Фольклор и постфольклор: структура, типология, семиотика

Защита состоится "___" декабря 2002 года в ____ часов на заседании диссертационного совета К 004.020.01 при Удмуртском институте истории, языка и литературы Уральского отделения наук по адресу: 426004, г. Ижевск, ул. Ломоносова, д. 4.

С диссертацией можно ознакомиться в библиотеке УдИИЯЛ УрО РАН.

Автореферат разослан "____" ноября 2002 г.

Ученый секретарь

диссертационного совета,

кандидат филологических наук Е. Б. Белова

Общая характеристика работы

Актуальность темы

В современной фольклористике изучение мира детей является одним из основных направлений. Знание детской субкультуры расширяет научные представления о закономерностях становления сознания, о характере социализации и психической адаптации ребенка в традиционном и современном обществе.

Однако исследования фольклористов и психологов направлены преимущественно на изучение отдельных жанров современного детского творчества без учета их региональной специфики: в качестве материала используются тексты, записанные в разное время и в разных районах России. В настоящее время назрела необходимость систематического изучения русского детского фольклора в его конкретных разновидностях, так как он своеобразен практически в каждой из локальных традиций.

Региональные исследования, приоритетные в современной науке о фольклоре, актуальны и для фольклористики Удмуртии. Особенности жанровой системы местного русского фольклора нашли отражение в работах А. Г. Татаринцева, Э. А. Тамаркиной, Т. А. Шуклиной, С. В. Стародубцевой, Ю. В. Приказчиковой.

Предлагаемое в данной работе комплексное описание особенностей бытования современного русского детского фольклора Удмуртии как единой системы представлений о мире, реализующейся в конкретных жанрах, влияние на них психологических, социальных, исторических и этнических факторов проводится впервые и способствует заполнению пробелов в отечественной науке по изучению детской традиции.

Предметом исследования в диссертации являются жанры современного детского фольклора, основанные на мифологической картине мира: страшные истории, вызывания, игры, садистские стишки.

Указанные жанры сформировались во второй половине ХХ века и являются результатом коллективного поиска детей ответов на вопросы, разрешить которые индивидуальное сознание ребенка не в состоянии: смерть и посмертное существование человека, потусторонний мир и способы общения с ним. Тесная связь детского фольклора с психическим развитием ребенка и процессами его социализации позволяет выявить эволюцию мифологических представлений детей. Учитывается также влияние детской литературы и кинематографа, традиционной и городской культуры.

В качестве локальной зоны исследования нами принята территория Удмуртии, учитывается географическая и социальная стратификация региона: особое внимание уделено проблеме бытования современного детского фольклора в городской и сельской местности.

Цель диссертационного исследования - представить картину бытования жанров современного русского детского фольклора на территории Удмуртии в связи с изменениями мировоззрения детей разных возрастов.

Задачами исследования являются:

вовлечение в научный оборот новых полевых материалов;

описание условий бытования, распространения, функциональной природы жанров современного детского фольклора в сопоставлении с фактами возрастной психологии и социологии;

выявление связей указанных жанров с традиционным деревенским фольклором и городской повествовательной традицией;

анализ художественного своеобразия страшных историй, вызываний, игр и садистских стишков.

Методология и методы исследования.

В основу изучения современного детского фольклора Удмуртии положен комплексный подход, включающий в себя полевой метод, метод включенного наблюдения (проведение стационарных наблюдений над детскими группами), сравнительно-исторический (сравнительный анализ текстов в синхронном срезе), историко-генетический (выявление генетических истоков жанров и конкретных мотивов и образов).

Степень изученности проблемы.

Специфика современного детского фольклора нашла отражение в многочисленных трудах современных ученых. Попытка создания универсальной классификации сюжетов и мотивов страшных историй принадлежит С. М. Лойтер, психологические предпосылки возникновения отдельных жанров исследуются М. В. Осориной. Рассмотрению конкретных образов и взаимосвязям современного детского фольклора и литературы посвящены работы А. В. Топоркова, М. А. Мухлынина, О. Ю. Трыковой, Т. В. Зуевой. Проблемы генезиса и художественные особенности садистских стишков изучают А. Ф. Белоусов, М. Ю. Новицкая, И. А. Бутенко и др.

Особое место в изучении современного детского фольклора занимает монография М. П. Чередниковой (1995), в которой вводится в научный оборот понятие "современная детская мифология", которая рассматривается сквозь призму фактов традиционной культуры и возрастной психологии.

