<< На главную страницу

Н.В. Брагинская

Затонувший город: стретегема или мифологема?
(Страбон, География, 6.1.13.9-12)

По берегам рек Эллады, пересыхающих летом, ныряющих под землю, пропадающих в болотах, и похожих скорее на ручьи, не столько выросло плодов, сколько мифов. Речные мифы были нашим “приношением” в сборник Вячеславу  Всеволдовичу Иванову десять лет тому назад1; и сегодня мы снова обратимся к мифам о реках, на этот раз в Великой Греции у прославленного города Сибариса.

Сибарис и сибариты окружены множеством легенд, на сотни лет переживших и город и его жителей. В риторическом пространстве сибариты прочно заняли место морального примера наказанного нечестия, мгновенного крушения, постигающего тех, кто потонул в роскоши и погряз в праздности. Сибаритская легенда заслуживает особого рассмотрения так же как и история поиска и обнаружения Сибариса археологами2, которая, на мой взгляд, является продолжением древней легенды и ею обусловлена. Здесь я остановлюсь только на одном моменте предания о Сибарисе, который был принят в науке за историческое свидетельство и с опорой на который делались предположения и выводы при поиске Сибариса и попытках его раскопать.

Итак, по легенде, перешедшей в научную литературу, жители процветающего богатейшего греческого города в Южной Италии, потерпели поражение в войне с соседним Кротоном, а самый город их был затоплен водами реки, которую кротонцы, изменив ее русло направили на город. Город, по свидетельству многих античных авторов находился между устьями двух рек Кратиса и Сибариса.3 Эти гидронимы основавшие Сибарис выходцы из Ахайи4 принесли с собою со своей Пелопоннесской родины. Сибарис - это источник в районе Буры, и так поселенцы назвали реку и город, а Кратис - это река в районе соседних с Бурой Эг5. 

Источник этой легенды - слова Страбона,6 повторенные затем Евстафием в комментарии к Дионисию Периэгете7: "Однако роскошь и дерзость привели к тому, что за 70 дней кротонцы лишили их всего их счастья. Захватив город, они направили на него реку и затопили". Какая из рек имеется в виду мы отсюда не узнаем, как не узнаем, зачем понадобились кротонцам 70 дней: для осады ли или для своеобразных "ирригационных" работ.

Не все исследователи принимают свидетельство Страбона. Белох, например, не входя в долгие рассуждения, назвал рассказ о затоплении "дурацкой басней" (tцrichte Fabel)8. При всей своей краткости и "аподиктичности", характеристика, данная знаменитым историком, может претендовать, однако, на не просто негативное, но и жанровое определение рассказа о повороте реки, если мы найдем основания отнести его в разряд особых "сибаритских рассказов". Но об этом несколько позже.

Историки, для которых свидетельство Страбона надежно и достоверно,9 считают, что в 510 г. кротонцы прокопали новое русло и повернули реку на город. Почва в затопленном городе превратилась в болото, оно быстро наполнилось речными наносами, а река пробила себе новое русло, влившись в соседнюю реку за несколько миль от моря.10 Считается, что речь идет о реке Кратисе, а не о реке Сибарисе.

Никто из известных мне авторов, археологов или путешественников, не предполагал, что затопление было осуществлено благодаря запруде или плотине. Оба молчаливых предположения -  выбор реки Кратис, а не Сибарис, и техники направления вод реки на город - суть  результат прочтения Геродота через Страбона. Дело в том, что уникальное свидетельство Страбона, писавшего через сотни лет после событий и не указывающего в этом случае никакого древнего источника, было поставлено  в связь с авторитетным свидетельством отца истории. После гибели древнего Сибариса уцелевшие жители не раз пытались вернуть себе свою родину. Один раз им на помощь пришли фессалийцы, но кротонцы разрушили новый Сибарис на старом месте. После этого сибариты разослали гонцов к эллинам, призывая их помочь в восстановлении их родины и самим иметь долю в новой колонии. В реколонизации Сибариса, получившего затем новое имя  - Фурии, ведущей силою были афиняне, но принимали участие и другие эллины.11 Среди них - Геродот, который умер в Фуриях и назывался не только Галикарнасским, но и Фурийским. Геродот упоминает как виденное  своими глазами “сухое русло Кратиса”, возле которого спартанский авантюрист Дорией, чье участие или неучастие в войне на стороне Кротона Геродот обсуждает, возвел храм Афине Кратие.12 Вот это и было увидено “глазами читателя Страбона”. Раз сухое русло принадлежит Кратису, значит это может быть результатом поворота именно его вод на город. Рядом стоит храм, возведенный возможным участником разорения Сибариса, значит он может быть возведен в благодарность богам за победу, а раз так, то и место для храма могли выбрать рядом со свидетельством  экзотического способа одержания победы и наказания врагов.

