<< На главную страницу сайта

Летняя школа по типологии фольклора

Н. Икко

"Полюбила латыша - совсем вымерла душа"
(русско-латышские отношения по материалам частушек)

Межэтнические противоречия, зачастую осложненные еще и конфессиональным фактором, являются важной составляющей нашего мира. Исследованием отношений между народами на разном материале занимаются политики, социологи, историки. Свой вклад в изучение этой проблемы могут внести и фольклористы.

Материалом для нашей работы послужила коллекция частушек из архива Ивана Дмитриевича Фридриха (1902 - 1975), собранная им в 1920-1930-е гг. в Восточной Латвии и хранящаяся ныне в Рукописном отделе Института русской литературы (Пушкинский Дом) РАН (РО ИРЛИ, р.V,ф.280).

Частушечные тексты в фонде И.Д. Фридриха систематезированы двумя способами. Во-первых, это фольклорная коллекция собирателя, организованная им самим в основном по исполнителям (РО ИРЛИ, р.V,ф.280,оп.1, № 49-109). Здесь частушки соположены с другими фольклорными жанрами. Во-вторых, это рукописи частушечных сборников, подготовленных И.Д. Фридрихом к печати в 1959 г. и начале 1970-х, но так и не изданных (там же, № 1-18 - разные редакции). Частушки, отражающие русско-латышские отношения, составляют в данном материале значительный пласт.

Территория, на которой работал И.Д. Фридрих, неоднократно подвергалась административному делению. Город Люцин и Люцинский уезд до революции входил в состав Витебской губернии; после революции он был переименован в Лудзу и отошел к Латвии, которой принадлежит и в наше время. Потеряла Витебская губерния также территории Режицы (Резекне) и Динабурга (Даугавпилса). Большинство записей И.Д.Фридрихом были сделаны в районе Пыталово. До революции данная местность принадлежала Псковской губернии и составляла часть Островского уезда. После того, как Пыталово в 1920 г. перешло к Латвии, его переименовали в Яунлатгале. В Пыталовский уезд входили Вышгородецкая, Гавровская, Качановская, Пурвмалайская волости. Историей Вышгородецкой волости интересовался сам И.Д. Фридрих. В архиве собирателя хранятся подготовительные материалы к работе по истории, этнографии, статистике Выгородецкого (Аугшпильского) края (выписки из разных изданий, наброски).¹ В них автор приводит некоторые сведения о Вышгородке. Для защиты от врагов псковичи на дальних рубежах своего княжества строили города-крепости. Их называли пригородами. Таким пригородом изначально, в 1476-1480 г.г., был и Вышгородок. Однако в 1480 г. он был разрушен ливонцами. В 1511г. на пустое городище Вышгородка были высланы жители из Пскова. Город отстроили заново. С 1662 г. он числился уездом. В довоенной Латвии Вышгородок был переименован в Аугшпильс. Но уже после войны эта территория вновь была возвращена Псковской области Российской Федерации и на данный момент является ее западной окраиной. Кроме того И.Д.Фридрих записывал фольклор в Карсаве, Дагде, Краславе, Прейли. Данные районы до 1917 г. входили в состав Витебской губернии, сейчас же это Латвия.

Большая часть описанной территории издавна именовалась Латгалией. Русское население здесь появилось с незапамятных времен. Одними из первых сюда пришли русские купцы. На протяжении X-XII в. усиливались торговые связи Латвии с Русью. Как следствие этого, в Латвии были основаны целые поселения, в городах возникли улицы русских торговцев. В XV в. в Латвию переселяются преследуемые в России члены религиозных сект - жидовствующих и стригольников. Однако на данном этапе русская миграция не носила еще сколь-нибудь существенный характер. Ситуация коренным образом меняется с XVII в. Латгалия, которая в то время была территорией Польши, предоставляла выгодные условия земельной аренды. Поэтому из России начался отток русских крестьян в Латвию. Очередной, и, пожалуй, самый мощный поток переселенцев наблюдался во второй половине XVII в. в связи с преследованиями староверов. В XVIII в. здесь обосновались старообрядцы федосеевского толка, которые, как правило, предпочитали селиться отдельными деревнями. Это во многом обусловило их изоляцию от основного населения Латвии, что, в свою очередь, привело к сохранению в старообрядческой среде русской культуры. Старообрядцы продолжали переселяться в Латгалию и после 1772 г., хотя данная территория к тому времени уже отошла к России.

Политика царского правительства, направленная на русификацию Прибалтики, также способствовала увеличению численности русских в Латгалии. Накануне Первой мировой войны число русских в Латвии достигло 3 422 000 человек² .