Публикации русского детского фольклора Удмуртии в основном посвящены его музыкальной сфере (В. Г. Болдырева, С. В. Стародубцева) и поэзии игр и сатирической лирике (А. Г. Татаринцев). Современная детская традиция вплоть до начала 1990-х годов ХХ века не записывалась и в работах местных ученых не рассматривалась. Данное обстоятельство потребовало проведения целенаправленных фольклорных экспедиций.

Источники работы.

Основной источниковой базой стали собственные полевые материалы автора. Запись отдельных жанров современного детского фольклора была начата в 1991 году, планомерное изучение детской культуры проводится диссертантом с 1995 года. В целом за период с 1995 по 2002 гг. собрано более 2000 единиц детского фольклора (из них - более 600 текстов современных жанров). В рамках исследования в 1998 году автором было предпринято стационарное наблюдение за жизнью детской группы (учащимися средней школы № 57 гор. Ижевска), в ходе которого за полгода было записано более 200 текстов и собрана коллекция рисунков. К исследованию привлечены также материалы, собранные студентами филологического факультета Удмуртского госуниверситета (г. Ижевск) во время фольклорных экспедиций. Таким образом, в качестве источников в диссертации используются материалы, записанные в конце ХХ - начале ХХI века в 12 (в основном северных и центральных) районах и 5 городах Удмуртии.

Научная новизна.

Русский детский фольклор Удмуртии впервые становится объектом комплексного исследования. На примере целостного описания современных жанров детского фольклора раскрывается эволюция мировоззрения ребенка и проявление особенностей его психики в вербальном творчестве, анализируется взаимодействие взрослого и детского фольклора, влияние традиционных фольклорных жанров на собственно детское творчество.

Изучение этнографического контекста выявляет способы и условия его функционирования, намечает характер соотношения данных жанров с другими жанровыми сферами. Впервые подробно рассматриваются вызывания и игры, учитываются особенности городской и сельской традиций, определяются хронологические границы исследуемых жанров, динамика отдельных персонажей и образов.

Практическая значимость.

Основная практическая ценность диссертации заключается во введении в научный оборот систематизированного фольклорно-этнографического материала, дающего представление о характере функционирования системы современной детской традиции в Удмуртии. Многие положения работы могут найти применение в смежных научных областях знания - в исследованиях педагогов, психологов, культурологов. Основные положения данной работы использовались при составлении теоретических и практических курсов по русскому фольклору для студентов филологических факультетов Удмуртского госуниверситета.

Апробация работы.

Работа была обсуждена и рекомендована к защите на заседании отдела литературы и фольклора УИИЯЛ УрО РАН.

Ряд положений диссертации изложен в 7 работах, общим объемом 1,7 печатных листа. Статьи опубликованы в региональных, российских и международных сборниках.

Отдельные аспекты темы рассматривались автором в докладах на международных, всероссийских и региональных конференциях и семинарах: Международной научной конференции "Поэтика русской литературы" (Москва, 1999), Второй Международной конференции "Русская рок-поэзия: текст и контекст" (Тверь, 2000), итоговой научной конференции Международной летней школы "Финно-угорская фольклористика на пороге нового тысячелетия" (Глазов, 2000), XXI Международной конференции молодых фольклористов памяти А. Горковенко "Механизм передачи фольклорной традиции: Мировоззрение, слово, музыка, игра, танец, ремесла" (Санкт-Петербург, 2001), Всероссийской конференции "Традиционная культура и мир детства: XII Виноградовские чтения" (Нижний Новгород, 2001), региональных научных конференциях (Ижевск, 1997, 2000; Глазов, 1998).

В структурно-композиционном плане диссертация состоит из введения, трех глав, заключения, списка использованной литературы и приложения, состоящего из двух разделов. К тексту работы прилагаются список условных сокращений, список информантов и список собирателей.

Основное содержание работы

Во введении раскрывается актуальность темы, определяется методология, цели и задачи исследования. Отдельный раздел Введения посвящен рассмотрению аспектов исследования современного русского детского фольклора как в целом в российской фольклористике, так и применительно к Удмуртии.

Глава I - "Страшные истории: преодоление страха смерти" - состоит из четырех параграфов.

В § 1 "Общая характеристика жанра" рассматривается место страшных историй в русском детском фольклоре.

