленка знакома у нас почти каждому — большей частью с детства, причем вспоминаются, как правило, только первые полтора-два куплета (например, в такой "краткой" редакции поет эту песенку Борис Рубашкин [1995, № 17]). Однако существует и несколько "полных" версий, довольно сильно различающихся — именно в своих менее известных концовках и "продолжениях".

А. Козлов [1998, № 7], основатель группы "Арсенал", вспоминает цикл из шести куплетов (версия I), восходящий, как можно понять, к послевоенным временам. Практически тот же вариант (лишь с незначительной перестановкой строф) опубликован в сборнике И.В.Луговой [2001, с. 141-142], а также на сайте " Песенник анархиста-подпольщика". Иная сюжетная линия (версия  II) представлена в песне из репертуара группы "Эшелон" [ Таганка 2002, № 6/A], близкий к ней (но "детский") вариант, относящийся к концу 1930-х годов, вспоминает А. Сергеев [1997, с. 26]; о других "детских" редакциях речь пойдет дальше. Следующая версия (III), датированная 1963 г., также атрибутируется как детская и московская [Бройдо А., Кутьина Я., Бройдо Я., ДеМ 1963 I22I4 дет]. Этот текст не полон (нет завершения второго куплета и начала последнего), к тому же он контаминирован со строфой из другой песни ("Мы анархисты, народ веселый…" [см.: Мурка 2002, № 12]), источником которой является кинофильм; к логике этой контаминации мы еще вернемся. Однако конец своеобразен.

Я помню эту песенку с детства (вторая половина 40-х годов, Москва, коммунальная квартира в Кривоарбатском переулке). "Цыпленок" (а также "Крокодила" и "Яблочко") воспринимались именно как "детские песенки", хотя их иронические интонации ощущались в полной мере. Этому в немалой степени способствовало характерное для детского фольклора наличие персонажей-животных (и персонажей-предметов), которые ходили по улицам. "Крокодила", возможно, как-то увязывалась с "Крокодилом" Чуковского, а Яблочко было персонажем, похожим на сказочный Колобок: катилось "само собой" по каким-то своим делам; вероятно, одушевленное — раз с ним можно разговаривать; находилось под угрозой съедения, причем именно эта угроза и являлась предметом разговора. Вообще, в центре . "гастрономическая" тема: Цыпленок и Яблочко прямо представляли собой еду (Цыпленок даже фигурировал в уже приготовленном виде); Крокодила, напротив, "голодная была" и пыталась съесть что-то несъедобное ("Во рту она держала / Кусочек одеяла, / И думала она, / Что это ветчина"). Впрочем, все же присутствовало знание (от старших?), что тексты эти — старые, времен революции и гражданской войны. "Цыпленок" и "Яблочко" (первый — вопреки логике содержания) приписывались разгульной и беззаконной вольнице ("анархистам"), что, вероятно, также связано с каким-то советским кинофильмом, в который эти песни были включены.

С ледующие куплеты я услышал в августе 1966 г. на Второй Летней школе по вторичным моделирующим системам (Эстония, Кяэрику), где они — по крайней мере, на этой сессии — сразу вошли в наш хоровой репертуар (сейчас уже не могу вспомнить, кто именно принес их туда). Начиналась песенка с общеизвестных с троф 1 и 2, а далее следовали с трофы 6-9-9a-9b. Добавлю, что буквально у меня на глазах в результате переосмысления плохо расслышанной строчки  "Когда верблюд и рак / Станцуют краковяк..." возник вариант "Когда ваш лютый враг / Станцует краковяк..." (верблюд и рак ’ ваш лютый враг). Никогда более это продолжение "Цыпленка" (версия  IV) я вживе  не слышал. Существует, кажется, ее единственная публикация [Бахтин 1997, с. 784], имеющая своим источником тетрадь известного фольклориста Е.А. Костюхина, которая датируется 1955-1957 (МГУ) и, вероятно, представляет собой фиксацию той же самой традиции, но без последней строфы. Наконец, Аркадий Северный [1997, с. 293; ср. сайт "Песенник анархиста-подпольщика"] предлагает несколько иной финал, который помимо всего прочего отличается точной "питерской" локализацией событий (версия V).

