<< На главную страницу

Е.М. Мелетинский

О древнейшем типе героя в эпосе тюрко-монгольских народов Сибири^*

Капитальная монография В.М.Жирмунского "Сказание об Алпамыше и богатырская сказка" ¹ убедительно раскрывает архаический характер большинства эпических памятников тюрко-монгольских народов Сибири и открывает путь для исследования древнейших элементов в эпосе тюрко- и монголоязычных народов. Настоящая статья - попытка исследования одного из таких элементов.

Героико-эпические песенные сказания тюркских, а также монгольских народов Сибири, как правило, начинаются с описания некоего пространственно-временного фона, на котором будет развертываться действие. Эти вводные картины, отлившиеся в строгие стандартные формулы, идентичны в фольклоре всех тюрко-монгольских народов Сибири, включая давно отделившихся якутов. Сходство зачинов подтверждает культурно-историческое единство эпоса тюрко-монгольских народов Сибири. Вместе с тем универсальность этих формул указывает на их большую древность. О древности говорит и их содержание. Время действия определяется следующим образом:

Это было тогда, когда сотворялась земля, Когда со всех сторон стал проявлять себя Иези, Когда земля, раскалываясь, стала покрываться травой, Когда деревья, раскалываясь, покрывались листьями, Когда появились живые существа, опираясь на ноги, Когда они стали дышать ².

Давным-давно тому назад, Нынешнего поколенья раньше, Прежнего поколенья позже, В то время как сотворилась земля, Когда вырастала сквозь облака золотая гора, Когда белое море разливалось до берегов, После того как сотворились звери-птицы, После того как закуковала золотая кукушка, В то время как мешалкой делилась земля, В то время как ковшом делилась вода ³.

В якутском эпосе:

На далекой вершине прошлых лет, На буйном хребте прежних лет, Когда якуты еще не родились ⁴.

И.В.Пухов, переводя это место с якутского, отмечает, что в некоторых олонхо делается даже попытка описать, как "делались" небо и земля. Оказывается, они делались довольно просто, почти так же, как якут делает свою юрту: с подпорками, дверями, засовами ⁵.

Время первотворения мира, его начального состояния иногда выражается в якутском эпосе следующим образом: "Время, когда земля была величиной с дно турсуна, а небо величиной с оленье ухо, жил на земле сильный, могучий, славный богатырь Улкумню Уолан" ⁶.

Аналогичный мотив находим в зачинах бурятского и монгольского эпоса:

Как родился он, сказывают: Зарождались дерева едва, Распускались кусточками, А изюбриха первая - Козленком она паслась; И еще приговаривают: Из дерев древо толстое - Только то древо наклюнулось; И болтают: великий хан - В зыбке он малой полеживал. И как, говорят, родился он: Ангара-река великая - Ан журчала ручейком она, Абарга рыба-рыбища - Ан горбатым ныряла тогда, Малым ныряла пескариком ⁷.

Таким образом, "эпическое время" в эпосе алтае-саянских народов, якутов и бурят определяется в зачине как мифическая эпоха первотворения, как заря мироздания. Это начальное время иногда характеризуется как идеальный "золотой век" ⁸.

Нельзя не отметить видимое противоречие между указанием на "время творения" и следующей затем картиной весьма благоустроенной жизни богатого скотовода-воина. Однако внимательное рассмотрение эпических произведений дает возможность вскрыть некий более древний пласт в образе героя, тот пласт, в котором мифологический зачин органически связан с героем и его деятельностью.

В шорских эпических поэмах, как и в поэмах алтайцев, тувинцев и других алтае-саянских тюрков, непосредственно вслед за эпическим вступлением, о котором шла речь выше, указывается имя героя, имена его родителей, а также прозвище и масть его коня. Однако в некоторых случаях мы встречаем героев, не знающих своих родителей и тайны своего происхождения. Так, о богатыре Кан Кесе говорится:

Вскормившего его отца своего не знал, Родившую и вскормившую его мать свою не знал, Совсем одинокий жил ⁹.

Это "одиночество" Кан Кеса явно не вяжется с тем, что он богатый скотовод, окруженный неисчислимым количеством скота и зависимых от него людей. Во время своих странствий в "нижнем" мире Кан Кес встречает черного юношу и становится его побратимом. Черный юноша также говорит о себе: "Я человек, вскормившего меня отца не знающий, бродячий человек я буду" ¹⁰.

В той же поэме упоминается совершенно эпизодическая фигура - Алтын Шакпын, помогавший сыну Кан Кеса. Он тоже определяется как "отца, матери не знающий мальчик" ¹¹. Герой другой поэмы Алтын Сом говорит о себе: "Вскормившего отца не знающий, вскормившей меня матери не знающий, ржавчину черного камня я лизал и так вырос" ¹². Не знает своих родителей, хотя владеет огромным стадом скота, и шорский богатырь Кан Перген, равно как и сватавшийся к его сестре богатырь Кан Алып ("У меня нет ни отца, ни матери, с высоты сорока небес я свержен" ¹³). В шорской героической сказке ¹⁴ рассказывается о некоем юноше, жившем в стародавние времена, по имени "Чагыс", что значит "одинокий". Одиноким, никогда не видевшим других людей, кроме своей жены, изображается и Анчи-Абышка ¹⁵. Стремление объяснить "одиночество" героя привело в ряде случаев к интерпретации одинокого героя, не имеющего родителей, как сироты, выросшего без отца (убитого врагами) и впоследствии выполняющего долг родовой мести ¹⁶. Иногда речь идет о брате и сестре, не имеющих родителей и вынужденных дать друг другу имена. Таков хакасский богатырь Алтын Кек с сестрой ¹⁷. Но странным образом эти дети оказываются владельцами несметных табунов скота, прекрасного дворца и т. п. В других сказаниях "одинокий" герой сближается, наоборот, с бедным сиротой - очень популярным персонажем волшебно-героической сказки алтае-саянских народов ¹⁸. Отрывочные и противоречивые сообщения алтайского эпоса об "одиноком" герое заставляют предполагать, что утерян первоначальный смысл этого образа. Некоторые дополнительные данные по интересующему нас вопросу мы получим, обратившись к знаменитому бурятскому улигеру об Аламжи Мергене ¹⁹:

Зародился он сам собой. ................... Так он родился-появился На том серебряном холме, Где не было еще народа, Где не селился род людской; Еще и лошадь не ступала, На бронзовом на том холме. И вот с холма вступает в лес, И все растущие деревья Он валит грудью одной, Их зачищая от верхушки И подрубая от корней.