Проблема страха является одной из основных проблем, с которыми приходится сталкиваться детям. С первых лет жизни ребенок испытывает страх потери близких людей, страх темноты, сказочных персонажей, страх одиночества, однако, начиная с 3-4-летнего возраста, ведущим становится страх смерти, с которым человек вынужден бороться всю жизнь.

Осознать смерть и выработать защитные механизмы против страха ребенку помогают страшные истории. Это мифологизированные рассказы об ужасных событиях, происходящих по воле сверхъестественных существ и предметов. Тексты обладают устойчивой структурой и имеют своей целью вызвать переживание страха, необходимое для преодоления травмирующих переживаний.

В § 2 "Психологические аспекты бытования страшных историй. Возрастная классификация" рассматриваются психологические предпосылки возникновения жанра. Дети разных возрастов относятся к страху смерти и к другим видам страха по-своему. Это позволило нам провести классификацию жанра в зависимости от возраста исполнителей. Выбранная классификация позволяет проследить эволюцию мировоззрения ребенка. Сюжетная классификация и классификация по типу вредоносной силы, предложенная М. П. Чередниковой, к нашему материалу неприменима, так как сюжеты страшных историй, а также образы вредителей несколько отличаются у городских и сельских детей, в то время как психологические проблемы и возраст, в котором они появляются, практически совпадают. Возрастная классификация не раз критиковалась учеными, но именно она позволяет охватить весь корпус текстов детских мифологических рассказов, записанных в Удмуртии.

Страшные истории появляются в репертуаре детей 6-8 лет и актуальны для них вплоть до 12-тилетнего возраста. К 14-15 годам подростки утрачивают интерес к некогда столь любимому жанру, хотя отдельные тексты записаны и от них (в основном это страшные анекдоты).

Истории можно разделить на следующие группы:

1) Истории с трагическим финалом, которые рассказывают дети 6-8 лет. Противопоставляются "свой" мир и мир "чужой", населенный злыми существами и предметами. "Свой" мир ограничен рамками семьи, несчастье случается, если нарушена ее целостность: ребенок или его родители покидают дом, умирает один из родственников, появляется незнакомый предмет.

Отличительной особенностью 6-8 летнего ребенка является его абсолютная вера в фантастическое начало и достоверность описываемых событий. Исполнители предельно серьезно относятся к повествованию, страх, который они испытывают - это реальный страх. Рассказывая истории, дети стремятся найти поддержку у старших, поделиться своими переживаниями: "Мне, знаешь, как мне страшно было, когда мне рассказывали? Не зна-а-аешь" (Березовский Кирилл, 6 лет, гор. Воткинск).

Способность к волшебству, связь с предметом-вредителем выдает принадлежность персонажа к миру зла.

2) Со временем "чудесная" природа зла отходит на второй план, появляются образы бандитов и ведьм, использующих магию или технические приспособления, чтобы вредить людям. Подобное развитие сюжета наблюдается в историях детей 9-12 лет, в которых злое начало становится уязвимым, и герой вступает в поединок с агрессором. Активизация героя страшных историй вызвана влиянием средств массовой информации и детективной литературы, в которых поэтизация героики занимает существенное место. Подростки чувствуют себя достаточно сильными и самостоятельно борются со своими страхами. Уверенность в победе добра вызывает появление образов добрых помощников, обычно в этой роли выступают милиционеры, которые появляются в самый последний момент, выявляют злодея, нейтрализуя его.

3) Следующим этапом преодоления страха смерти становится ее "высмеивание", поэтому появление в детском репертуаре игровых страшных историй (или, как их называют дети, "пугалок") вполне закономерно. Игровые истории отличаются ритмичностью, многократным повторением с нарастанием и игровой развязкой: в кульминационный момент рассказчик выбрасывает вперед руку и с криком: "Отдай сердце!" - хватает кого-либо из слушателей. По своему эффекту данные тексты сопоставимы с "заманками", столь популярными среди детей. Как и в "заманках", рассказчик не верит в "ужасный" конец истории, но тщательно скрывает это, чтобы заставить слушателя поверить, а потом вместе посмеяться над его доверчивостью.

4) Подобная логика характерна также для страшных анекдотов. Некоторые исследователи называют их "антистрашилками" и пародиями на страшилки. Вслед за С. М. Лойтер, мы считаем, что к данным текстам не применим термин "пародия", так как пародирование предполагает возникновение новых сюжетов, мотивов. В страшных анекдотах осмеянию подвергается не форма произведения, а внетекстовая ситуация. Используются приемы создания комического, свойственные анекдоту: гротеск, комическое преувеличение, алогизм, каламбур. Героями страшных историй этого типа становятся любимые герои детских анекдотов: Чебурашка, Карлсон, обезьянка, Петька и Василий Иванович. Анекдотическая ситуация становится структурообразующей основой текста, и страшные истории этого типа могут функционировать уже как анекдот.