Так явно все эти предположения учеными, однако, не высказываются. Но лаконичные ссылки на Геродота, “ср.”, сопровождающие цитату из Страбона, придают последней вес и авторитет почти очевидца событий, удревняя свидетельство на полтысячилетия.

А между тем, ни слова не говорит Геродот о том, где по отношению к старому Сибарису или новым Фуриям находится это русло, почему оно было сухим, единственное ли это сухое русло в долине, был ли город затоплен, и если да, то этой ли рекою,  и, наконец, когда Кратис поменял свое русло: до, после или во время гибели Сибариса? Не говорит он и о мотивах возведения храма Афине Кратие или о смысле помещения этого храма на старом русле реки. В современном ландшафте долины и сегодня существует некое сухое русло, которое местные жители называли Крати Веккио (Старый Кратис), а ученые и путешественники поспешно отождествляли с руслом Кратиса, упомянутым Геродотом. 13  Одна из локализаций  Фурий строилась целиком на близости к ныне существующему Крати Веккио и ныне существующему источнику Фонте дель Фико, 14 отождествленному в свою очередь с источником Фурием, по которому  была якобы названа или переназвана панэллинская колония. Но ни рядом с этим сухим руслом, ни под его ложем, как иногда предполагалось, древний богатый  Сибарис или классические Фурии не был найдены.15 Зато гидрологические исследования показали, что видимый ныне рукав или канал по своим размерам не мог быть руслом сравнительно полноводного Кратиса.16 Поскольку древние источники часто говорят о расположении Сибариса "между двух рек", город искали выше нынешнего слияния Кратис (совр. Крати) и Сибарис (совр. Кошиле)17, которые в настоящее время сливаются  примерно в трех милях от берега, и впадающая в море река носит имя Крати. Предполагая первоначальное раздельное впадание рек в море, историки связывали и нынешнее слияние их со стратегемой кротонцев, а потому ожидали найти древний Сибарис под дном современного Кратиса, якобы прошедшего некогда через город, а затем пробившего себе новое извилистое русло, впадающее в Сибарис=Кошиле.18

Ученые и путешественики в стремлении не только вообразить, но и увидеть своими глазами древний ландшафт игнорировали чрезвычайную изменчивость такового в долине Сибариса и Кратиса. Только американо-итальянские экспедиции  60 годов, вдохновленные характерным для этого десятилетия пафосом внедрения точных методов естественных наук в гуманитарную сферу, привлекли геологов и гидрологов к изучению почвы и природных условий Сибаритиды.19  Долина Сибариса имеет почву намытую бесчисленными речками и ручьями. Уровень наносов повышается по мере приближения к морю. Ручьи и речки постоянно наносят аллювиальный материал, и за тысячелетия они неоднократно сами перекрывали себе путь, выстраивая на своем пути плотины,  и меняли русла. Сомнительно и отождествление древнего источника Фурий, чье имя изначает “Бурный”, с одним из бьющих сегодня из почвы Сибаритиды.  Водоносный слой подстилает на небольшой (до 2 м.) глубине всю равнину, и фонтаны вырывающиеся из под земли и мгновенно заполняющие яму раскопа, стали настоящим проклятием археологов. Русла рек, высота над морем того или иного участка, береговая линия, родники и источники, - все это меняется в условиях данного региона за десятки и сотни, а не только тысячи лет. Между тем есть у нашего ландшафта и относительно надежные для последних двух с половиной тысяч лет константы: окруженная довольно высокими, с октября по июнь снежными, горами и холмами предгорий,  плоская сцена равнины.20 А это означает, что равнина всегда была обильно орошаема, подвержена наводнениям и заболачиваемости, а искусственный поворот реки в нужную сторону и затопление большой территории на плоской равнине в инженерном отношении было делом весьма и весьма сложным. Проведение же подобных работ в VI в. до н.э. в условиях войны, даже за те 70 дней, о которых Страбон говорит как о времени, за которое сибариты лишились всего своего благосостояния, не имеет, как кажется, аналогов в истории. Геологические и гидрологические исследования Сибаритиды, предпринятые ради поисков, как принято считать, величайшей и богатейшей колонии Южной Италии дали совершенно иные результаты. Были обнаружены далеко не совпадающие с современными вероятные русла Кратиса и Сибариса, как они существовали в далекой древности: в море они действительно впадали порознь. Находки и архаического, и классического, и римского времени  оказались сосредоточены между старыми руслами и вместе с тем под нынешним “общим”, как например, фундаменты классических и римских "Длинных стен" в Парко дель Кавалло, а о “затоплении” Кратисом Фурий или позднее римской колонии Копии, выведенной в Фурии,  никогда речи не было21.