А вслед за тем:

Он начал их возить отселе На холм из бронзы-серебра, Где не было еще селений, Где не селился род людской. Туда, где лошадь не ступала, Стал собирать к себе на холм, Со всех концов земли широкой Искусных в деле мастеров .

Дальше рассказывается о том, как Аламжи Мерген с помощью этих мастеров построил дом, причем подробно сообщается об устройстве пола, потолка, окон, печи с трубой, крыльца, двора для жеребят, амбара, серебряной коновязи. В заключение он построил собор, открыл базары и лавки, проложил якутскую дорогу. Затем сообщается, что Аламжи Мерген стал царем и властителем огромных табунов, и уже после всего этого мы узнаем, что:

Сиротою двух лет От отца он остался, С однолетней сестрицей От матери остался .

И наконец:

Родились так и появились Брат и сестра - сестра и брат .

Из приведенных отрывков совершенно ясно, что Аламжи Мерген и его сестра - первые люди на земле. Упоминания о его сиротстве - явно позднейшая вставка, так же как и сообщение о мастерах, которых он привлек для строительства дома. В качестве "первого человека" Аламжи Мерген строит первый дом, заводит скотоводческое хозяйство, обнаруживая черты созидателя и отчасти "культурного героя". Первый человек легко превращается в эпосе в первого хана, поэтому Аламжи Мерген рисуется и первым ханом.

В "Аламжи Мергене" явственна связь между образом "одинокого" героя и мифической эпохой первотворения, которую рисуют эпические зачины, - герой живет в ту эпоху как первый человек, как мифический первопредок.

В якутском олонхо, так же как и в алтайских и бурятских поэмах, за указанием "эпического" времени (совпадающего с "мифическим") следует описание прекрасной страны, в которой живет герой, но здесь это не просто благодатный уголок земли с прекрасными пастбищами для скота и охотничьими угодьями, а, выражаясь научным языком, "первоначальная ойкумена" человеческого племени, с которым олонхо отождествляет якутов. Это - "средний мир", место обитания человеческого племени, в отличие от небес и преисподней, населенных различными духами и богами. Благодатным краем представляется весь "средний мир" в целом, но его описание часто дополняется описанием небес и преисподней; реалистические картины, обнаруживающие исключительное мастерство эпического пейзажа, пронизаны мотивами древней мифической космогонии.

Самым популярным героем якутского олонхо является Эр-Соготох или, иными словами, излюбленным прозвищем для героя олонхо является Соготох, что означает "одинокий" ²⁰.

"Был человек по имени Эр-Соготох, который возник, произошел, не зная, упал он с неба или вышел из земли". Так начинается старейший вариант записи олонхо об Эр-Соготохе ²¹. И далее: "Он не помнил, кому обязан своим рождением, и не подозревал, откуда он происходил". Из речи Соготоха к священному дереву, которое герой называет "дух-бабушка", мы узнаем, что дерево вырастило и сохранило для героя скот и рыбу в озерах, что оно воспитало самого "одинокого" богатыря: "Меня, бывшего сиротой, ты вырастило, меня, бывшего маленьким, сделало большим".

Богиня, вышедшая из священного дерева, сообщает Соготоху, что Юрюн Аар-тойон (верховный бог-творец) спустил Эр-Соготоха на землю, "чтоб он произвел на свет детей, породил народ и стал предком человеческого племени. Это время настало", - заканчивает богиня. Еще раньше Эр-Соготох стал задумываться о том, что животные живут парами, а он - один. Теперь богиня дает герою живой воды и велит ехать в путь, навстречу той, которая ему предназначена. Далее следует рассказ о героическом сватовстве к дочери живущего в далекой стране, где сходятся земля и небо, Хара-хана, потомка Улу-Тойона, племянника хан-Тангара. Победив демонского богатыря (абаасы) Буура-Дохсуна и преодолев 19 препятствий, Эр-Соготох женился на Хотуун и вернулся на родину. "После того как он приготовил место жительства людям, которых с собой привел, произвел он детей, стал племенным предком якутов и, говорят, жив до сих пор, ест и пьет".

В других записях варьируются приключения Эр-Соготоха, содержащие, кроме "героического сватовства", различные эпизоды борьбы с богатырями абаасы из подземного мира, но вступительная часть с незначительными отклонениями повторяет то, что приведено нами выше.

Во всех вариантах говорится о том, что Эр-Соготох спущен на землю Юрюн Аар-тойоном (Юрюн Айыы-тойоном); иногда верховный бог-творец называется его "дедом", реже "отцом".

В классическом варианте, записанном С.В.Ястремским в 1895 году от Г.Н.Свинобоева, подробно развертывается формула неведения своего происхождения (известная нам по алтайским примерам): "На благословенном нашем свете... создан был некий человек... Был красивый собой и храбрый. Ни почтенного господина-батюшки, ни почтенной госпожи-матушки не знавал. Если б я с неба упал, инеем был бы одет; если б из подземного мира вышел, землею был бы покрыт, - говорил. Имя ему было Эр-Соготох... - От кого по крови я, чьей утробы? Каким духом создан? Не от рока ли веления на мне?.. Глянул на красный угол - домочадцев нет. Глянул на левую сторону - работников нет. На правую сторону глянул - служителей нет" ²².