В игровых страшных историях и в страшных анекдотах между рассказчиком и слушателем возникает игровой диалог, в ходе которого происходит не только снятие напряжения, но и приобретение знаний о двойственной природе явлений, о возможности разных точек зрения на события.

Проблема взаимодействия жанров народной несказочной прозы со страшными историями рассматривается в § 3 первой главы "Народная несказочная проза и страшные истории с элементами быличек в среде детей". Объединение этих жанров неслучайно, так как в них реализуются представления о взаимопроницаемости потустороннего мира и мира людей. В быличках и бывальщинах описываются предметы, которые могут выступать в качестве заместителя духа-хозяина, подобно этому в страшных историях обычные предметы начинают действовать самостоятельно, уничтожая членов семьи. Многие истории основаны на мотивах, заимствованных из народной несказочной прозы: черт в образе мертвого супруга, оборотничество ведьмы, ведьма / колдун похищает ребенка.

В § 4 анализируются художественные особенности страшных историй. Первый раздел "Система образов и эволюция эпитета" посвящен персонажам детских мифологических рассказов. Вслед за О. М. Гречиной и М. В. Осориной мы выделяем три группы персонажей: 1. герой и его семья ("один мальчик" или "одна девочка"); 2. помощники (милиция); 3. вредители (предметы-демоны, ведьмы, колдуны и т. д.). Несмотря на симпатию, которую дети испытывают к главному герою, его семье и помощникам, их характеры не описываются. Образы предметов-вредителей, колдунов, ведьм и злодеев, напротив, весьма многочисленны и разнообразны.

Образ вредителя определяет сущность страшных историй, поэтому закономерно, что его изменения происходят в тесной связи с эволюцией жанра. В историях младших детей (6-8 лет) главным действующим лицом является предмет-вредитель, зловещая сущность которого выражается в его цветовой характеристике. Появление предметов-демонов связано с особенностями восприятия ребенком окружающего мира и закономерностями мифологического сознания. Цвет вредителя (черный, красный, белый) выделяет его из окружающей обстановки, сигнализирует об опасности. Выбор цвета обусловлен тем, что указанные цвета обладают наиболее богатым символическим значением и составляют первооснову цветового мышления человека.

В историях детей 9-12 лет предмет перестает играть существенную роль, он лишь выводит к колдуну или ведьме, которые его изобрели.

Во втором разделе § 4 "Композиция страшных историй. Художественное пространство и время" мы приходим к выводу, что изменения, обусловленные возрастом исполнителей, затрагивают и структуру страшных историй: со временем сюжеты приобретают признаки сказочной прозы и испытывают воздействие литературы и видеофильмов; усложняется композиция (появление зачина, троекратные повторы, ступенчатое сужение образов).

Рассмотрение страшных историй в контексте возрастной психологии позволяет нам выделить главную особенность жанра - построение и изменение модели мира с помощью слова. Слово в мифологических рассказах выполняет разнообразные функции: материализует страхи ребенка и помогает с ними бороться, выражает оценку событий и влияет на них. Подобно заговорным формулам, в которых слово воздействовало на организм человека, слово в страшных историях помогает социализации ребенка и выполняет психотерапевтическую функцию.

Выявленные закономерности характерны для историй, записанных как от городских, так и от деревенских детей. Тем не менее, как показывают наши исследования, современный фольклор деревенских детей имеет ряд особенностей:

Сельские дети начинают рассказывать страшные истории несколько позже городских, в 8-9 лет, особенно заметна эта тенденция в удаленных от городов и районных центров деревнях.

Происходит активное взаимодействие городского и деревенского фольклора, чему способствует постоянное общение детей во время каникул. В страшных историях, бытующих в сельской местности, появляются мотивы, заимствованные из городского фольклора: "Таксист и некрофаг", "Гроб на колесиках" и т. д.

В страшных историях деревенских детей ощущается значительное влияние жанров народной несказочной прозы по сравнению с городским фольклором, о чем свидетельствует сюжеты мифологических рассказов: мертвец требует обратно свою вещь, черт в образе мертвого супруга, встреча человека с демоническим существом и др.

