<< На главную страницу

М.В. Ахметова

Образ Мурома в сознании горожан

1. СИМВОЛЫ ГОРОДА

Культурный текст каждого города наполнен особыми знаками, отличающими этот город от других и формирующими то, что условно можно называть «локальным клипом»[1]. В муромском тексте можно найти несколько типов такого рода символов.

Во-первых, это символы, входящие в общерусский культурный фонд (былины, народные и авторские песни) — Илья Муромец, муромская дорожка, три сосны, муромские разбойники, (страшные) муромские леса. Они упоминаются как коренными, так и некоренными муромлянами:

«Там главное, что Илья Муромец. Родина Ильи Муромца» [СЮА-1947];

«...Я сама не муромская, и мы знаем только Илью Муромца <...> Страшные муромские леса. Вот поэтому мы Муром знаем <...> Как в школу пошли — Муром это Илья Муромец, и больше ничего» [Ж];

«...Муромляне ведь не принимали христианство, народ такой здесь был. Буйный. Разбойники муромские, леса окружались. Поэтому христианство-то здесь насаждалось» [КВН-1956];

«А со всех сторон окружался лесами. Большими муромскими лесами. И там были разбойники, Соловей-разбойник где-то в муромских лесах на ветвях прятался, да-да. Но сейчас да, леса наши замечательные. Ягодные, грибные леса. Но они уже, наверно, не такие, как в XIXвеке, в XVIIIвеке» [КВН-1956];

«А в Муроме, я считаю, у нас есть, может быть, вы видели, при въезде камень стоит, ну как бы Былинный, да? И три сосны. Ну я не знаю, щас сохранились, ну раньше там было три сосны. И три сосны — не случайно. Так как у нас песня-то есть? Три сосны, “на муромской дорожке стояли три сосны”. Вот. Вот я считаю это визитной карточкой» [ИИ-1964].

Во-вторых, это собственно «фирменный товар», как исторический (увековеченные на городском гербе калачи), так и производящийся до настоящего или недавнего времени (огурцы, водка; продукция заводов — холодильники «Ока», радиоприемники и т.д.):

«Ну у нас Илья Муромец, у нас радиозавод, раньше был он такой хороший радиозавод, там такие хорошие эти самые радиоприемники выпускали, и холодильники у нас выпускали “Ока”. Щас уже не выпускают» [ШНЮ-1953];

«Раньше был холодильник вот этот, шел, как говорится, на второе место по Союзу» [СЮА-1947];

«Муромские калачи. Да. Потому что наши предки муромляны были известными калачниками. Даже вот когда встречали во время приезда Екатерины II, то ей приносили калачи, испеченные по так сказать специальному старинному рецепту. Город Муром славился калачами. Муромские калачи. На гербе они нашего города Мурома» [СОД-1956];

«...Наши калачи поставлялись к царскому столу в XVIвеке, так же, как рыба стерлядь. Ее очень было много в Оке. И вот эти калачи могли печь так хорошо, наверно, потом уже Филиппов ваш, московский, пек там свои пирожки и великолепный хлеб, сайки и ржаной хлеб, а вот калачи поставлялись к царскому столу. И вот говорили, что такие калачи не могут испечь никто. Потому что они на родниковой воде замешивались, определенная мука была. А родниковую-то воду брали из родников села Карачарово, так, по-моему, эта легенда звучит, где родина Ильи Муромца. Поэтому вот они такие вкусные и были. И славился Муром своими калачами» [КВН-1956];

«Ну Муром очень славился рыбой даже своей. Тут все породы рыб были в Оке. Встречали гостей и к царскому столу поставляли рыбу. Это в прежние времена. Потом уже, более в наше время — муромские огурчики. Есть даже сорт муромских огурцов. Но это больше их в Панфилове вот выращивали. Муромские эти огурцы. Ну что еще у нас есть муромское? Больше тут особо ничего нет. Водка наша муромская очень славилась, видимо, вода хорошая. Была. Это я даже помню, давным-давно мы ездили в Москву и жили, такая машина у нас огромная была и мы прям жили в этой машине. И магазинчки — идем вечером покупать продукты, ну и... мужчины очередь за водкой. И вот я тогда впервые услышала, это уж лет, может, 40 назад было, спрашивали все: “А водка муромская?” Значит, она славилась» [ФГГ-1940];