В третьем варианте у Приклонского рассказывается о том, что у Эр-Соготоха была сестра. "Брат и сестра жили одиноко и вдали от людей, не знали, кто их родители" ²³. В четвертом варианте Приклонского Эр-Соготох живет с сестрой Хачилан Ко, они владеют скотом, но не имеют родителей и не знают никого из людей ²⁴.

Объяснение одиночества удаленностью от других людей, как достаточно показывают приведенные материалы, есть результат забвения первоначального смысла. Образ одинокого героя - первого человека - противоречит и владению богатым скотоводческим хозяйством, о котором говорится во всех вариантах. Иногда это противоречие смягчается представлением о том, что бог спустил с неба вместе с героем скот и пушных зверей, юрту и т. д. Однако в последнем варианте Приклонского герой сам устраивает свое хозяйство, подобно Аламжи Мергену. Он строит огромную юрту в 80 саженей в окружности, с 40 окнами из сосен в 7 рядов, строит очаг, каменные нары и т. п. Только оружие выковано кузнецом Чемчерюкан-Кырбитаном ²⁵.

И.В.Пухов приводит очень интересный неизданный вариант "Эр-Соготоха", записанный от Г.Ф.Никулина. В этом варианте подробно рассказывается о том, как Эр-Соготох строит себе юрту, вырубая лес в тайге, выпрашивает у верховного существа скот и людей, которые начинают у него размножаться, бьет зверей и собирает их шкуры, научается мыться, впервые добывает огонь, просверливая отверстие в стволе сухой березы, устраивает впервые и весенний кумысный праздник ысыах (в честь светлых богов айыы), для чего режет скот, варит и ест его, но пирует он один, так как вокруг никого нет. Это пока единственный известный вариант, в котором герой, прежде чем зажечь огонь в очаге, добывает его трением. Добывание огня - важнейший подвиг "культурного героя" ²⁶. Эр-Соготох предстает перед нами как первопредок и "культурный герой". Первый вариант Приклонского (так же как вариант, напечатанный Бётлингком) кончает повествование указанием на то, что Эр-Соготох - первопредок: "От него произошли теперешние якуты" ²⁷.

Эр-Соготох, таким образом, первоначально означало не имя определенного героя, а первого человека на земле. А.П.Окладников сравнивает его с библейским Адамом, "но с той только разницей, что образ библейского героя соответствует более поздней эпохе, когда возникают уже понятия человечества как целого" ²⁸.

Не удивительно, что герой олонхо, выступающий под другими именами, очень часто не только совершает тождественные богатырские подвиги, но также рассматривается как "одинокий" первопредок. Таким, в частности, предстает перед нами Юрюн Уолан (Белый юноша). Как и Эр-Соготох, Юрюн Уолан не знает своего происхождения и "не знал он, откуда имел корень - начало, с которой стороны явился сюда" ²⁹. Очень важно отметить, что Юрюн Уолан в этом варианте не находит готового дома и хозяйства, как обычно, а строит свое жилище. Впоследствии выясняется, что Юрюн Айыы-тойон спустил Юрюн Уолана и его сестру на землю, сказав: "плодитесь на срединном месте, умножайте двуногих, воспитывайте скот, пусть огонь ваш не тухнет" ³⁰.

В опубликованном Ястремским олонхо "Сюнг Джасып" Белый юноша - Юрюн Уолан - имеет старшего брата Агия - богатыря, который также описывается как одинокий герой, первый человек. Он первый мастерит вершу и затем самострел из рыбьих костей. Агия-богатырь и Юрюн Уолан - оба "созданы богом" и "для земного мира назначены", "дать начало рождающимся детям, дать жизнь позднейшим потомкам, будущим людям судьбу устроить" ³¹, но Агия-богатырь, в отличие от брата, спущен с неба "за его неуживчивость. Создатель-господь проклял и спустил в земной мир, изменивши его вид" ³². Чтобы осуществить назначение братьев, старший брат берется найти жену для младшего, т. е. для Юрюн Уолана.

Первыми людьми, не знавшими ни родителей, ни соседей и живущими "на краю первобытного мира", рисуются Мегелю-беге и его прекрасная сестра Хачылан Коо в олонхо, приведенном Приклонским ³³. Хан Джаргыстай, хотя и имеет отца (Кенче-беге), но вырастает в пустом осиновом пне, куда его занес вихрь, и с ним также связывается мотив "одинокого героя" ³⁴. Бог устраивает на небе совет, одинокому ребенку (в образе которого слились черты "первого человека" и сироты) дают имя и коня. Арсан Дуолай впоследствии говорит герою: "Дитя мое, дошедши до своего места, будь человеком, родоначальником людей".

В некоторых олонхо, в которых вначале нет речи об одиночестве героя и не упоминаются ни Эр-Соготох, ни Юрюн Уолан, в финале говорится, что от богатырей - героев олонхо - произошли якуты ³⁵. Часто в олонхо изображаются герои, спущенные на землю богами, но не являющиеся "одинокими". Классическим примером является Нюргун Боотур ³⁶. В сказаниях об Эр-Соготохе исконным, первичным безусловно является представление об одиноком герое, первом человеке. Его божественное происхождение и "спускание" с неба можно рассматривать как более позднюю черту, как позднейшее переосмысление в духе господствовавших религиозно-мифологических представлений. Что касается героя типа Нюргуна, то здесь заселение земли и основание богатого скотоводческого хозяйства и, в особенности, очищение земли от чудовищ-абаасы можно рассматривать как особую "божественную" миссию, которая и является исходным пунктом для деятельности героев, что, безусловно, отражает несколько более позднюю ступень в развитии как мифологии, так и самого эпоса.