А ведь представление о затоплении архаического Сибариса шестого века долгие годы поддерживало убеждение в том, что поверх старого, затопленного сокровища ничего не строилось, а следовательно, можно будет раскопать его в первозданном виде. Как писал  1948 г. Дэнбэйбин: "Может быть когда-нибудь материальные средства и умения необходимое для открытия Сибариса будут объединены, чтобы добыть богатейшую и самую ценную награду, какую только может вообразить себе археолог Греции".22

Между тем реалистичность затопления падает, а мифологичность возрастает, если мы посмотрим на свидетельства о размерах Сибариса, которые донесли до нас древние авторы.

Согласно Страбону,  "поселившиеся на реке Кратис заполняли окружность в 50 стадий".  23 50 стадий - это  примерно 9  км. 50 стадий фигурируют как окружность Иерусалима у Гекатея Абдерского, который писал об этом городе как о прекраснейшем и величайшем городе мира, в котором живут 120 тысяч человек24. По оценке Иосифа Флавия, более реалистичной и едва ли заниженной, окружность укреплений Иерусалима перед осадой -- 33 стадия 25 (археологи определяют окружность Третьей стены в 5500 м.).  Как население Сибариса Диодор называет 300 тысяч граждан26, хотя в другом месте эта же цифра характеризует у него уже только войско сибаритов, насчитывающее по другим источникам 100 тысяч. 27 Приняв численность  войска по Диодору (300 000 свободных мужчин, способных носить оружие и 5 000 конницы) мы должны были бы представить себе общее население города VI-го века, включая стариков, женщин, детей, рабов и неполноправных, превышающим два миллиона человек. Фантастичность этих цифр очевидна, но современные исследователи, предлагая их уменьшить, делают это во-первых на глазок, а во-вторых,  с оглядкой на слова Страбона о подвластности Сибарису четырех туземных племен и 25 городов.28  В научной литературе можно встретить выражение "империя Сибариса"29, потому что территорию, над которой Сибарис, как  считается, господствовал, оценивают в 3000 кв. км., делая ее  больше Аттики и Беотии. Окружность самого города в 50 стадий, если это действительно геометрическая окружность, а не узкая “петля”, (реальный город обычно не то и не это) вмещает площадь до 650 га. Могли ли Кротонцы устроить рукотворное наводнение, которое смыло бы город таких размеров и величия?

Одинокое свидетельство Страбона, поставленное в связь с Геродотовым, даром, что последнее совершенно “не о том”, обросло таким количеством упоминаний затопления Сибариса в научной литературе, таким количеством построенных на нем гипотез и локализаций, столькими “отождествляющими” современный ландшафт предположениями, что весомость  его сделалась совершенно несопоставимой с весом самого Страбонова свидетельства. Но главное, что поддерживает версию затопления - это то, что она превосходно укладывается в слагавшийся столетиями в античности, а затем продолженный в научной литературе миф о Сибарисе.