«Да раньше вот хорошо водкой, это самое, славилось. Даже в Москве хватали, мы сами расхватывали. Я же даже приехал как-то и удивился. “А муромской водки у вас нет?” — я даже удивился, чего такое. В Москве и спрашивают муромскую водку. Прям удивился, честное слово. А здесь завод? Да. Ликеро-водочный завод. А сейчас выпускает? Ну щас чего там. Бодяга, она и есть бодяга. А когда она испортилась? Вот как перестройка стала, так всё» [КАВ-1943];

«А мы же известны были своими огурцами. Известны. Даже вот знаете, такие анекдотические случаи. Я знаю, что вот моя одноклассница поступала в Петербург, ну вот тогда в Ленинград, в институт. И она, значит, говорит, я сдаю экзамен, и принимавший преподаватель спрашиват: “А вы откуда, девушка?” Она говорит: “Я из Мурома”. — “А-а-а, муромские огуречки”. Муромские огуречки. А вообще, вот у нас сорт — муромские огурцы — есть, он щас не очень такой вот популярный, а в свое время семена эти были очень дорогие» [КВН-1956].

Местные предприниматели и разного рода организации активно обращаются к образу калача как символу Мурома: «Сейчас смотрю — сама недавно только увидела. Что в районе рубероиодного завода <...> там ресторан “Золотой телец”, и смотрю — там магазин — вывеска “Калачи”. Значит, стали калачи у нас в Муроме печь» [КВН-1956]; «И конечно калачи муромские, которые славились всегда. Щас вот они, возродили их, пекутся в Преображенском монастыре там вот. Из муки высшего сорта, без всяких разрыхлителей, без всяких добавок тут, только чисто. То, что положено быть» [ИИ-1964]. Калач присутствует на официальных мероприятиях наравне с «традиционными русскими» хлебом-солью: «Вот муромский калач — он всегда. Поэтому мы гостей всегда встречаем — печем большой калач <...> или маленькие калачи. Всегда вот этим как-то встречаем. Ну и остальное всё русское — хлеб-соль тоже присутствует» [МИС-1968] и т.д.

В третьих, в качестве визитной карточки Мурома могут выступать его ландшафтные характеристики, т.е. положение на Оке. Несколько муромлян начинали ответ на вопрос, чем знаменит Муром, фразой: «Муром стоит на Оке». Ока непременно упоминается в краеведческих изданиях и туристических проспектах; именно Муром является центром Союза поокских городов, а Муромский историко-художественный музей возглавляет Содружество музеев Нижней Оки «Окландия» (обе организации возникли в 1990-е гг.). В муромской средней школе № 5 с 1998 г. существует музей «Историческая и современная роль Оки в жизни города Мурома и Муромского края». Мы записывали суждение, что именно Оку символизирует фон муромского герба: «Голубой фон — это Ока. Наша красавица Ока» [КВН-1956].

В четвертых, Муром отличается обилием храмов и святынь: «Очень много храмов <...> Я читала заметку, в 1836-м что ль году было, в Муроме было 36 храмов, а население — 5000. И на такой город, вот это первоначально, конечно, он был... столько было это самое. Вот храмов. И сейчас у нас очень много храмов вот, и восстанавливают, потом у нас мощи ведь лежат. Святых Петра и Февронии <...> Они — святые здесь муромские наши. Вот. Потом Константин, Михаил и Фёдор — тоже мощи лежат. Да, теперь вот Ильи Муромца у нас мощи лежат. Это не в каждом городе есть. Это вообще-то редко» [ГВМ-1947].

В качестве символов могут также выступать знаменитые земляки. По мнению одной рассказчицы, символами Мурома являются «три богатыря» — Илья Муромец («силушка и душа» Мурома), градоначальник А.В. Ермаков, при котором в 1860-е гг. в городе появились водопровод, библиотека и реальное училище, и изобретатель телевидения Зворыкин, чья деятельность подтверждает, что Муром —«город ученых» [CТН-1950]. Другая назвала фольклорный ансамбль, благодаря которому город известен в России: «А по поводу визитной карточки, вы спросили — да, Илья Муромец, да. Я думаю, с некоторых пор — “Мурома” наша. То есть щас он гастролирует много, выступал много и вот... Видимо, наверно, он щас стал визитная карточка. Потому что профессионально люди работают» [ЧОВ-1965].