Но вернемся к " детским" редакциям.

При разборе данного материала на занятиях третьей Международной школы по фольклористике (май 2004, Псков) ее участниками (И. Иткиным, А. Петровой, А. Юдиным, С. Бурлак, Е. Жигариной) было предложено еще пять вариантов песенки о цыпленке, бытование которых (среди детей 6-14 лет) в трех случаях локализуется и датируется довольно точно: Москва, середина 1980-х годов (И. Иткин), Ульяновск, 1984-1985 годы (Е. Жигарина), Ашхабад, конец 1980-х . начало 1990-х годов (А. Петрова). Как можно убедиться, все пять текстов должны быть отнесены к одной версии (VI), однако вариант Е. Жигариной (не включающий общеизвестного первого куплета) и вариант И. Иткина содержат оригинальные завершения сюжета, отсутствующие в других текстах.

На том же псковском семинаре д-р К. Рангочев вспомнил о варианте, бытовавшем в первой половине восьмидесятых годов среди студентов Факультета Славянской филологии Софийского университета им. Св. Климента Охридского и обычно исполнявшемся под гитару. Одна из представленных ниже записей сделана им по памяти, второй текст записан им от  д-ра Р. Малчева (орфография сохранена). Тексты не представляют какой-либо особой версии, но включают одну характерную деталь, не встретившуюся нам в других случаях.

2.

Итак, у нас есть шесть версий (более полутора десятка текстов). Как можно было убедиться, повсюду практически дословно совпадают первые куплеты (зачин / арест), а затем начинаются расхождения, и чем дальше от начала песенки, тем они значительнее. Среди других куплетов . наиболее частый № 6 (заявление цыпленка о его непричастности к политической деятельности). Он встречается везде, кроме версий II, III и VI, причем в версии I в качестве завершения используется не логическое продолжение слов персонажа (как в версиях IV и V: "Не агитировал, не саботировал…"), а слова рефрена ("Цыпленок жареный, цыпленок пареный — / Цыпленок тоже хочет жить!"), полностью или частично встречающиеся в большинстве куплетов и в этом смысле контекстно не специфичные.  Комбинацией таких же "не специфичных" строк является завершающий куплет 5 в версиях Iи II. В тех же версиях повторяется куплет 2 (вымогательство: монета, пиджак), однако непосредственное развитие темы (куплет 3), построенное на ее редупликации (вымогательство: монета, штаны), присутствует только в версии I.

За пределами перечисленного корпуса строф остается вторая половина песенки, как уже было сказано, гораздо менее известная и сильно различающаяся по разным версиям. Речь идет о куплетах 7 (версия I), 4-4a-4b (версия II), 5-5a (версия III), 9-9a-9b (версия IV), 8-8a (версия V), 2a-2b-2c (версия VI).

Самое краткое завершение приключений цыпленка (сопротивление и тюрьма) представлено в версии I ("Он паспорт вынул, по морде двинул, / Ну а потом пошел в тюрьму..."). Это . единственный эпизод, в котором персонажу приписывается некий протестный жест, во всех прочих случаях он оказывается исключительно страдательной фигурой, не способной сопротивляться насилию . его беспомощность, безвинность и полная непричастность к чему-либо являются лейтмотивом песенки. Также лишь в одном случае он предлагает "верно служить" насильникам, пытаясь таким образом спасти себе жизнь (строфа 2b версии VI).

До предела тема произвола (убийство и приготовление в качестве пищи) доведена в версиях V (" Но власти строгие, козлы безрогие, / Его поймали, как в силки…/ И разорвали на куски… / Не мог им слова возразить…") и VI(" Майор завидел тут его. / Майор завидел  / И не обидел – / Он взял свисток и засвистел") . Заметим, что этот драматический финал переводит исходный образ (цыплёнок жареный) из плана аллегорического в план буквальной реализации, в силу чего последние строки ("Судьей задавленный, он был зажаренный..."; "Цыпленка взял он, / Арестовал он, / И тут же ужин свой он съел") звучат вполне гастрономически. Тематически эти версии (V и VI), несомненно, являются родственными.