Помимо русского населения и латышей, на территории Латгалии проживали также белорусы, поляки, незначительное число евреев. Сведения по данному вопросу мы находим в исследованиях Института этнографии им. Н.Н. Миклухо-Маклая: "В Залупском, Краславском, Резекненском и Даугавпилском районах Латвийской ССР живут, помимо латышей, русские, белорусы и поляки. Среди верующих поляки и большинство белорусов - католики, как и латыши Латгалии. В части Даугавпилского района (бывший Гривский уезд) латыши-протестанты, так же, как и в остальной Латвии. В Зилупском районе большая часть верующих русских - православные, но много живет там и старообрядцев. Последние преобладают среди русского населения остальных районов. Русские старообрядцы считают себя потомками последователей дьячка Феодосия, бежавших во время гонений в Польское государство из соседних областей России.

Кроме федосеевцев, в Латгалию и восточные районы Латвии бежали также поморцы, объединившиеся в одно согласие с федосеевцами только в XX в." ³ .

В данных исследованиях также отмечено, что принадлежность к одной вере способствовала сближению поляков, белорусов и латышей. Браки между этими народами были обычным явлением. Что же касается русских, то "имели место в прошлом браки русских православных крестьян с местным католическим населением, причем чаще с белорусами и поляками, чем с латышами. Русские старообрядцы <...> очень редко вступали в брак с католиками" ⁴ . Языком общения для данных групп служил русский. Поляки, белорусы и русские крайне редко знали латышский язык.

После Октябрьского переворота в Латвии произошли решительные политические изменения. В декабре 1918 г. декретом Совета Народных Комиссаров РСФСР была признана независимость Латвии, в которой на очень короткое время установилась Советская власть. Однако в конечном счете молодое независимое государство избрало путь традиционных рыночных отношений, и 11 августа 1920 г. Советская Россия, только что вышедшая из Гражданской войны, заключила с Латвией мирный договор, тем самым подтвердив ее государственную самостоятельность.

Смена власти повлекла за собой изменения на самых разных уровнях жизни Латвии. Естественно, что это не могло не затронуть русское население Латгалии. Одна из важнейших реформ того времени - аграрная. Правительство взяло курс на аграризацию Латвии. Ставилась задача уменьшения малоземелья и ликвидации безземелья. И.Д. Фридрих в своей статье "Жизнь, настроение и классовое расслоение русского старожильческого населения во времена буржуазной Латвии в фольклорных записях 1926-1970-х г. г." ⁵ пишет по поводу аграрной реформы следующее. В сентябре 1920 г. законодательный орган Латвии издал закон о проведении в стране реформы. По этому закону землю мог получить любой гражданин Латвии, кто не имел земли или имел менее 15 гектар. Уничтожалась чересполосица, земли разбивались на хутора. Была разработана очередность получения земли. Среди безземельных в первую очередь должны были обеспечивать землей долголетних арендаторов. На деле это положение обходилось чиновниками. Для проведения реформы на местах были созданы специальные комиссии, куда нужно было подавать заявление о присуждении земли. На деле получалось так, что землю получали в основном люди латышской национальности.

Вторая проблема, с которой столкнулось русское население в ходе проведения данной реформы, была связана с переходом на хуторское хозяйство. На хуторе нужно было отстраиваться заново, а денег на это не хватало. Зачастую крестьяне брали ссуду и, не имея возможности ее вернуть, окончательно разорялись. Имущество их распродавалось, а сами они подавались на заработки в город или нанимались работать в деревне.

Иными словами, даже на примере одной только аграрной реформы можно понять, что положение русских в довоенной Латвии было непростым. И частушка, как один из самых оперативных жанров русского фольклора, отразила новые реалии жизни русского населения в Латвии.

Первая тема в данном цикле частушек связана с образом границы между Россией и Латвией. Неожиданно для себя русское население оказалось в ситуации невозможности свободно пересекать советско-латвийскую границу. Это не могло не сказываться на психологическом состоянии русских и, следовательно, на их отношениях с латышами. В частушках тут же находит свой отклик тема тоски по родине:

На что нам Латвия,

Латышские права!

Откроем форточку, посмотрим,

Где родима сторона.

(№ 67, л. 6)

В этом тексте мы сталкиваемся со сложным переплетением исторических реалий и мифологической традиции. С одной стороны, данная частушка повествует о вполне конкретном историческом событии - установлении границы между Россией и Латвией. Более того, лексика данной частушки вполне современна. Однако за современной лексикой прочитывается образ, насыщенный мифологическим значением. "Форточка" в данном случае является синонимом "окна". Согласно мифологическим представлениям славян, окно мыслилось как граница между своим и чужим миром. Но в данной частушке мифологическое содержание "окна"/"форточки" осложняется политическим значением - границы между странами.