Об образе Ильи Муромца следует сказать отдельно, поскольку былинный герой, является, пожалуй, главным символом города. Его портрет украшает как памятники (например, Былинный камень при вьезде в город), так и этикетки производимых в Муроме товаров; именем Ильи Муромца в годы войны был назван бронепоезд. Илья Муромец — важнейший персонаж городских театрализованных представлений. С 1970-х гг. до недавнего времени его образ воплощал В.А. Лебедев, который в богатырском костюме встречал иностранные делегации, открывал праздничные концерты, выступал на праздновании Дня города и т.д. (в последние несколько лет Илью Муромца играет другой артист — А. Чепелюк).

Рассказы об Илье Муромце являются пересказом былинных сюжетов (наиболее популярен сюжет об исцелении Ильи Муромца), как правило, известных по школьной программе. Приведем, пожалуй, нетипичный рассказ, записанный в с. Карачарово, где Илья Муромец неожиданно предстает как наш недавний современник:

«Вот этот Илья Муромец, как тогда уже описывалось, он, этот Илья Муромец, знай, до тридцать лет никуда не ходил. У него ноги не ходили. 30 лет. И вдруг к нёму зашел какой-то во время луговой поры, луговая пора на той стороне реки... <…> Луговая пора — вот косют сено вот. И вот он к нёму зашел один пожилой там, нищий. “Что, — говорит, — лежишь?” — “Вот лежу на печке. 30 лет”. Он ёму что-то там подсказал, чего-то. И вдруг он встал и пошел на перевоз. Там пором ходил. Пором переехал на ту сторону и пошел там, где косются. С его. И давай там рвать всё. Эти, ну кусты, деревья каки-то небольши. Батюшки, что это, какое дело! Это уж я говорю, как и было. Это еще мой отец, дед даже мой жив был. Вот. И вот там получилось после этого, он, значит, остановился здесь, и дальше — больше. Теперь дальше что ж он... В Горькове. Он уже стал ходить, всё. 30 лет, а он здоровенный такой. Вот. И вдруг его в Горький там вот это... как ёго... щас скажу... промыслы рыбацкие. И вдруг его туда значит. Как-то он туда попал <...> И вот он там возмутился, и вдруг народ потом враз-та (?), а тогда еще знаешь, эта улица только начиналася. Тогда улица-та, а здесь еще не было, здесь было поле. А потом уже, уже стала это улица. А то там одна улица токо у нас шла. Вот так, да. Вот тут ничего не было. Тут поле было. Вот, ну это столетие, я говорю. Вот. И вдруг его, значит, оттуда забрали и тогда, значит, Илья Муромец, и пошел вот он оттуда <…> Ну тогда был же... как сказать, битва тогда <…> С немцами разными, с этыми, как их, финляндцами. И вот он на Финском заливе там это, ну значит, Илья Муромец эт проявил себя. И с этого и пошло, и пошло, и так и пошел» [СМВ-1916].

Многими муромлянами Илья Муромец воспринимается как реальное историческое лицо: «Верим, конечно. Это из поколения в поколение шло вот эти вот Гущины. И они всегда, вот она у нас на заводе работала Валентина Михайловна [Гущина], она всё время вот этим гордилась, что это ее предки были такие знаменитые и такие святые. Они поклонялись ему, и говорит, что наше село Карачарово очень богатое и зажиточное, потому что у нас все время за спиной Илья Муромец, он нас оберегает» [ЕВА-1930].

Согласно одному из преданий, Илья Муромец происходил из рода Гущиных, живших в упомянутом в былине селе Карачарово (в черте города с 1990-х гг.), которое оказывается, таким образом, уголком истории. Местные краеведы даже определили место, на котором предположительно стояла изба Илья Муромца. На доме 279 по ул. Приокской в Карачарово в 2000 г. была повешена мемориальная табличка: «По преданию, на этом месте стоял дом, в котором родился Илья Муромец». Живущие в доме 279 Гущины считаются дальними родственниками богатыря (впрочем, нередки и скептические суждения по этому поводу). К дому Гущиных водят на экскурсии как туристов, так и, например, муромских школьников в рамках курса краеведения; посещают его журналисты. В.М. Гущина, говоря о паломничестве к ее дому, вплетает в свой рассказ и известные в Карачарово предания об Илье Муромце, и семейные предания:

«…Очень много народу едет, со всех концов. Буквально вот два дня назад приехала даже японская телекомпания, из Москвы. Но они тут поснимали немножечко, поговорили чуть-чуть и уехали. Едут, говорю, со всех концов страны, люди общаются, хотят знать и историю и... Приятно, что свои, русские, стали, так сказать, интересоваться своими, как говорится, славными людьми-то, а так, в какой-то степени немножечко забыто было <…>