Наше представление об "одиноком герое" - первопредке - в якутском эпосе еще более обогатится, если мы привлечем не только олонхо, но и исторические легенды тюрков-скотоводов, которые сыграли решающую роль в этногенезе якутов и которые являются исконным носителем олонхо, завезенного с их южной прародины. Мы имеем в виду исторические предания об Элляе - первопредке якутов ³⁷.

Древнейшие записи их относятся к XVIII веку (Миллер, Гмелин). Согласно этим преданиям, первым из предков якутов прибыл на место их нынешнего обитания Омогой (Оногой) из бурятской земли. Потомками Омогой-боя считаются жители Балгантайского, Намского и Борогонского улусов. Вслед за Омогоем-боем из "Урянхайского края" или из "Великой Монголии" прибыл Элляй-Эр-Соготох, "татарин" или "кыргыз". Элляй (женившийся на дочери Омогоя) построил первым коническую юрту (урасу), сделал деревянное оружие, изобрел дымокур, первый изготовил кумыс и сделал для него посуду, первый устроил ысыах - весенний скотоводческий кумысный праздник в честь светлых богов - айыы. Элляй разукрасил шалаш, поставил около него молодые березки, постлал кожаные ковры и березовую чашу для гостей. Угощение кумысом началось с возлияния на костер кумыса высшему божеству, затем покровителю скота, старейшему гостю (Омогою) и его жене; кумысный праздник выражал радость народа, завершившего свои скитания. От Элляя пошли якуты центрального Кангаласского улуса; он рассматривается в историческом фольклоре как основной предок якутов. Непосредственно к Элляю возводит свой род знаменитый Тыгын - кангаллаский тойон XVII века, пытавшийся подчинить себе все якутские племена, воевавший с русскими; личность его занимает важное место в якутском историческом фольклоре.

А.П.Окладников отмечает связь легенд об Элляе и Омогое со сказаниями других тюрко-монгольских народов, например бурятов, и видит в этой исторической легенде "как бы точную копию основных элементов родословной саги дархато-саянских урянхайцев или уйгуров" ³⁸. Г.В.Ксенофонтов шел еще дальше. Он считал, что "цикл сказаний об общеплеменных патриархах - Омогое и Элляе, из которых последний представляется еще и культурным героем", - "основное ядро героического эпоса якутян" и вместе с тем вариант "общетурецкой легенды об Огуз-хане, а также легенды уйгуров об избрании ими двух царей... "Эллейада", сохранившаяся в памяти... якутского народа, в дебрях Северо-Восточной Сибири, имеет громадную научную ценность как памятник интернационального героического эпоса номадов древней Азии" ³⁹.

В нашу задачу не входит сравнительный анализ исторических преданий тюрко-монгольских народов, проверка и разработка предположений Ксенофонтова и Окладникова, но самое наличие таких предположений важно отметить, поскольку мы имеем в виду проблему генезиса эпоса тюрко-монгольских народов Сибири.

Возвращаясь к Элляю, нельзя не отметить бросающейся в глаза известной аналогии между исторической легендой и олонхо. То что речь идет о том же самом герое, не может вызвать сомнений. Об этом говорит само имя. Г.В.Ксенофонтов, специально собиравший и изучавший якутский исторический фольклор, пишет: "Якуты своему легендарному предку дают сложное имя "Эр-Соготох Эллей-Боотур". Прозвище "Эр-Соготох" дается прародителю племени не случайными единицами, а подавляющим большинством древних мифов" ⁴⁰. Он ссылается на Страленберга, который в своем знаменитом сочинении "Север и восточная часть Европы и Азии" (Стокгольм, 1730) указывает в качестве самоназвания якутов, наряду с "джинг-саха", "джинг-соготох" и считает, что представление о том, что Эллей-Соготох - бурят или татарин, более позднее, может быть, даже сложившееся при участии объякутившегося русского населения. Что касается имени "Элляй", то его обычно связывают с древнетюрским "эль", означавшим племенную организацию, племенной союз, господствующий аристократический род ⁴¹. Вообще говоря, с теоретической точки зрения не вызывает сомнения то, что племенной предок первоначально мыслился как общечеловеческий, поскольку практически человечество было ограничено племенем, "настоящими людьми". Такими настоящими людьми-якутами (ниси-саха) и являются герои олонхо.

Эпос в этом смысле отражает более архаические представления, чем историческая легенда, в которой якуты оказываются потомками других народов и где вообще действие развертывается не на мифологически-космогоническом, а на довольно реальном историко-географическом фоне. Вместе с тем историческая легенда более отчетливо сохранила черты мифа о культурном герое, тогда как в эпосе "культурная" деятельность Эр-Соготоха и других богатырей выступает лишь в изолированных вариантах. Это объясняется тем, что эпический герой олонхо выступает прежде всего как богатырь-воин.

В рамках легендарно-исторического жанра мифический предок человеческого племени превратился в первого якута, а указанные выше мифические темы стали моментом легендарной истории заселения нового края, и сама история заселения приняла вид генеалогической легенды о происхождении рода кангаласских тойонов. Несмотря на то что легенда лучше сохранила такой мотив, как изображение культурных деяний предка, эпос, повествующий о первопредке человеческого племени (отождествляемого практически с якутами), конечно, древней, чем легенда, повествующая о происхождении кангалласких тойонов (рассматриваемых как исконные главари якутов).

Мифологические мотивы легенды об Элляе-Соготохе и олонхо о Соготохе - Белом юноше - имеют, по-видимому, общие источники в мифологическом эпосе якутов и, вероятно, других тюрко-монгольских народов Сибири.