Версия II (приключение со штанами) представляет собой, по всей видимости, сюжетное развитие куплета 3 . ср. очевидный семантический параллелизм куплетов 3 и 4, имеющий в своей основе мотив потери  штанов, который во втором случае получает новую фабульную интерпретацию (куплеты 4-4a).

Включение в версию III строфы из другой песни ("Была бы шляпа, пальто из драпа…")происходит на основе ритмических совпадений с основным корпусом "Цыпленка" (ямб: 5 + 5 + 8 слогов; куплеты 1 и 8 несколько отличаются: 6 + 6 + 8), а также, по всей видимости, в силу упоминавшейся "анархистской" атрибуции,  приписываемой этой песенке; вспомним также, что в варианте из Болгарии цыпленок сам рекомендует себя как "анархиста". Кроме того, контаминированный куплет мог продолжить ассоциативный ряд пиджак . штаны . … шляпа . пальто . Что же касается завершающей строфы (5a), то она, с одной стороны, продолжает разработку "анально-фекальной" тематики, характерной именно для "детских" традиций и заявленной в версии II (строфа 4; ср. строфу 2a версии VI [А. Петровой]), а с другой, предлагает свой вариант гибели цыпленка (под трамваем?) и его попадание в рай. Этот финал дает основания и для более отчетливого понимания строфы 4b (версия II): "…Взглянул на небо и вздохнул, / Увидел маму, увидел папу, / Устал цыпленок и заснул", где также имплицитно присутствует "райская" тема (своих родителей персонаж видит на небе).

На финальной гибели цыпленка особенно настаивают "детские" версии (III и VI). Неординарное начало одного из этих текстов "Цыпленок дутый, / В лаптях обутый…" (С. Бурлак), скорее всего, связано с интерпретацией нашего героя как попавшего в город крестьянина ("дутого" / "надутого", т.е. напыжившегося от растерянности?). Разумеется, типично "детской" является замена "монеты" на "конфету", а строка "Садись в карету" наверняка возникает из строки "Садись в корыто" (кстати, карета в детском фольклоре сохранилась до наших дней, например, "Ехала карета, сломалось колесо…" [Лойтер 1991, № 758] и т.п.). Что же касается  корыта, характеризуемого как место скверное и грязное ("В корыте плавает говно" / "В корыте грязная вода"), то за ним вероятно стоит образ гроба. Это объясняет смысл строки "В корыте нет ни стен, ни дна" . ср. проклятие "Ни дна [тебе], ни покрышки", представляющее собой пожелание кому-либо быть похороненным без гроба [Максимов 1955, с. 334]; вспомним также загадку "Одно корыто другим накрыто" (Гроб).

Наиболее оригинальна версия IV. Ее куплеты 9-9a-9b являются в полном смысле слова сюжетным продолжением песенки, поскольку действие в них (разговор с Пушкиным) явно происходит уже без участия цыпленка и после его приключений (чем бы они ни завершились). Заметим, что "баре" ("бояре ") почти наверняка разговаривают с опекушинским памятником Пушкина на Тверской, точнее . на Тверском бульваре. Естественно, вспоминается "Юбилейное" Маяковского (1924), которое, начавшись беседой с книгой ("Я тащу вас. Удивляетесь, конечно? / Стиснул? Больно? Извините, дорогой"), заканчивается разговором с памятником ("На Тверском бульваре очень к вам привыкли. / Ну, давайте, подсажу на пьедестал"); не сыграли ли тут свою роль эти завершающие куплеты "Цыпленка"? Впрочем, как пишет С.Б. Адоньева [2001, с. 66-69], Пушкин в русской культуре вообще воспринимается как возможный собеседник и адресат различных вопрошаний о будущем; в частности, особое значение он имеет в современных гаданиях (где том его сочинений фигурирует рядом с Библией), включая спиритические сеансы (его дух является наиболее часто вызываемым). Кстати, тема спиритизма, хотя несколько по другому поводу, всплывает и у Маяковского в "Юбилейном".