Русско-латышская граница разлучила близких людей, оказавшихся по разные ее стороны:

В окошечко влетела

Ласточка крылатая.

Нас с забавой разлучила

Латвия проклятая.

(№ 51, л.161)

Данный текст строится сразу на двух мифологемах. Во-первых, это уже упоминавшееся "окно" как символ границы. Во-вторых, образ влетевшей в окно птицы. Существует примета: если птица залетит в окно, то это сулит скорую смерть. Как известно, все негативные переживания и ситуации (смерть, болезнь, разлука, измена и т.д.) в русской фольклорной традиции передаются одними и теми же символами и образами. ⁶ Поэтому образ ласточки, влетевшей в окно, в частушке о разлуке с любимым отнюдь не случаен.

Нужно сказать, что очень многие птицы в славянской мифологии наделены какой-либо символикой. Одна из таких птиц - кукушка. В словаре "Славянская мифология" по поводу кукушки сказано следующее: "…Кукушка часто рассматривается как зловещее предсказание <...> выступает в роли посредника между этим и "тем светом"". ⁷ В текстах наших частушек кукушка выступает как символ разлуки:

Заграничная кукушечка

В поле камушек клюе.

Как то, как то мой забавочка

В Эстонии живе?

(№ 1, л.166)

Помимо кукушки, в данном тексте важен образ "камушка". Камень считался одним из первоэлементов мира, символом мертвой природы. Использовался он в магии, в основном вредоносной. ⁸

Мифологизированной птицей в славянской традиции был также голубь, который иногда фигурирует в частушках:

Выйду на границу,

Махну беленьким платком:

-Прилети, моя забава,

Из-за границы голубком.

(№ 5, л.103)

Голубь в народных представлениях наделен положительной семантикой. Считается, что это светлая, Божья птица. Голубь с голубкой - это один из символов влюбленных. ⁹ Еще один метафорический образ в частушках - змея.

Истония, Истония <Эстония>

И Латвия - змея.

Оставила Латвия

Без дролички меня.

(№ 69, л. 6)

Согласно этнолингвистическому словарю "Славянские древности", змея "один из ключевых персонажей в системе народных представлений о животном мире… Нечистая, дьявольская природа змеи в известной мере обусловлена библейски - христианским взглядом на змею, как воплощение сатаны". ¹⁰ Неудивительно, что этим архаичным метафорическим эпитетом в частушках наделяются Латвия и Эстония - страны, разлучившие русских с родиной.

Однако далеко не всегда в частушках наличествует какая-либо мифологема. Очень часто тексты строятся исключительно на исторических реалиях:

Откройте мне границу,

Заставу Латвийскую,

Я проделаю к забавочке

Дорожку близкую.

(№ 93, л.14)

На границе ходил патруль, со стороны которого население часто подвергалось репрессиям и арестам:

Если б не было границы,

Не ходили б патрули.

Если б не было полици,

Не сидели бы в тюрьмы.

(№ 51, л. 119)

Кабы не было границы,

Не стояли б патрули.

Кабы не было забавочки,

Не ходил бы я туды.

(№ 51,л.220)

Случалось, что полиция в приграничной полосе Латвии превышала свои полномочия в отношении к русскому населению, и бывали случаи избиения людей:

Хорошо жилося в Латвии -

Стябали как собак;

Оглянулися обратно,

Не осмелитца шагать.

(№ 66, л.9)

Ответом русских на произвол полиции была сатира: Между Латвией и Польшей

Полицейский шел на пост.

Ен вместо лирорверта

Привязал кошку за хвост.

(№ 62, л.14)

Вторая тема, получившая разработку в нашем цикле частушек, это - экономические трудности. В основном тексты посвящены упоминавшейся выше аграрной реформе. Как уже говорилось, в ходе данной реформы права русского населения ущемлялись, земля доставалась в основном латышам:

Мы в Латвию попали,

Наши головы пропали.

Помогите нам, товарищи,

Землю раздали латыши.

(№ 51, л.60)

По нашему по полю

Ни проехать, ни пройти:

По краям живут евреи

По середке латыши.

(№ 51, л.24)

Аграрная реформа не смогла решить проблему малоземелья, вследствие чего столкнулись с недостатком денег и продовольствия.

Выйду, выйду на крылец,

Посмотрю на небо:

Нейдут ли латыши,

Не несут ли хлеба.