Как было сказано выше, легенда Сибариса и ее отношение к Сибарису историческому заслуживает специального рассмотрения. Здесь мы только тезисно и без доказательств укажем на наше понимание этой легенды. С нашей точки зрения Сибарис никогда не был великой империей, богатой торговой державой, центром урбанистической культуры, развитой и изысканной. Поиски археологов оказались так безуспешны, потому что в долине Сибариса и Кратиса не было великого города. По крайней мере на сегодняшний день раскопки архаического города не дали ни одного общественного здания или храма, не приходится говорить и о произведениях искусства, а сама скромная жилая застройка не образует сплошной урбанистической “текстуры”: жилые кварталы перемежаются так сказать “огородами”, участками без следов городской жизни.30

Эллинские поселения, появились на этой территории еще в микенские времена, существовали они и в 8-6 веках и после. Среди них и небольшое городское поселение, колония Сибарис, выведенная из самых отсталых земель Пелопоннеса.31 Первоначальная репутация Сибариса у остальных греков - это репутация страны дураков, а сибариты - это “пошехонцы”, герои так называемых “Сибаритских рассказов”, или “басен”, но не с животными, а человеческими персонажами. Если брать наиболее древние примеры этих историй, то они оказываются довольно пресны, ни роскоши, ни изнеженности не затрагивают,  а безымянные “один сибарит” и “одна сибаритка” этих рассказов - нелепые и смешные существа. Возможно слава италийского плодородия питала представление о том, что у сибаритов “булки растут на деревьях”, но сам по себе мотив сказочного изобилия коренится в фольклоре. Первоначальный Сибарис легенды - это  Шлараффенланд с его молочными реками и кисельными берегами, с печками, которые сами пекут пироги. Фольклорный образ был прочитан затем этической мыслью, которая вносит оценку в амбивалентный или “бескачественный” язык фольклорных образов. Так же как к басням Эзопа мораль часто присочинялась позже и не всегда впопад, так и к старой “сибаритской истории” была присочинена мораль, которая вытеснила со временем самое басню. По-видимому в сочинении “морали” деятельное участие приняла пифагорейская община. Мораль превратила идею фольклорно-сказочного изобилия в урабнистическую роскошь, а скатерти-самобранки дали в этическом переложении  праздность и изнеженность. "Великолепные пиры, блестящие общественные празднества, элегантная городская молодежь, дорогие ионийские товары, металлические изделия из Этрурии, редкостные вещи со всего греческого мира, мощеные улицы, возделанные пашни, процветающие городки на равнине, забота о здоровье и комфорте, гордость винами и кухней, приглашение иностранных торговцев, легкое презрение к тем, кто вынужден путешествовать”32 - так представляется воображению историка жизнь этого города. В действительности, следуя пифагорейской традиции, он проецирует в древность условие, при котором гибель города будет морально оправдана: сибариты погибли от своей развращенности. Чтобы реальная гибель Сибариса и подчинение его Кротону приобрели статус наказания за нечестие и развращенность, нужно было соответствующим образом истолковать свидетельства об их жизни. В некоторых случаях сами  древние сохраняют наряду с тенденциозно осмысленным, исходное свидетельство. Так у Афинея, например, сохранились несопоставленными между собою два толкования одного и того же поведения. Легендарному богачу Сминдириду приписано хвастовство тем, что он двадцать лет не видел ни восхода, ни заката, и это понимается как свидетельство “нетрудового” образа жизни, но в другом месте говорится, что в климате этих мест (возможно малярийных) так поступает тот, кто не хочет умереть до срока 33.

Реконструкация фольклорных “сибаритских рассказов”, или “басен” о глупцах, шутах и  деревенщине, перетолкованных в назидательные истории о “роскоши и изнеженности” составляет тему отдельной работы. Здесь мы рассмотрим только фольклорную “гидрологию” Сибаритиды, а именно, что происходит в традиции с образами двух ее главных рек.

Самое раннее упоминание Кратиса содержится у Еврипида в “Троянках”, в хоровой партии. Хор поет о земле Италии, “близкой для переплывающих Ионийское море”: ее омывает прекрасный поток Кратиса, чьи божественные потоки превращают светлые волосы в огненные (рыжие) и питают богатую добрыми мужами землю, делая ее счастливой.34