3.

В основе зачина песенки лежит бином жареный-пареный (или реже вареный-жареный: "Цыпленок вареный, / Цыпленок жареный…" [Луговая 2001, с. 141]).  В русском языке он встречается в составе словосочетаний, связанных с обозначением домашнего приготовления пищи. Таково, например, употребляемое в этом смысле устойчивое выражение жарить-вбрить-парить [Жигарина 2004] (ср.формулу чистота-теплота в доме для обозначения деятельности по установлению порядка в хозяйстве . тот же источник). Компоненты данного выражения входят в паремии "Ни тепло, ни холодно, ни жареное, ни печеное", "И то говорится, ни жарится, ни варится" [Даль, I, с. 526-527]. При этом слово парить в подобных контекстах значит либо ‘готовить овощи в собственном соку, в печи, в закрытой посуде’ (например, пареная репа), либо ‘шпарить, обваривать, обдавать паром или кипятком’. Кстати, шпарить (вероятно, из польского) является производным от пар и в этом смысле родственно парить, причем подобное родство, скорее всего, ощущается языком как актуальное . ср. в "Коньке-горбунке" П.П. Ершова: "Шпарят только поросят, да индюшек, да цыплят". Естественно, в нашей песенке слово пареный имеет именно последнее значение и должно бы стоять перед словом жареный (цыплят шпарят / парят, чтобы затем ощипать и зажарить). Инверсия, очевидно, обусловлена паремиологической инерцией . в клишированных оборотах слово жареный прочно занимает первое место. Еще одна постоянная формула в "Цыпленке" . "Я только зернышки клевал!" . также связана с  пословицей: "Курочка по зернышку клюет, да сыта живет" [Даль 1984, т. 2, с. 45]. Наконец, реплика Пушкина "А вы не мекайте, / Не кукарекайте", очевидно, появляется из выражения "Ни бэ, ни мэ, ни кукареку" (Ни бэ, ни мэ . о полном незнании [Ушаков 1935, с. 214]), в свою очередь происходящего из более старого выражения "Не смыслить ни а, ни б, ни аза, ни буки" [Даль, I, с. 32]. Пользуюсь случаем поблагодарить М.Л. Гаспарова и И.Б. Иткина, указавших мне на эти две параллели.

Вероятно, генезис данного текста вообще имеет "провербиальный характер". Песенка могла вырасти из некоторых пословиц или пословичных речений, их образов и условных конструкций, связанных с "ситуациями потенциальными" (при широко понимаемой условности) [Николаева 2000, с. 402-403].  Вспомним о верблюде и раке из версии IV. Это — отсылка к "формуле невозможного" (П.Г. Богатырев), которая строится здесь на готовых мотивах: евангельском (о верблюде и игольном ушке) и фольклорно-провербиальном ("Когда рак на горе свистнет"). Кстати, петух и курица довольно устойчиво входят в подобные формулы, например:  "Кому поживется (поведется), у того и петух несется", "Не петь курице петухом, не владеть бабе мужиком" [Михельсон 1896, с. 165, 269]. Сам "цыпленок жареный" — тоже, возможно, из построенной на "формуле невозможного" легенде о вареном /жареном петухе и жареной рыбе, оживших при воскресении Христа; эта легенда апокрифического происхождения является довольно распространенной ("Народная Библия": Восточнослав. этиологические легенды. Сост. и коммент. О.В. Беловой. М.: Индрик, 2004, № 758-768). Таким образом, связь между двумя внешне автономными частями песенки в версии IV — не сюжетная, а ассоциативная, через упомянутую "формулу невозможного" и ее персонажей (жареного цыпленка и курицу; ср. также слова не кукарекайте в реплике Пушкина).