Якутский эпос, особенно с привлечением материалов исторического предания, лучше других тюрко-монгольских эпосов сохранил древнейшие сказания о первопредке - культурном герое.

С этими материалами интересно также сопоставить приведенное Приклонским предание, в котором фигурирует не Элляй-Эр-Соготох и не эпический Соготох, а якуты в целом как народ. "До прихода тунгусов, потеснивших якутов ближе к северному морю, якуты не думали, чтобы кроме них были еще люди на земле... Сначала люди, то есть якуты, не знали огня, ели все сырое и много терпели от стужи... В летний жаркий день бродил старик по горам и, присев отдохнуть, от нечего делать, стал бить камень о камень. От удара посыпались искры, зажгли сухую траву... полилась сверху вода и загасила огонь. С этого времени якуты научились добывать огонь и тушить его" ⁴².

С.В.Ястремский приводит якутскую песню, в которой о якутах в целом текстуально повторяется то, что в эпосе относится к Эр-Соготоху ⁴³.

При рассмотрении традиции мифологического эпоса в олонхо следует указать на долганские варианты, поскольку жанр олонхо вместе с самим языком долганы (в основе объякутившаяся эвенкийская группа) позаимствовали у якутов. Эти олонхо наряду с эвенкийской фольклорной традицией сохраняют некоторые весьма архаические черты якутской эпической традиции, утраченные якутским олонхо.

В олонхо "Брат и сестра" мы встречаем, как и следует ожидать, брата и сестру в качестве первых людей, живущих "в ту пору, как эта страна, в которой живем, с голову оленя была". Брат и сестра "не знали, от земли ли, имея корни, появились, или с неба с дождем выпали" ⁴⁴. Особый интерес представляет собой долганское олонхо "Сын лошади Аталами-богатырь" ⁴⁵.

Мы уже имели возможность убедиться в том, что "одинокий герой" - первопредок - очень часто имеет сестру; представление о первых людях как о паре - брате и сестре - не менее архаично, чем об одиноком мужском родоначальнике. Брат и сестра в качестве первых людей соответствуют представлению о материнско-родовой организации, при которой брат и сестра принадлежат к одному роду - и впоследствии брат ищет жену за пределами своего рода. Поэтому мотив одиноко живущих брата и сестры в зачине поэмы, даже если и упоминаются их родители, косвенно указывает на генетическую связь с представлением о первопредках человеческого племени. Мотив брат-сестра исключительно популярен в эпосе всех тюрко-монгольских народов Сибири, в первую очередь у бурят, где он подкрепляется более глубокими матриархальными реликтами. Мы уже указывали на "Аламжи Мерген", но этот мотив имеется почти во всех других эхирит-булагатских улигерах (например, "Горьюлай Мерген" и "Алтан Сэсэк и его сестра Эрмельжин-Гохон-Абаха" ⁴⁶, "Аббурай Мерген", некоторые версии улигеров "Алтон Шагай", "Мунген Шагай") ⁴⁷.

Брат и сестра, живущие изолированно, фигурируют и в якутском эпосе, в упоминавшихся выше вариантах олонхо об Эр-Соготохе, Хара-хырчит, Мегелю-беге у Приклонского, в "Нюргун Боотуре", в олонхо о Белом юноше из "Верхоянского сборника", в старой записи олонхо о Кюхуль-бюхо ⁴⁸. Целый ряд примеров можно привести из хакасского эпоса ⁴⁹, алтайского ⁵⁰, тувинского ⁵¹, шорского ⁵². В бурятских улигерах сохраняются архаические следы "культурно-героических действий" сестры героя. В улигере "Алтан-Сэсэк и его сестра Эрмельжин-Гохон-Абаха" сестра в ответ на вопросы маленького брата рассказывает ему о зверях в лесу, о том, как на них охотиться, сама делает брату стрелы и лук ⁵³. С учетом этих примеров следы представлений об эпических героях как первопредках окажутся весьма многочисленными. Отсюда можно сделать вывод, что образы первопредков являлись древнейшими типами эпических героев, причем речь идет именно о первопредках человеческого племени, а не об исторических или легендарных деятелях, которые часто фигурируют в генеалогических и исторических преданиях.

Заканчивая обзор материалов по "одинокому" герою, следует указать и эвенкийские (тунгусские) варианты (возможно, испытавшие влияние якутского или даже бурятского фольклора).

"Вначале земля шару подобна становилась, когда небо кумалану подобно брошено было (в то время). На средней земле один богатырь родился. "Чо!" чтобы сказал - собаки нет. "Друг" чтобы сказал - товарища нет. "Братишка" чтобы сказал - брата (младшего) нет. "Папа" чтобы сказал - отца нет. "Мама" чтобы сказал - матери нет. Того человека имя было Соду Сордончо Солдоны богатырь. Этот богатырь жил одиноко" ⁵⁴.

На средней земле, на самой середине, На острове одной реки, На средней земле Умусниндян жил. ...........................

Ники, Никимо, одинокий родился? В середине земли подобного мне человека не может быть ⁵⁵. Человек голый шел, не знает, откуда родился ⁵⁶.

За подобными вступлениями следуют различные богатырские приключения, так же как и в олонхо.

Особый интерес представляет обширное начало богатырской сказки саянских эвенков, записанной в 1930 году на Охотском побережье. Приведем подробный эпический рассказ о рождении природы и первых людях ⁵⁷: "Средняя земля вначале делилась. Средняя земля вначале маленькая была. Она без деревьев была. Три года без деревьев была. Потом дальше сама стала расти. Там река стала. На реку, если посмотрю, с водой становится". Возникают скалы, трава, различные деревья, море, появился медведь и другие звери, рыбы, наконец "на поверхности земли два человека, женщина (одна) начала жить (появилась). Они, будучи сверху, не знали, откуда родились, только существование свое знали. На устье реки жили, убивая (промыслом). У них ничего не было. Оленя, сказать, не было, ничего не было. Бедные были. Без дома были. Когда на земле дерево появилось, шалаш из полуплах сделали, после того, как деревья выросли... Вначале, после того как появились ягоды, ягоды ели, потом из рек рыб убивали (добывали). Позже зверя убивали, дальше выдру. От тех зверей с ровдугой (шкурами) стали".