Место действия описывается более детально: помимо дома, это лес, кладбище, водоем, то есть традиционно опасные локусы. Негативными характеристиками наделяется пространство города, в котором человек беззащитен перед злом. В город привозят окаменевших жертв черта, явившегося в образе умершего мужа: "Когда он стал раздеваться, она увидела копыта и сказала, что пойдет за полотенцами, но на самом деле она пошла звать соседей. Когда позвала соседей, пошла в баню. Она увидела, что у сына был след от копыта, а дочь была утоплена в тазике. Потом он задушил жену свою, а соседей превратил в памятник. Такой памятник стоит в городе" (Михайлова Настя, 11 лет, д. Гавриловка Воткинского р-на УР).

Для устной прозы деревенских детей характерна назидательная интонация, рассказ должен не только напугать слушателя, но и продемонстрировать правильную стратегию поведения при встрече с мифическими существами, которые могут и навредить, и помочь человеку: "…она нашла на кладбище платок, одела его. Когда бабушка Таисья шла домой, ей все кто-то шептал: "Иди, иди, иди!" Она шла, и вдруг - пруд, очень большой и широкий. Она все равно шла и так прошла весь пруд. Вот как брать у лесных духов" (Гагарина Аня, 11 лет, д. Наговицыно Дебесского р-на УР).

Мифологические рассказы городских и сельских детей выполняют сходные функции: преодоление возрастных страхов, удовлетворение потребности в переживании ужасного. Отличия коренятся в различных условиях жизни, социальной среде, системе воспитания. Повествовательный фольклор городских детей - это потаенная от взрослых область детской культуры. Страшные истории деревенских детей позволяют освоить систему мифологических представлений, актуальных для всей общины, поэтому в них более ярко выражено дидактическое начало, особый упор делается на системе запретов. Проблема отцов и детей в сельской местности не исчезает совершенно, но она сглаживается многовековой традицией, так как и дети, и взрослые в целом ориентированы на единую картину мира. Городские дети испытывают большие трудности в процессе социализации, обретения самостоятельности, которые находят воплощение в жанре садистских стишков.

В главе II - "Вызывания и игры: проникновение в запретное" - анализируются жанры, которые объединяет стремление к установлению прямого контакта с иным миром. Неслучайно они распространены среди подростков 8-14 лет, которые чувствуют себя достаточно уверенно и независимо и стремятся подчинить себе неведомые силы.

В первом разделе § 1 "Общая характеристика жанра" вызывания рассматриваются как разновидность детских магических практик (гаданий на жениха, на исполнение желаний, спиритических сеансов), так как в них подробнейшим образом описываются средства связи с потусторонним миром (предметы и действия, совершаемые с ними). Прагматика вызываний может быть различной: желание пережить волнение от встречи с демоническим существом, получение власти над силами иного мира, исполнение заветных желаний, создание игровой ситуации.

Данный жанр объединяет инструкции для вызывания демонических существ и мифологизированные рассказы, в которых основой сюжета становится проникновение злого существа в этот мир, вызванное нарушением предписаний. Инструкции и описания вызываний - разножанровые образования, которые объединяет лишь образ демонического существа. В инструкциях повествовательное начало полностью вытеснено рекомендацией соответствующего действия, тогда как в мифологизированных рассказах мы можем обнаружить элементы поэтики, фактически они представляют собой страшные истории.

Близость вызываний и страшных историй усугубляется тем, что исполнение жанров происходит одновременно. Вызывания, таким образом, являются следующим этапом в развитии мифологической модели мира. В качестве медиаторов между мирами выступают: вода, зеркало, пламя свечи, нитка или волос, обращение к демоническому существу по имени, усиленное троекратным повтором. Вербальный и акциональный компоненты неотделимы друг от друга, что характерно для всех магических ритуалов.

Второй раздел § 1 "Персонажи вызываний" посвящен анализу наиболее популярных образов. Всех персонажей вызываний можно разделить на две группы по предполагаемому воздействию на ребенка: вредоносные (Пиковая дама, Белоснежка, фея, покойник и т. д.), которые могут причинить зло (задушить, увести с собой, ослепить) в результате невыполнения инструкций, если же все было сделано правильно, они исполняют желания; безобидные персонажи (гномик, Матершинник, домовой, черный и белый драконы и др.), которых вызывают без определенной цели, чтобы посмеяться или "побояться".