Ну вот вы знаете как, по преданию здесь вот считалась гуща леса, фамилия создалась Гущины от “гуща леса”, здесь были дубовые рощи, вот на том берегу, у нас уже река как бы обмелела, да и где-то метра два идет, идут вот такие слои, и это вот самое, дубы мореные, то есть они где-то, наверное, метра два они были. Здесь же был лес, была гуща, ну вот рельеф, конечно, изменился за тысячу лет, восемьсот лет уже прошло, вот поэтому и фамилия такая, Гущины, она распространенная, гуща леса. И вот по преданию, это тоже так считается, Илья-то Муромец он здесь жил, вот у нас есть здесь церковь-то Троицкая, что фундамент там заложен, когда в начале, там были дубовые, дубы мореные, и заложены они были Ильей Муромцем для фундамента. Ну конечно, эта церковь когда-то сгорела, там деревянная, на этом месте построили другую. И вот там гора, как раз же подниматься, и вот в эту гору мореные дубы он затаскивал один, представьте себе, какой сильный человек был. Ну он, конечно, здесь недолго был, когда его, как только его Господь поставил на ноги, он же здесь сколько-то пробыл, а потом уехал защищать отечество <…>

…Последние годы вот уже на мою бытность едут, едут очень много людей, паломники едут, монахи приезжают и просто любители есть. Один раз приехали, это года три назад наверное, трое молодых мужчин из Ухты. Ехали на велосипеде 10 суток, полторы тыщи километров, но это уже, так сказать, это, любители, хорошие такие, ночевали здесь. Людей интересует, это все уже история <…>

Большинство таких людей приезжают, фотографируются, кто-то интервью берет, кто-то хочет узнать что-то, там рассказать, интересуется. Ну, в общем, после еще раз, приезжали недавно староверы на машине, он у них тоже, так сказать, почитаем, они считают он старовер, и он у них, так сказать, в большом почете. Вот. И тоже хотели бы узнать, там еще как. Приезжают люди разные. А какие вопросы задают? Ну, вопросы задают, правда ли что здесь был Илья Муромец, действительно ли он здесь жил, почему, это самое, вы считаете, так же как вы задаете вопрос свой. Ну, конечно, не могу сказать 100 процентов, что именно здесь, именно на этом месте, но то, что где-то здесь, пусть ближе, пусть дальше, ну к нам это, просто наши предки были сильные от природы <…> Даже такой пример еще, у нас дед Афанасий, как раз который прадед был, у нас здесь вот понизу было, купцы же жили, а по реке баржи, ну это их было, пароходством занимались. И у купца упал якорь, сорвался с этого, вот, и он, значит, попросил, чтобы ему этот якорь подняли мужики. Там договорились о цене, на место водрузили, там все сделали, а ему показалось дороговато, что много заплатил, и слукавил и заплатил меньше. Мужички обиделись, но в драку не полезли, мудрые люди какие все-таки были, а на другой день встает этот купец, а у него якорь во дворе лежит. Ну вот и представьте себе, что ему пришлось делать, снова обращаться к этим и снова платить уже в пятикратном размере. Многому поучиться можно, мудростью своей наказывали, не как сейчас.

Вы помните, в вашем детстве уже приходили люди, расспрашивали об Илье Муромце? Мне уже было лет 20, когда это все началось. В детстве такого не было, в детстве я такого не помню. Так, разговоры были в доме, а так чтобы…» [ГВМ-1947].

Еще один карачаровский сюжет, связанный с Ильей Муромцем, касается местных родников, которые, по преданию, образовались от ударов копыта его коня («скоков»): «Вроде где его конь пробежал, копытом стукнул, и там образовалось сначала углубление, из которого начала бить живая вода» [ФГГ-1940]. Менее распространена версия, что Илья сам пил из этого источника: «Вот там как раз под, под церковью стоит родник у нас. Там крест. В общем, ну в общем святой источник у нас. А почему он святой? Вот как вроде по легенде-то, что это Илья Муромец так как будто бы оттуда воду-то попил да и исцелился» [МН-1965]. Воду на карачаровских источниках берут жители Карачарова и муромляне, а также экскурсанты и паломники; впрочем, если для последних эта вода скорее «святая» или «целебная», то первые, по свидетельствам, чаще просто предпочитают родниковую воду «плохой» воде из-под крана.