Трудно определить степень влияния якутского или бурятского фольклора на эвенкийский, особенно учитывая значительную близость мифологических представлений тех и других. Наконец, такие "одинокие" первопредки встречаются и в мифологических рассказах чукчей ("вести начала творения"), где влияние эпоса тюркских народов трудно представить ⁵⁸.

В чукотских мифологических рассказах первые люди, как и у тюрко-монгольских народов, - как правило, брат и сестра, причем сестре принадлежит главная инициатива. Старшая сестра ищет брату жену, чтобы размножился род людской (так же и в улигерах эхирит-булагатских бурят). Иногда упоминается и "одинокий" человек. Например, "в самое первое время был на всей земле единственный человек, ничего не знал, совершенно нагой лежал на боку" ⁵⁹. Или: "В древности единственный человек, совсем один; стадо у него огромное" ⁶⁰. В чукотских "вестях начала творения" наряду с первыми людьми активную роль играет Ворон-демиург и культурный герой, создавший рельеф местности, добывший свет и небесные светила. В корякских вариантах Ворон сам рисуется первым человеком и первопредком коряков (Большим дедом).

Сопоставление вступительной части олонхо со сказаниями о первых людях у чукчей, эвенков помогает восстановить предисторию этих мотивов, вскрыть первобытные корни образа "одинокого" богатыря-первопредка человеческого племени, деятельность которого отнесена к мифическим доисторическим временам мироустройства. Одновременно становится очевидным длительная эволюция, пройденная "одиноким героем". Образ богатыря-первопредка зародился еще в фольклоре доклассового общества, в своей исходной форме он древнее не только высших богов тюрко-монгольской дуалистической мифологии, но и развитого шаманизма. У предков тунгусо-маньчжурских и тюрко-монгольских народов шаманская мифология преобразила двух братьев - младшего и старшего - культурных героев и демиургов в "хозяев" верхнего и нижнего мира, перенесла демиурга на небо и стала его рассматривать как покровителя шаманов ⁶¹. Это перенесение культурного героя-демиурга с земли на небо было первым шагом к его обожествлению. Соответственно культурные функции были изъяты у фольклорно-эпического героя-первопредка и сохранились только в виде пережитков, о которых мы говорили выше.

К числу пережитков, кроме материала, приведенного выше по героическому и историческому эпосу якутов, можно добавить несколько изолированных примеров из алтайского эпоса: например, добывание в царстве Эрлика винокуренного снаряда или поиски источника засухи ⁶². Выделение скотоводов из общей массы охотничье-рыболовных племен породило тюрко-монгольскую политеистическую мифологию, образы высших богов, покровителей скотоводства, ставших не только хозяевами неба или преисподней, но и непосредственными вершителями человеческих судеб. Их стали представлять богами-творцами, причем в соответствии с дуалистической концепцией, восходящей еще к фратриальным отношениям, полезные творческие и культурные деяния приписывались небесному владыке (Юрюн Айыы-тойон у якутов, Ульгень у алтайцев, западные тенгрины у бурят), а вредные - хозяину преисподней и царства мертвых (Эрлик, Эрлен, отчасти Арсан Дуолай). У якутов раздвоился и образ небесного владыки, и рядом с главным шаманским богом Улу-тойоном, породившим шаманов, давшим людям ум и создавшим огонь, появился упомянутый выше покровитель скотоводства верховный творец Юрюн Айыы-тойон, в честь которого белые шаманы устраивали ысыахи. Этот же Юрюн Айыы-тойон стал изображаться божественным отцом или создателем первого человека - "одинокого" богатыря, хотя стадиально он гораздо "моложе" своего подопечного; миротворение в эпосе сохранилось только в виде общей описательной формулы в зачине, а конкретные космо- и антропогонические сюжеты в форме религиозных легенд были совершенно отделены от эпоса.

Любопытно отметить, что в алтайских легендах такого рода злокозненный Эрлик очень часто смешивается с образом первого человека, который был сначала другом Ульгэня, а затем низвергнут последним с неба на землю и с земли - в преисподнюю (низвержение здесь, конечно, удвоено в связи с тем, что культурный герой-демиург был перенесен с земли на небо). Приведенный факт следует сопоставить с образами якутских "одиноких" богатырей, изгнанных с неба за неуживчивость и озорство. Видимо, эти богатыри генетически связаны с представлением об отрицательных вариантах культурного героя, мифологических "озорниках".

Однако указанная эволюция происходила в основном до оформления жанра героического эпоса у тюрко-монгольских народов. Героический эпос сложился у этих народов уже в условиях кочевого скотоводческого быта, развитых патриархальных отношений, в обстановке широких передвижений, военных столкновений, быстро создающихся и распадающихся военных союзов, бурных проявлений эпохи военной демократии. Эпический герой поэтому очень рано приобрел черты богатыря-воина, а его деятельность - характер боевой героики.

Мотив богатыря - предка человеческого племени - встречается только во вступительной части героической поэмы. Его дальнейшие похождения не содержат ничего специфического. Однако представление о том, что эпический герой - первопредок (а приведенные выше материалы безусловно доказывают, что такое представление первоначально было почти универсальным), имеет принципиальное значение: изображаемые в эпосе события приобретают, таким образом, характер каких-то исторических или, вернее, доисторических воспоминаний, пусть в мифологической форме, а деятельность героя - общенародное значение. Разработка сюжета героического сватовства связана с традицией и приемами богатырской сказки, но изображение поисков невесты Эр-Соготохом приобретало принципиальное значение как рассказ о начале человеческого рода-племени, а борьба героя с чудовищами нижнего мира воспринимается как своеобразная деятельность "культурного героя", ограждающая человеческое племя от врагов (в образе которых представления об иноплеменниках еще не отделены от представлений об источниках болезней, стихийных силах природы) и создавшая предпосылки для его мирного и счастливого существования.