5.

За исключением версий IV и V, события песенки не имеют конкретной локализации, однако "московская тема" (версия IV) разработана гораздо обстоятельнее, чем питерская у Аркадия Северного (версия V), у которого она выглядит скорее вторичным приурочиванием (" по Невскому" вместо "по улицам"); подобное явление вообще характерно для городского песенного фольклора (ср. Дерибасовская — Багартьяновская / Богатьяновская улица в известной песне  о Ростовской / Одесской пивной [Джекобсон М. и Л. 1998, с. 194-198]). Данный прием не раз использовался Аркадием Северным, у него даже Гоп-со-смыком "Родился на Форштадте / на Фурштадской" [Северный 1997, с. 56-57; ср. Никоненко 2000, с. 106-107] — вместо обычного "Родился (или: Жил-был) на Подоле…".

У меня нет сомнений в том, что версия IV относится к самым старым редакциям этой песни. Здесь и употребление слова "баре", позднее ушедшее из активного обихода; и сама постановка вопроса  "Когда уйдут большевики?", несомненно, относящаяся к тому же времени, ср.: "В октябре 17-го года дал обет не бриться и не стричься до тех пор, пока не падут большевики" [Анненков 2001, с. 238]. Правда, моя бабушка еще на моей памяти (т.е. во второй половине 40-х — начале 50-х) раскладывала пасьянсы: "Когда кончатся большевики?" (если пасьянс сойдется, то скоро); впрочем, это уже была дань привычке. Традиция раскладывать упомянутый пасьянс восходила к послереволюционным годам и к ее жизни в родном Саратове. Эта традиция была семейной (по словам матери, — насколько я их помню — такой же пасьянс раскладывали ее тетя и бабушка), но, конечно, принадлежала она более широкому кругу дворянства, т. е. тех самых "бар", о которых упоминается в песенке.

Однако наиболее точным пространственно-временным указанием является последний куплет. Тут и Тверская улица, и бульвар у Тверских ворот с памятником Пушкину (естественно, до передвижения монумента в 1950 г. на противоположную сторону улицы), и "декретное время", введение которого еще воспринимается как новшество. Первое постановление о нем (т.е. о переводе стрелок на час вперед с 30 июня 1917 г.) было принято Временным правительством 27 июня, но в декабре того же года отменено большевистским Совнаркомом, вновь восстановившим "астрономическое" время. В дальнейшем, однако, советское правительство неоднократно переводит стрелки часов (на 1, на 2, даже на 3 часа), а окончательно "декретное время" устанавливается в конце 1922 г. По разным свидетельствам, многими эти временные смещения воспринимаются весьма болезненно (так, Хармс [1991, с. 96] еще в 30-е годы продолжает в дневнике отмечать астрономическое время).

Скорее всего, песенка отражает ситуацию 1918-1921 гг. (К.В. Душенко [1997, с. 429] прямо датирует ее 1918 г.). Еще в обиходе старые паспорта — единая советская паспортная система будет введена только 27 декабря 1932 г. (постановлением ЦИК и СНК). Сохраняет свою актуальность прилагательное "кадетский", в активное употребление входят слова "агитация" ("контрреволюционная") и "саботаж" ("Не агитировал, не саботировал..."); кстати, слово "амнистировал" в варианте Е.А. Костюхина скорее всего является актуальной заменой более раннего "саботировал" (напомню, что датируется этот вариант 1955-1957 гг., т. е. периодом, очень близким по времени к имевшей огромный общественный резонанс "ворошиловской" амнистии 1953 г. Наконец, происходят внезапные переводы часовых стрелок, причем довольно значительные (часа на 2-3 вперед — чтобы первые петухи сумели пропеть до  "декретной" полуночи).