(№50,Л.22)

Кроме исторических реалий в данном тексте вновь наличествуют образы, насыщенные мифологическим значением. Во-первых, это крыльцо, которое, также как и окно, в традиционном сознании было связано с представлениями о "своем" и "чужом" пространстве. Во-вторых, это хлеб - "наиболее сакральный вид пищи, символ достатка и материального благополучия". ¹¹

Но не только экономические трудности угнетали русских в Латвии. Введение в школах преподавания на латышском языке вызывало протест русскоязычного населения. Отмена в школах русского языка справедливо расценивалась как покушение на русскую культуру:

Меня латышечки учили

По латышски говорить.

А я, девочка, сказала:

"Мне латышечкой не быть!"

(№ 83, л. 15)

Еще одна больная тема для русского населения - служба в Латвийской армии:

Не по нашему достатку

Галифе штаны носить.

Не по нашему здоровью

В честной Латвии служить.

(№ 50, л.16)

Скоро волюшка минется

По гуляньецам ходить.

Скоро, скоро нам придется

Святой Латвии служить.

(№50, л.22)

В последнем тексте выражение "святая Латвия" носит иронический оттенок. Оно произошло от первых слов гимна Латвии - "Diers, sveti Latvaju", что в переводе означает "Боже, благослови Латвию". Слово "sveti" созвучно русскому слову "святой", отсюда и выражение "святая Латвия".

Русских не устраивала служба в армии из-за вынужденной разлуки с домом, родными, любимыми:

За Латвийскую республику

Поедем воевать,

Остаются наши девки

Селедкам торговать.

(№ 51, л.114)

Довольно молодцам

Ходить по тятиным крыльцам.

Остается восемь ден,

Служить Латвии пойдем.

(№ 1, л.175)

В основном припевки данной тематики близки к традиционным рекрутским частушкам, однако далеко не все тексты были столь нейтральны в выражениях. Иногда в частушках встречается прямое оскорбление латышей.

Латыши, черти лобаты,

Из-за вас пойдем в солдаты.

Из-за вас, за подлецов,

Оставим маток и отцов.

(№ 61,л.3)

Противопоставление "свой"/ "чужой" заставляет русскую частушку создавать комический образ латышей. Частушка изображает латышей как людей рассеянных и безалаберных:

За рекой собака брешет,

Латышка щеку чешет.

Расчесавши до крови,

Кричит: Ой, батюшки, мои!

(№ 49, л. 69)

Шла латышка жито жать,

Позабыла сереп с собой взять.

Сереп взяла, хлеб забыла,

Лучше б она дома была.

(№ 49, л.23)

Нужно заметить, что насмешка над представителем другой нации не является чем-то абсолютно новым, присущим только этой ситуации. В фольклорной традиции всегда "чужой", то есть представитель другого народа, города или соседней деревни, становился предметом насмешки:

Наша родина Россия,

У нее большая сила,

А латыши

Любят жарены шиши.

(№ 51, л.60)

В некоторых текстах противопоставление русского и латыша идет по принципу богатый - бедный, с явным пренебрежительным оттенком по отношению к латышу:

По узенькой речонке

Русский в лодочке плывет,

Латыш в дурненьких лаптишках

По бережку идет.

(№ 51, Л.60)

Ты - латыш, ты - латыш,

А я - католичка,

Ты в лаптях, ты в лаптях,

А я в черевичках.

(№ 51, л. 118)

Впрочем, следует отметить, что напряженное отношение к латышам не заслонило у русских понимания истинной сути новой власти в родной России. Представители советской власти частушкой рисуются также сатирически:

Ленин едет на свинье,

Троцкий на собаке,

Латыши, дураки,

Думали казаки.

(№ 50, л. 14)

Латвия - страна

Министративная,

Советская власть -

Противная.

(№ 49, л.71)

Пожалуй, самую интересную группу частушек составляют тексты любовной тематики. Лирические тексты частушек, как ни одни другие, насыщены всевозможными мифологемами. Например, прямое противопоставление "своего", то есть русского, и "чужого" - латыша, часто подкреплено образами со скрытым мифологическим значением:

Хорошеньких, курносеньких -

В чулан да за замок;

Распроклятых латышей -

За рукав да за порог.

(№ 73, л. 4)

По славянским представлениям, "замок - предмет, используемый для защиты от вредоносного воздействия внешней среды", часто фигурирует в свадебных обрядах. ¹² Напротив, "порог" мыслился как "символическая граница между домом и внешним миром". ¹³ В данном случае скрытый смысл заключается в стремлении девушки оставить у себя, на своем пространстве, русского парня и прогнать за пределы этого пространства "чужого", то есть латыша.

Ели, мои ели,

Ели вы рогатые!