Сказочные  речки Сибаритиды получают более полный образ у автора древней комедии Метагена. В его “Фуриоперсах” (фурийцы, как мы помним, преемники сибаритов) герой хвастает своей волшебной  речкой-самобранкой. Где речь о Сибарисе, где о Кратисе, отрывок не говорит, зато он помещен у Афинея в контекст фольклорных гастрономических утопий, почти всегда связанных с преисподней и даруемым ею изобилием, что делает вопрос географического приурочения сугубо второстепенным.  "[Речка] приносит нам огромные ячменные лепешки, которые сами себя выпекли, а другой поток гонит волны сырных пирогов  и жареного мяса и вареных скатов, которые у нас тут вертятся. По реченьке  с одной стороны плывут жареные каракатицы, раки и лангусты,  а по другой -- колбаски и рубленое мясцо; здесь анчоусы, а там блины. Отбивыне сами собой тушаться и спрыгивают  в рот, а  другие подскакивают вверх - к ногам, а пирожные из нежной муки  плавают вокруг нас по кругу”35. Феокрит перенял этот образ двух благодатных речек. В поэтической утопии Пятой эклоги состязаются сибарит Лакон, он пасет стадо фурийца Сибирта, и Комат, пасущий стадо сибарита Евмара. Лакон клянется, что прыгнет в Кратис, если лжет, Комат собирается купать стадо в заводях  речки Сибаритис; возлюбленный мальчик Лакона носит имя Кратис; в песне Комата река Кратис превращается в реку красного вина, а в песне Лакона - река Сибаритис - в реку, текущую медом. 36 Думал ли Феокрит, что Сибарис и Фурии - соседние города, или что эти названия синонимичны, в любом случае их “совмещение” в одном пространстве и времени говорит о перевесе мифологической и символической семантики и Фурий и Сибариса над хронологической последовательностью их исторических прототипов.37

Реки Сибаритиды и их чудесные свойства обсуждаются или упоминаются в источниках не однажды. Способность изменять цвет, которую приписывает Кратису уже Еврипид, лишь одно из них. Но как именно Кратис изменяет цвет (волос и т.п.), источники не согласны. Еврипиду противоречит Аристотель: воды Сибариса делают всех, кто пьет из него, робкими, а Кратис делает тех, кто в нем купается, светлыми. Здесь же сообщается о двух речках на Эвбее: Кербес и Нелей, скот, пьющий из первой делается белым, а из второй - черным. 38 Тимей в “Парадоксографии” Антигона Каристского 39 идет следом Аристотелем,  потому что у него в Кратисе волосы купальщиков становятся тоже светлыми. Феофраст тоже опровергает Еврипида, сообщая у Элиана 40, что скот, пьющий воду из Кратиса делается из черного или огненного  - белым. Но Элиан берет почему-то только половину свидетельства Феофраста о Кратисе. Плиний более полно представляет свидетельство Феофраста (восходящее, вероятно к Аристотелю). В его описании чудесных водоемов, речек, источников, озер, есть  и такое: “Эвдик рассказывает, что в Гестиотиде есть два источника; один под названием Керон, если овцы пьют из него, они становятся черными, а другой Нелей, если пьют из него, то белыми, а если из обоих, то пестрыми. Феофраст говорит, что в Фуриях Кратис производит белизну (candor), а Сибарис черноту (nigritia) у скота и быков. Это различие заметно и на людях, потому что те, кто пьет из Сибариса, оказываются чернее и крепче, и волосы  у них волнистые, а кто пьет из Кратиса, те белы, более нежны, и волосы у них прямые; так и в Македонии, те кто хочет, чтобы у них рождался белый скот, водят его на водопой к Галиакмону. А кто хочет черного или пятнистого - к Аксию”. 41  Страбон сравнивает Кратис с той же парой “черной” и “белой” речки: “Есть эвбейские речки Керей и Нелей, когда овцы пьют из одной, они становятся белыми, а когда из другой, то черными; говорят, что и на Кратисе происходит что-то подобное, как я говорил выше”42. А выше Страбон рассказывал, что “Сибарис делает коней, которые из него пьют, трусливыми, и потому стада от этой реки отгоняют; а Кратис волосы у людей, которые в нем купаются, делает светлыми и белыми и исцеляет к тому же многие болезни.”43 Когда Сибарис упоминается у медика Орибазия, то почему-то его воде приписываются уже способность изменять не телесное, но нравственное состояние людей:   44 “Река Сибарис делает мужей чистыми (святыми - a(gnou\j)”. Мы видим, что представления о свойствах чудесных рек и устойчивы, и варьируют. То ли блондины становятся в Кратисе рыжими и брюнетами, то ли наоборот. То ли Сибарис производит трусов, а тогда он должен и “отбеливать”45, то ли он “чернит”, делая людей и животных крепкими и храбрыми. Кратис (и/или Сибарис) то сопоставляются с парами рек по одиночке, то сами образуют пару рек с противоположными свойствами. Греческая мифология полна такими парами: реки забвенья и памяти,46  реки смеха и слез, молодости и старости, 47 смерти и жизни48, и реальную пару рек встраивают в перечисленных выше случаях в такое же противопоставление. Конечно, о самих Кратисе и Сибарисе Италии ничего более страшного, чем придание коням и людям трусости, не сказано, противопоставления не доходят до пересчета с противопоставления черного и белого на противопоставление смерти и жизни.