Но главное . разгул террора, допросы и расстрелы ("Я не расстреливал, я не допрашивал..."), уличные облавы с проверками документов, вымогательством и грабежами ("Паспорта нету — гони монету! Монеты нету — снимай пиджак!" / "Садись в тюрьму!"). В повести А.Н. Толстого "Похождения Невзорова, или Ибикус" (1924-1925) подобный арест описывается следующим образом:

"Из темноты выросли трое рослых в солдатских шинелях. Крикнули грубо:

— Что за люди?

— Покажь документы" [Толстой 1987, с. 133].

После этого герой действительно оказывается в тюрьме, где происходит весьма любопытный разговор с соседями по камере:

"Он подполз к ним, всмотрелся, сказал шепотом:

— Меня допрашивали насчет сапожного крема...

— Анархист? — спросил левый из сидевших у стены.

— Боже сохрани. Никакой я не анархист. Я просто — мелкий спекулянт.

— Цыпленок пареный, — сказал правый у стены, с ввалившимися щеками.

— Растолкуйте мне, хоть намек дайте, — что это за крем такой, за что они меня мучат?.." [Толстой 1987, с. 138].

Нет никакого сомнения в том, что собеседник Невзорова  имеет в виду нашу песенку (это едва ли не первое ее упоминание в литературе), а слова " Я просто — мелкий спекулянт. — Цыпленок пареный…" звучат почти как прямая цитата из нее. Толстой же покинул Москву в 1918 г., в 1919-м через Украину и Одессу уехал заграницу, вернулся в Советскую Россию только в 1923 г. Не исключено, что куплеты о цыпленке он знал еще до эмиграции (действие повести происходит как раз в 1919 г.). Интересно и другое: схваченного на улице и посаженного в тюрьму спекулянта ("цыпленка пареного") спрашивают, не анархист ли он, . вспомним приведенные выше "болгарские" варианты, которые в заключительных строках, вероятно, сохранили мотив из старейшей редакции данного сюжета.

***

Подведем итоги. Как можно было убедиться, рассмотренные фабульные линии не совмещаются в пределах какого-либо одного текста (по крайней мере, судя по нашему материалу); с этой точки зрения, их следует считать альтернативными, дифференцирующими разные версии. Однако большей частью они не являются и логически взаимоисключающими, а при желании могут быть выстроены в единую цепь эпизодов . именно такую теоретически мыслимую сюжетную последовательность отражает нумерация куплетов в приведенных таблицах. Тем не менее, за этим, скорее всего, не стоит какая-либо более полная "протоверсия". Сюжетное "ветвление", очевидно, порождено автономными куплетными разработками отдельных тем, присутствовавших в "первотексте". К подобному "первотексту" можно предположительно отнести строфы 1-2-6-9-9a-9b.

Строфа 3 возникает при редупликации строфы 2 (с заменой слова пиджак на слово штаны и подбором рифмующейся строки: штаны… не нужны). Появившийся здесь мотив потери  штанов далее разрабатывается в строфе 4 ("Штаны уплыли, а он за ними"), а ее сюжетное продолжение (строфа 4a) повторяет и отчасти продолжает тему первых двух строф (поймали / схватили / достали . остановили / скрутили / долго били; кстати, это совпадает с описанием злоключений "классических" фольклорных неудачников . Фомы и Еремы устных и лубочных текстов: ухватили / сгребли / поймали / сыскали / нашли / не пустили . били / схоронили / погребли [Неклюдов 2002, с. 252]). Подобным же образом возникают строфы 8-8a. Наконец, тема небесного видения (из строфы 4b), возможно, получает отдельную разработку в строфе 5a (отправление в рай). Надо полагать, автономной разработкой строфы 2 являются строфы 2a, 2b и 2c версии VI.

 Сказанное можно представить в виде следующей схемы:

Литература и источники

Адоньева 2001 . Адоньева С.Б. Категория ненастоящего времени (антропологические очерки). СПб.: Петербургское востоковедение, 2001.

Анненков 2001 — Анненков Ю.П. (Б. Тимирязев) Повесть о пустяках. Коммент. А.Л. Данилевского.  СПб.: Изд-во Ивана Лимбаха, 2001.