Мне, девчонке, надоели

Латыши проклятые.

(№ 92, л.2)

В народных верованиях ель часто использовалась "для маркирования пути вообще". ¹⁴ Применительно к этой частушке ель может рассматриваться как желание девушки удалить от себя представителей латышского народа.

Во многих частушках основной мотив - разлука с любимым. Причем очевидно, что любимый - это русский парень; латыш же в частушке рисуется ненавистным разлучником:

Скоро в Латвию поеду,

Я с Россией расстаюсь.

Прощай, моя забава,

Латышу я достаюсь.

(№ 52, л. 122)

Однако в коллекции И.Д. Фридриха немало частушечных текстов, в которых любовь - чувство глубоко личное, интимное и очень хрупкое - становится силой, которая преодолевает все национальные противоречия и обиды. В те же предвоенные годы лирическая героиня частушек, наперекор политикам, вопреки воле родителей, не боясь суда соседей, отчаянно заявляла о своей любви к латышскому парню:

Платье клеш, платье клеш,

Платье узкая!

Мой миленок латышенок,

А я русская!

(№ 63,л.26)

Меня били по ушам,

Что гуляю с латышам.

- Брось, мамаша, меня бить,

Все равно буду любить.

(№ 83, л. 14)

Опираясь на мифопоэтическую традицию, в новой исторической ситуации 1920-х - 1930-х годов, русская девушка строила свои жизненные планы, связанные с латышским любимым:

Золото мое колечко

И без пробы, медное.

Латыши со мной гуляют,

Не глядят, что русская.

(№ 83, л. 7)

Кольцо, являясь непременным атрибутом в свадебном обряде, в народных представлениях было символом венчания и брака. ¹⁵

Мифологемы положительной семантики пронизывают частушки, в которых лирическая героиня говорит о своей любви к представителю латышской нации. Так, в ряде текстов большую роль играет белый цвет, наделенный символикой чего-то доброго и хорошего. ¹⁶

Сошью кофту белую

Кружевам отделаю.

Навязался латышенок,

Что же я поделаю.

(№ 1,л.172)

Белу пару накрахмалю,

Голубую надушу,

Со своим гулять не буду,

Латышонка сокрушу.

(№ 50, л.109)

Устная поэзия русского народа, в которой воплотились многовековой опыт и мудрость, в очередной раз доказывает, что любые противоречия преодолеваются не ненавистью, а любовью. Любовь стирает недоверие между русскими старообрядцами и русскими, придерживающимися официальной православной церкви; любовь заставляет перешагнуть через взаимные обиды русскую девушку и латышского парня:

Любила старовера

Целый год душа болела;

Полюбила латыша,

Совсем вымерла душа.

(№ 1, л. 280)

Примечания

1. См.: РО ИРЛИ, р.V,ф.280,оп.1, № 46.
2. Подробнее см.: Макашина Т.С. Фольклор и обряды русского населения Латгалии. М., 1979. С.6-25.
3. Материалы и исследования по этнографии русского населения Европейской части СССР. М., 1960. Т. 57. С.7 и сл.
4. Там же.
5. РО ИРЛИ, р. V, ф.280, оп. 1, №3, л.21.
6. См.: Колпакова Н.П. Русская народная бытовая песня. М.; Л., 1962.С. 231-233.
7. Гура А.В. Кукушка // Славянская мифология: Энциклопедический словарь:А-Я. М.,1995. С.236.
8. Левкиевская Е.Е., Толстая С.М. Камень // Славянские древности: Этнолингвистический словарь. М.,1999. Т. 2. С. 448-451.
9. Гура А.В. Голубь // Славянские древности: Этнолингвистический словарь. М., 1999. Т.1. С. 515-516.
10. Гура А.В. Змея // Славянские древности: Этнолингвистический словарь. М., 1999. Т.2. С. 333-334.
11. Топорков А.Л. Хлеб // Славянская мифология: Энциклопедический словарь: А-Я. М., 1995. С. 384-385.
12. Топорков А.Л. Замок // Славянская мифология: Энциклопедический словарь: А-Я. М., 1995. С. 188.
13. Топорков А.Л. Порог // Славянская мифология: Энциклопедический словарь: А-Я. М., 1995. С. 318-319.
14. Агапкина Т.А. Ель // Славянские древности: Этнолингвистический словарь. М., 1999. Т.2. С. 185.
15. Валенцова М.М. Кольцо // Славянские древности: Этнолингвистический словарь. М.,1999. Т. 2. С. 563-565.
16. Толстой Н.И. Белый // Славянские древности : Этнолингвистический словарь. М., 1999. Т. 1. С.151-154.