Если речки сибаритов известны нам преимущественно в сказочном варианте, то миф о Сибарисе в целом складывался и модифицировался не только в Италии. И свою роль в истории потопа могла сыграть репутация соименных речек в Пелопоннесской метрополии. Кратис, впадающий в море у Эг, немногим уступает самому Стиксу, потому что Стикс впадает в Кратис, и воды его, смешанные с водами Стикса, приобретают страшные и гибельные свойства. “Вода, которая стекает со скалы у Нонакрии (т.е. вода водопада Стикса - Н.Б.) падает сначала на другую высокую скалу и, пройдя сквозь нее, стекает в реку Кратис.Смерть несет эта вода и человеку и всякому жругому живому существу, Говорят от нее погибли козы, которые впервые напились этой воды. Впоследствии обнаружились и другие  чудодейственные свойства этой воды. Стекло, хрусталь, миррины, а также изделия из камня и все сосуды из обожженной глины лопаются от воды Стикса. Рог и кость, железо и медь, свинец и олово, серебро и янтарь - все это вода разъедает. И с золотом происходит то же, что с другими веществами.”49 Такой репутации довольно, чтобы провоцировать рассказ о реке-убийце. Но и у второй речки есть пугающий близнец, потому что имя Сибарис носил не только источник возле Буры и Эг, но и источник на границе Фокиды и Локриды, у Дельф. Происхождение этого источника было описано эллинистическим поэтом Никандром Колофонским и дошло в изложении Антонина Либерала. 50 Сибарис было именем страшного змееподобного чудовища, жившего в глубокой пещере и пожиравшего приплод скота и малых детей. Жителям, надумавшим из-за этой напасти покинуть страну, оракул велел приносить детей в жертву чудовищу. Когда Еврибат, случайно шедший мимо, увидел жертвенную процессию и прекрасного отрока, которого вели к пещере, чтобы отдать в жертву ламии Сибарис, он влюбился в отрока и, заменив его в процессии собою, спустился в логово змея, вытащил ламию из ее норы и убил, ударив ее головой о скалу. В том месте, где она ударилась, она и исчезла, т.е. превратилась в источник, который получил название Сибарис. Антонин Либерал или его предшественник Никандр завершают эту историю указанием на имя италийского города Сибарис, якобы основанного локрами и названного по имени источника. Поскольку колонию основали все-таки ахейцы, это свидетельство считается ложным и ошибочным. Исторически так оно и есть: локры не основывали италийского Сибариса. Но о гибели  италийского Сибариса говорится в тех же словах, что и о конце ламии по имени Сибарис: “В войне с кротониатами сибариты потерпели поражение и город их исчез (h)fani/zeto)”51. Так называемые  a)fanismoi/, или “исчезновения”, - это вид этиологических рассказов о возникновении деталей ландшафта, преимущественно источников или рек  при внезапном превращении мифологических существ и чудовищ. При этом реки исчезают еще и в море, впадая в него или сливаясь друг с другом52.

В процессе переписывания истории Сибариса уже после его разрушения гибель города приобретает мифологическую аранжировку и трактуется как гибель чудовища, а в миф о ламии Сибарис проникает упоминание об италийском городе. Гибель города прочитана сквозь миф о превращении чудовища в реку, но прочитана ученым автором, который рационализировал этот сюжет как стратегему, как затопление города, направленной на него соименной рекою.

Как известно, раннеисторические описания наследуют космогонизму и эсхатологизму, который заменяет все прочие объяснительные схемы и способы организации материала. В этом смысле потоп как кара за нечестие есть элемент космической эсхатологии в историческом описании. Но детали мифа, о гибельной реке  или превращении чудовища в источник, напротив, прочитываются уже рациональным сознанием и “застревают” в традиции в виде “нелепостей” и “недостоверностей”, в виде глупой басни, tцrichte Fabel о стратегеме изменения русла реки и превращении вражеского города в реку.