Бахтин  1997 — Бахтин В.С. (сост.) Не сметь думать что попало! // Самиздат века. Сост. А. Стреляный, Г. Сапгир, В. Бахтин, Н. Ордынский. Минск—Москва: Полифакт, 1997.

Бройдо А., Кутьина Я., Бройдо Я.— Боян. Поэтическая речь русских: Народные песни и современный фольклор. Собрали Андрей Бройдо, Яна Кутьина, Яков Бройдо  (http://www.caida.org/broido/lyr/T0/T0.142.koi.html)

Даль 1984 . Пословицы русского народа. Сборник В. Даля. В 2-х томах. М.: Худ.лит., 1984.

Даль I-IV . Даль В. Толковый словарь живого великорусского языка. Т. I-IV. М.: Русский язык, 1989-1991.

Джекобсон М. и Л. 1998 — Джекобсон М., Джекобсон Л., Песенный фольклор ГУЛАГа как исторический источник (1917-1939). М.: Совр. гуманит. ун-т, 1998.

Душенко 1997 — Душенко К.В. Словарь современных цитат. 4 300 ходячих цитат и выражений XX века, их источники, авторы, датировка. М.: Аграф, 1997.

Жигарина 2004 . Жигарина Е.Е. Устная информация о речевом обиходе Е.Н. Жигарина (1948 г.р., Ульяновск).

Козлов 1998 — Козлов А. Пионерские-блатные, 2. М.: Музыкальное издательство М.О., 1998 (CD).

Лойтер 1991 . Русский детский фольклор Карелии. Сост., вступит. ст. и коммент. С.М. Лойтер. Петрозаводск: Карелия, 1991.

Луговая 2001 — Постой, паровоз! Блатные песни / Сост. И.В. Луговая. М.: РИПОЛ КЛАССИК, 2001.

Максимов 1955 . Крылатые слова по толкованию С. Максимова. М.: ГИХЛ, 1955.

Михельсон 1896 — Михельсон М.И. Ходячие и меткие слова. Сборник русских и иностранных цитат, пословиц, поговорок, пословичных выражений и отдельных слов (иносказаний). СПб., 1896.

Мурка 2002 — Легенды блатной песни. Мурка. М.: Русский Компакт Диск, 2002 (аудиокассета).

Неклюдов 2002 — Неклюдов С.Ю. Вариант и импровизация в фольклоре // Петр Григорьевич Богатырев. Воспоминания. Документы. Статьи. Сост. и отв. ред. Л.П. Солнцева. СПб.: Алетейа, 2002.

Николаева 2000 — Николаева Т.М. От звука к тексту. М.: Языки русской культуры, 2000.

Никоненко 2000 — Блатные и застольные песни. Сост. С.С. Никоненко. М.: Лабиринт-К, 2000.

Песенник… — "Песенник анархиста-подпольщика" (http://a-pesni.narod.ru).

Рубашкин 1995 — Рубашкин Б. Любо, братцы, любо… Одесский фольклор. Русские народные песни. Песни на стихи русских поэтов. "RDM" Co. Ltd. 1995 (CD).

Северный 1997 — Аркадий Северный. Две грани одной жизни. Автор-составитель М. Шелег. М., 1997.

Сергеев 1997 — Сергеев А. Omnibus: Альбом для марок. Портреты. О Бродском. Рассказики. М.: НЛО, 1997.

Таганка 2002 — Легенды блатной песни. Таганка. М.: Русский Компакт Диск, 2002 (аудиокассета).

Толстой 1987 . Толстой А. Похождения Невзорова, или Ибикус // Окрыленные временем. М.: Правда, 1987.

Хармс 1991 — Хармс Д. Горло бредит бритвою. Случаи, рассказы, дневниковые записи. [Б.м.]: Глагол, 1991.

Шелег 1997 — Аркадий Северный. Две грани одной жизни. Автор-составитель М. Шелег. М., 1997.