Далее мы более подробно останавливаемся на самых популярных персонажах: Пиковой даме, Матершиннике, персонажах низшей народной демонологии. Вызывания Пиковой дамы представляют собой соединение мотивов, воспринятых из обрядовой сферы фольклора (зеркало, вода), и мотивов игры случая, борьбы человека с силами зла, заимствованных из "Пиковой дамы" А. С. Пушкина, преобразованной в русле традиций устного народного творчества. Вызывания других "женских" персонажей (Белоснежки, Золушки, феи) в общих чертах сходны с вызываниями Пиковой дамы.

Ритуал вызывания Матершинника проделывается с единственной целью - услышать, как ругается гномик. Ругань Матершинника является свидетельством его принадлежности к потустороннему миру и доказательством удачного контакта, кроме того, вызывание этого персонажа позволяет ребенку ощутить удовлетворение от проникновения в запретный антимир взрослой культуры. Освоение ненормативной лексики является для современных подростков знаком инициации, свидетельством искушенности в жизни, независимости от общепринятых норм поведения.

Вызывания домового восходит, на наш взгляд, к обрядам перенесения домового в новый дом, кормления / задабривания духа-хранителя дома, переосмысленным с точки зрения детской субкультуры. Несмотря на обилие детской литературы и мультфильмов о "добрых" домовых, чертиках, русалках, дети однозначно воспринимают их как опасных. Об этом свидетельствует минимальная степень участия подростков в ритуале вызывания и рисунки, на которых эти персонажи имеют острые зубы, огромные лапы, злобно прищуренные глаза.

Если вызывания дают детям ощущение власти над демоническими существами, то во время игр "Комната страха" и "Панночка помэрла", которые рассматриваются в § 2 главы второй участники лично "переносятся" в иной мир, в игровом действе переступают грань, отделяющую живых от мертвых.

В первом разделе § 2 анализируется игра "Комната страха", являющаяся функциональным эквивалентом "страшного" повествовательного фольклора. Игра распространена среди городских и сельских детей (9-13 лет) и имеет несколько вариантов:

1. испытуемого заманивают в темную комнату, где его неожиданно ударяют подушкой, обливают водой или просто валят с ног;

2. игра с устойчивым сюжетом. Ведущий завязывает новичку глаза и проводит его по "подземелью", "кладбищу", описывая сложности пути. Нередко новичок подвергается испытаниям: его усаживают на простыню, натянутую между стульев, капают на руку горячий воск. В финале ведущий заставляет прикоснуться к "глазу" или "мозгу" мертвеца (заранее выдавленной на листок бумаги зубной пасте), "покойник" вскакивает и хватает испытуемого. Все заканчивается общим смехом и визгом.

Таким образом, "Комната страха" сочетает в себе элементы обряда инициации и традиционных святочных игр с покойником. Традиционная святочная игра с покойником имела ярко выраженный эротический характер, который проявляется и в современной игре. Мы наблюдали игру в "Комнату страха", где девочка-подросток, проходящая испытание, должна была прикоснуться к "половым органам покойника": моркови с прикрепленными к ней шариками, имитирующими гениталии.

Игра также выступает в качестве регулятора отношений в детской группе: возможность повышения статуса подростка, удачно преодолевшего испытание, и способ наказания неугодных.

Второй раздел § 2 посвящен игре "Панночка помэрла", которая также является разновидностью игр с покойником. Главное отличие "Панночки" от подобных игр: предельно серьезное отношение участниц ("Панночка", в отличие от игры "Комната страха", распространена только среди девочек). Девочка, изображающая Панночку, на время игры превращается в покойницу, ее смерть обставляется с предельным вниманием к деталям (свеча, накрытое тканью лицо, ритуализированное поведение участниц).

В конце игры "Панночку" поднимают, она кажется необычайно легкой. Мотив "невесомости" центрального персонажа игры объясняется тем, что образ Панночки-ведьмы заимствован из повести Н. В. Гоголя "Вий". Способность к полету, отсутствие тяжести, по народным представлениям, одно из основных качеств ведьмы. Во время игр "Комната страха" и "Панночка помэрла" участники лично "переносятся" в иной мир, переступают грань, отделяющую живых от мертвых.

И вызывания, и игры на генетическом уровне связаны со святочными гаданиями и развлечениями молодежи, поэтому между текстами, записанными от городских и от сельских детей практически нет никакой разницы. Полученный детьми во время спиритических сеансов и игр опыт помогает преодолеть прежние страхи, дает импульс, необходимый для нормального психического развития, и готовит к встрече с реальной опасностью.