Сохранение древних родоплеменных представлений о том, что только свое племя - "настоящие люди", человеческое племя, полностью "выделившееся" из окружающей природы, давало возможность в дальнейшем использовать мифологические образы при отображении ранних ступеней народной истории, включая этнические взаимоотношения и военные столкновения с другими народностями. При этом с "настоящими людьми" отождествляется уже не одно племя, а группа родственных племен, тесно связанных между собой. При этом в мифологической форме могут быть выражены и зарождающиеся патриотические идеалы.

Примечания

¹ Жирмунский В.М.Сказание об Алпамыше и богатырская сказка. М., 1960; см. нашу рецензию в журнале "Проблемы востоковедения" (1961. № 1. С. 175-177). Ср. о трудах В.М.Жирмунского по эпосу: Мелетинский Е.М. Проблемы изучения народного эпоса / Вопросы литературы. 1963. № 4. С. 196-200.

² Телеутские материалы / Собрал Г.М.Токмашов. Томск, [б. г.]. С. 1 ("Сказка об Алтай куучуны").

³ Дыренкова Н.П. Шорский фольклор. М.; Л., 1940. C. 73-74; ср. также с. 9, 25, 81-82, 151; "Ай-Толай". Народные героические поэмы и сказки горной Шории. Новосибирск, 1948. С. 31, 96, 126, 137, 150; "Албынжи". Хакасский народный эпос. Абакан, 1951. C. 9.

⁴ Васильев В.Н. Образцы народной литературы якутов. Вып. 1. Пг., 1916. С. 1.

⁵ Пухов И.В. Якутский героический эпос олонхо. Основные образы. М., 1962. С. 32.

⁶ Приклонский В.Л. Три года в Якутской области.Приложение. / Живая старина. 1891. Вып. IV. С. 139.

⁷ "Аламжи Мерген". Бурятский эпос. М.; Л., 1936. С. 4-5. Ср. вступление к улигеру об Иринсее в кн.: Уланов А.И.К характеристике героического эпоса бурят. Улан-Удэ, 1957. С. 37. Тот же мифологический мотив имеется в халха-монгольском и ойратском эпосе, но там он иногда осложняется ламаистскими наслоениями; см.: Поппе Н.П. Халха-монгольский героический эпос. М.; Л., 1937. С. 96; Владимирцов В.Я. Монголо-ойратский героический эпос. Пг.: М., 1923. С. 191; см. также С. 54, 103, 217. Эпос приволжских калмыков "Джангар" сохранил аналогичную формулу:

Это было в начале времен В стародавний век золотой. Вечности начинался рассвет, Веры бурханов святой.

("Джангар" / Перевод С. Липкина. М., 1940. С. 17)

⁸ Ср.: "Ай-Толай". С. 56; "Аламжи Мерген". С. 3 ("В хорошие те времена, еще раньше раннего"); Бурятские сказки и поверья / Записки Вост.-Сиб. отделения РГО. Отдел этнографии. Т. 1. Вып. 1. С. 32.

⁹ Дыренкова Н.П. Шорский фольклор... С. 27.

¹⁰ Там же. С. 39.

¹¹ Там же. С. 61.

¹² Там же. С. 153.

¹³ Radloff W. Proben der Volksliteratur der tьrkischen Stдmme Sьdsibiriens. Tl 1. SPb., 1866. S. 334, 336.

¹⁴ "Ай-Толай", сказка "Чагыс".

¹⁵ "Ай-Толай". С. 181. Ср. также в ойратских народных сказках образы Темир-Сана, Келер-Куш, Кара-Моос.

¹⁶ См.: Radloff W. Proben der Volksliteratur... S. 355.

¹⁷ Schiefner A. Heldensagen der minussinischen Tataren. SPb., 1859. XIII; см. также: "Золотая кукушка". Богатырская поэма минусинских тюрков. СПб., 1885.

¹⁸ См. в героических сказках образы сирот Чагыса (Сб. "Ай-Толай") и Юсузека или Куланчина в "Алтайских сказках" (Новосибирск, 1937).

¹⁹ "Аламжи Мерген"... С. 8-9.

²⁰ Старейшая запись олонхо об Эр-Соготохе относится к 40-м годам XIX века: Вцhtlingk А.Ьber die Sprache der Jakuten / Reise in дuЯersten Norden und Osten Sibiriens, von A.Th.Middendorf. Bd. III. SPb., 1848 (на с. 79-95 якутский текст с немецким переводом); четыре варианта приводит в приложении к своим очеркам "Три года в Якутской области" В.Л.Приклонский (Живая старина. 1890. Вып. II. С. 174-176; 1891. Вып. III. С. 165-174); прекрасный вариант приведен у Ястремского (Ястремский С. Образцы народной литературы якутов. Л., 1929. С. 13-55) и перепечатан с некоторой стилистической обработкой в книге: Попов А.А. Якутский фольклор. М., 1936. С. 43-103; якутский оригинал одного из вариантов Эр-Соготоха приведен у Пекарского (Пекарский Э.К. Образцы народной литературы якутов. Пг., 1918); на весьма любопытный рукописный вариант, записанный от Г.Ф.Никулина и хранящийся в архиве Якутского филиала АН СССР (оп. № 51), ссылается И.В.Пухов (Пухов И.В. Якутский героический эпос олонхо. Основные образы... С. 41).