В главе III - "Садистские стишки: подростковый протест" - анализируется жанр садистских стишков, основной темой которого является противостояние маленького героя ужасам реального мира. Садистские стишки - это дву- и четверостишия условно реалистической направленности, характеризующиеся гротескно-пародийным воспроизведением окружающей действительности. Близость стишков к взрослому "черному" юмору, свидетельствует о том, что жанр усвоен детьми от взрослых.

Связь садистских стишков с поэзией обэриутов (Д. Хармса, И. Бахтерева, Н. Олейникова, А. Введенского), с произведениями современных поэтов-концептуалистов (И. Иртеньев, Д. Пригов) и с творчеством О. Григорьева рассматриваются нами в § 1 третьей главы "Проблема генезиса жанра". Мы присоединяемся к точке зрения А. Ф. Белоусова, доказавшего, что садистские стишки возникли как протест против советской действительности среди студентов и творческой интеллигенции в 1970-80-е гг. ХХ века.

В конце 1980-х - начале 1990-х гг. ХХ века стишки распространились по всей стране, в том числе и в Удмуртии.

В § 2 третьей главы - "Психологические и социологические аспекты бытования садистских стишков" - анализируются причины популярности садистских стишков среди подростков. Появление стишков, тематика которых связана с агрессией, жестокостью, объяснимо с точки зрения возрастной психологии. Во-первых, садистские стишки отражают желание отомстить родителям за нанесенные обиды. Во-вторых, в стишках проявляется социальные проблемы, с которыми сталкиваются подростки: ослабление связей с семьей, неприязнь к школе, стремление к самостоятельности, отношения со сверстниками. Неудивительно, что наиболее популярными темами стишков являются "родители и дети", "учителя и дети", "игры детей".

Постоянные упоминания в стишках о покалеченном теле объясняются психофизиологической спецификой подросткового возраста: "обугленная тушка", "чисто обглоданный детский скелет", "лопнула кожа, обуглились кости". Дисбаланс пропорций проявляется в изображении человеческого тела, рассеченного на части: "ноги в Медведково, попа в Чертаново", "ноги уехали, попа осталась". Телесная неполноценность героя воспринимается как конец детства: "Солнце давно уж за гору зашло, / С хрустом железо в ногу вошло. / Мальчик чахоточный пилит дрова, / Вот и прошла детства пора" (Фокин Андрей, 15 лет, гор. Ижевск). Образно говоря, в садистских стишках происходит символическое отрицание подростками детского тела и обретение взрослой телесности.

В § 3 "Художественное своеобразие садистских стишков" выявляются особенности поэтики жанра. Мир, изображенный в стишках, лишен светлой стороны, он жестокий, неправильный. В стихотворных текстах почти нет определений (кроме прилагательного "маленький"), действия героев и их последствия характеризуются при помощи наречий: "метко кидает", "тихо спустились трупы на дно", "четко сработал отлаженный пресс" и т. п. Персонажи лишены человеческого облика, свободной воли, они представляют собой функцию в чистом виде. Обнаружению внутренней пустоты героев служит и назойливый повтор клишированных определений: "маленький мальчик", "добренький дядя", "добрая тетя" и т. д.

Основным художественным приемом в стишках является метонимия: картина убийства рисуется посредством яркой детали, смерть персонажа обесценена ничтожностью вещи, оставшейся после него: "Папа лишь крышку от торта принес - / Все, что он выхватил из-под колес".

Во втором разделе § 2 "Средства создания комического в садистских стишках" рассматривается поэтика гротеска. В гротескном образе совершается внезапное превращение привычного мира в чужой и враждебный, живое соединяется с неживым, человек с животным. Соединение ужасного и смешного заложено в диалогической природе садистских стишков. Ужасное содержание вступает в противоречие с радостной поэтической формой (стихотворный размер, композиция, обилие слов с уменьшительно-ласкательными суффиксами).

Поэтика гротеска подразумевает противопоставление вечно изменчивой жизни "омертвевшей" литературной форме, поэтому использование штампов советской печати, детской литературы столь популярно в стишках.

Двуплановость слова в садистских стишках помогает обнаружить общественные противоречия, за нагнетанием кошмаров открывается реальность. То, что события, изображенные в стишках, осознаются подростками как отклонение от нормы, подразумевает возможность иных отношений, возникает внутренний диалог, который является основой самостоятельного мышления.

В последнем параграфе третьей главы значительное место уделено вопросам связи садистских стишков с традиционными фольклорными жанрами: небылицами-перевертышами и частушками.

В перевертышах и садистских стишках действует принцип совмещения несовместимого. Ребенок, уже имеющий представление об упорядоченном и логичном мире, получает уникальную возможность увидеть его обратную сторону, выработать свои понятия о должном и нравственном.

С частушками садистские стишки роднит заложенное в этих жанрах сатирическое начало, выбор стихотворного размера (иногда в стишках используется частушечный хорей). Исполнители стишков стараются объединить их в тематические циклы ("Дети в подвале играли в гестапо…", "Маленький мальчик нашел пулемет…"), возникают образования подобные частушечным спевам (циклам частушек с единым началом "Яблочко", "Подружка моя").

Фронтальные исследования детского фольклора, проведенные диссертантом и студентами филологического факультета УдГУ, позволили отметить определенную тенденцию: там, где дети в силу определенных причин не знают садистских стишков, исполняются частушки на темы школьной жизни и семейных отношений.

Особенно ярко эта тенденция прослеживается в сельской местности. За исключением жителей крупных районных центров и деревень, находящихся в непосредственной близости от городов, деревенские дети не знают садистских стишков, зато с удовольствием исполняют частушки. Мы связываем эту ситуацию с особенностями психологического развития подростков в городе и деревне и по-разному проходящими процессами социализации.

В Заключении подводятся основные итоги исследования, определяющие своеобразие жанров современного русского детского фольклора на территории Удмуртии. Они помогают ребенку преодолеть травмирующие переживания и страхи, характерные для всех детей вне зависимости от места их проживания и национальности. Однако отдельные жанры имеют свои особенности в городе и деревне.

Современный детский фольклор испытывает сильнейшее воздействие взрослой устной традиции, народной несказочной прозы, средств массовой информации и литературы, это позволило некоторым исследователям говорить о компилятивном характере детского творчества. Анализ представленных жанров показал, что оно представляет особую область народной культуры, тесно связанную с возрастной и социальной психологией. В свою очередь детский фольклор начинает влиять на современное искусство: литературу, рок- и поп-музыку.

Диссертационное исследование позволяет определить перспективы дальнейшего изучения проблемы: это, прежде всего, взаимодействие русского и удмуртского детского фольклора, отражение этнических и конфессиональных отношений в детском фольклоре, изучение письменных жанров и школьного фольклора Удмуртии.

Приложение I включает в себя 112 текстов из личного архива диссертанта и фольклорного архива Удмуртского госуниверситета, характеризующих локальную детскую традицию конца ХХ - начала ХХI веков. Паспортные данные исполнителей и сведения о собирателях содержатся в "Списке информантов" и "Списке собирателей".

В Приложение II вошло 8 детских рисунков из личного архива диссертанта.

Основные положения диссертации отражены в следующих публикациях:

"Выше ноги от земли" или ближе к себе (о некоторых особенностях фольклоризма в творчестве Я. Дягилевой) // Русская рок-поэзия: текст и контекст. Тверь, 2000. С. 187-190.

"Когда будет встать пора…": русские колыбельные песни в собрании Г. Е. Верещагина // Григорий Верещагин и этнокультурное развитие народов Урала и Поволжья: Материалы конференции. Ижевск (в печати). 0,3 а. л.

Образ Пиковой дамы в детском фольклоре Удмуртии // Финно-угорская фольклористика на пороге нового тысячелетия: Материалы конференции. / Отв. ред. Т. Г. Владыкина. Ижевск: УИИЯЛ УрО РАН, 2001. С. 96-102.

Преодоление круга: трансформация пространства в детских текстографических загадках // Кормановские чтения: Материалы международ. конференции молодых ученых. Ижевск (в печати). 0,4 а. л.

Проблема гротеска в детском фольклоре (к вопросу об эволюции мироотношения) // XXVIII итоговая научная конференция. / Отв. ред. А. А. Грызлов. Ижевск, 2000. С. 164-166.

Текстографические загадки // Механизм передачи фольклорной традиции: Мировоззрение. Слово. Музыка. Игра. Танец. Ремесла: Материалы конференции. СПб. (в печати) 0,1 а. л.

Формы выражения авторской позиции в садюшке // Материальная и духовная культура народов Поволжья и Урала: история и современность: Материалы региональной научной конференции / Глазов. гос. пед. ин-т. Глазов, 1999. С. 26-28.

Материал размещен на сайте при поддержке гранта №1015-1063 Фонда Форда.