²¹ Вцhtlingk O. Uber die Sprache der Jakuten... Bd. I. S. 79.

²² Попов А.А. Якутский фольклор... C. 43-45.

²³ Живая старина. 1891. Вып. III. С. 168.

²⁴ Там же. С. 172.

²⁵ Там же. С. 165.

²⁶ Подробнее о "культурных героях" в эпосе см.: Meлетинский Е.М. Происхождение героического эпоса. Ранние формы и архаические памятники. М., 1963.

²⁷ Живая старина. 1890. Вып. II. С. 176.

²⁸ Окладников А.П. Якутия до присоединения к русскому государству. М.; Л., 1955. С. 260.

²⁹ Вариант, изданный Н.Гороховым: Известия Вост.-Сиб. отделения Российского географического общества (РГО). 1884. Т. XI. С. 43. Текст № 2.

³⁰ Там же. С. 48; очень близкий вариант опубликован И.А.Худяковым в "Верхоянском сборнике" (Иркутск, 1890. С. 131-164).

³¹ Известия Вост.-Сиб. отделения РГО. Т. XI. С. 60.

³² Ястремский С.В. Образцы народной литературы якутов... С. 81.

³³ Живая старина. 1891. Вып. IV. С. 146.

³⁴ См.: Худяков И.А. Верхоянский сборник... С. 131-164.

³⁵ См. финал олонхо "Хара Кырчыт" у Приклонского: Живая старина. 1890. Вып. III. С. 176; финал олонхо "Хан Джаргыстай" см.: Худяков И.А. Верхоянский сборник... С. 231.

³⁶ См.: Нюргун Боотур Стремительный / Текст К.Г.Оросина, редакция, перевод и комментарии Г.У.Эргиса. Якутск, 1947. С. 372-383; там же пересказывается 12 дополнительных вариантов.

³⁷ См.: Пекарский Э. Предания о том, откуда произошли якуты. Иркутск, 1925; Носов М.М. Предки якутов по преданиям потомков. Сборник трудов исследовательского общества "Саха Кескиле". Вып. III. Якутск, 1926. С. 26-42; Ксенофонтов Г.В. Ураангхай-Сахалар. Очерки по древней истории якутов. Иркутск, 1937 (в особенности с. 12-38, 133-136). (Г.В.Ксенофонтовым был в 30-х годах составлен сборник текстов "Эллейада", так и оставшийся неопубликованным. Эти материалы частично использованы в книге: Окладников А.П. Якутия до присоединения к русскому государству... гл. III, раздел второй: "Легенды о появлении предков якутской народности по Средней Лене". С. 338-367); Попов А.А. Якутский фольклор... С.198-204, текст "Сказания о древних богатырях и битвах"; и в особенности: Исторические предания и рассказы якутов / Составитель Г.У.Эргис. М.; Л., 1960. С. 64-91.

³⁸ Окладников А.П. Якутия до присоединения к русскому государству... С. 355-359.

³⁹ Ксенофонтов Г.В. Ураангхай-Сахалар... С. 134-136.

⁴⁰ Там же. С. 17.

⁴¹ См.: Киселев С.В. Древняя история Южной Сибири. М., 1951. С. 503-505; ср.: Окладников А.П. Якутия до присоединения к русскому государству... С. 493.

⁴² Живая старина. 1890. Вып. II. С. 170.

⁴³ Ястремский С.В. Образцы народной литературы якутов... С. 187-189.

⁴⁴ Попов А.А. Долганский фольклор. Л., 1937. С. 208.

⁴⁵ Там же. С. 188-189.

⁴⁶ Бурятские сказки и поверья... С. 32. №№ 9, 10.

⁴⁷ См. о распространенности этого мотива у бурят: Уланов А.И. К характеристике героического эпоса бурят... С. 39 и др.

⁴⁸ Маак Р. Вилюйский округ Якутской области. Т. III. СПб., 1887. С. 123 и след.

⁴⁹ Schiefner A. Heldensagen der minussinischen Tataren (тексты IX, XII, XIII, XV); Бронзовый стрелок. СПб., 1885; Золотая кукушка. Богатырская поэма минусинских тюрков.

⁵⁰ Radloff W. Proben der Volksliteratur... S. 12-28; Никифоров Н.Я. Аносский сборник. Омск, 1915. С. 107-126; Улагашев Н.У. Алтай Бучай (поэма "Кокин Эркей"). Новосибирск, 1941.

⁵¹ В поэмах "Кангывай Мерген" и "Бонгу Кылиш Бора Шеэлей".

⁵² "Ай-Талай", поэма "Алтын Кылыш" и др.

⁵³ Бурятские сказки и поверья... С. 49-50.

⁵⁴ Василевич Г.М. Сборник материалов по эвенкийскому (тунгусскому) фольклору. Л., 1936. С. 99-100.

⁵⁵ Там же. С. 115-116.

⁵⁶ Там же. С. 159.

⁵⁷ Там же. С. 215-216.

⁵⁸ См.: Богораз В.Г. Материалы по изучению чукотского языка и фольклора, собранные в Колымском округе. Ч. 1. СПб., 1900. № 49-61.

⁵⁹ Там же. С. 169.

⁶⁰ Там же. С. 160.

⁶¹ См. об этом исследование Г.М.Василевич на эвенкийском материале: Василевич Г.М. Ранние представления о мире у эвенков / Исследования и материалы по вопросам первобытных религиозных верований. М., 1959. С. 157-193.

⁶² См. подробнее в приложениях Г.Н.Потанина: Никифоров Н.Я. Аносский сборник... С. 267.

* Опубликована в книге: Проблемы сравнительной филологии. Сборник статей к 70-летию члена-корреспондента АН СССР В.М.Жирмунского. М.; Л.: Наука, 1964. С. 426-443.