Другой аспект образа Ильи Муромца связан с его церковным почитанием как святого. Культ преподобного Илии (канонизирован в XVII в.; его мощи покоятся в Киево-Печерской лавре) активно распространяется с 1990-х гг. В 1998 г. на городском кладбище построен новый храм в честь святого Илии; в 1993 г. в карачаровскую церковь святых Гурия, Самона и Авива с крестным ходом перенесли икону преподобного с частицей его мощей.

Почитание Ильи Муромца как святого распространяется не только среди православных верующих, но и в среде муромской интеллигенции. При этом наличие мощей и проведенная еще в 1988 г. их научная экспертиза служат одним из доказательств реальности былинного богатыря. Этому аспекту с недавнего времени уделяют внимание педагоги, преподающие в школе краеведение: «Ну поскольку мы живем в городе Муроме, большое, очень большое внимание в этой программе посвящено изучению нашего дорогого земляка — Ильи Муромца, да? <…> Ведь Илья Муромец это реальное историческое лицо. В конце своей жизни Илья Муромец, богатырь, постригся, принял монашество, и был монахом Киево-Печерской лавры. И он защищал, значит, когда на монастырь напали враги, он, будучи монахом уже, защищал монастырь. И был ранен в сердце. И умер-то, в общем, он от раны в сердце. В Киево-Печерской лавре покоятся его мощи, учеными были проведены исследования, и всё научно доказано, что действительно был такой человек, и значит, доказано, значит, у него на позвоночнике изменения, поэтому он 33 года не мог ходить. Значит, высчитан его рост, высчитано, какие у него раны были, то есть это действительно реальное, реальное лицо» [СОД-1956].

Многие муромляне охотно восприняли информацию о святости богатыря: «Мой сын живет в Киеве, я была в Киеве. Я опускалась в пещеры, там лежат мощи Ильи Муромца. Я ему привезла даже землю муромскую, я ему положила, говорю: “Илюш, тебе привет от Муромской земли”. Как своего земляка, конечно, мы им гордимся, он герой, защитник» [САС-1938]. С энтузиазмом воспринимается и приходящая извне информация о почитании Илии: «Приезжали, рассказывают, у пограничников большая икона Ильи Муромца. Как раз считается, он как пограничник защищал рубежи нашего отечества. Вот. Он очень почитаем» [ГВМ-1947].

Образ Ильи Муромца, сочетающий в себе богатыря и святого, воплощен в памятнике, воздвигнутом в 1999 г. Эта трактовка воспринимается горожанами неоднозначно[2]; впрочем, и сама святость былинного героя вызывает у многих скепсис: «Канонизирован, но вы знаете, я не знаю, почему его канонизировали. Я это не могу понять, почему» [УТА б/г].

Религиозное почитание — то новое, что принесла в образ Ильи Муромца постсоветская эпоха. Наравне с общерусским культурным символом город приобрел святыню.

2. ХАРАКТЕРИСТИКИ ГОРОДА

Важной составляющей образа города являются то, как его описывают жители, отвечая на вопрос: «Какой он, ваш город?»

Пожалуй, наиболее полной характеристикой является следующая: «Муром он очень такой вроде бы как тихий город. Муром чистый город. И Муром очень зеленый. Если вы обратили внимание, вот щас, правда, не то время, а так если приехать где-то июнь-июль, то обязательно обратите внимание — все улицы зеленый. Здесь пустынных улиц нет, чтобы вот такие вот, здесь все улицы зеленые <...> И он тихенький такой городок, он компактный город. И конечно же, хорошо, что он расположен вот на этой, на реке. Промышленный город, такая и промышленность, в принципе, вот у нас, наверно, кроме рубероидного завода, все заводы — они хорошо как-то вписывались <...> Ну а про церквушки наверно, все это вам говорили, там изобилие» [САС-1935].

В целом Муром объединяет многие признаки, обычно приписываемые русскому провинциальному городу. Это, во-первых, близость к природе и обилие зелени:

«И тишина, и спокойствие здесь, и зелень, смотрите, сколько этой зелени. Эт ведь нигде, наверно, больше такого нет. Весь в зелени. Особенно если с птичьего полета посмотреть. Так вообще прекрасно» [КАВ-1943];

«И красавица Ока у нас рядом, и воздух изумительный, и леса муромские нас окружают. Поэтому и природа, и климат удивительный. И вообще, мы коренные муромляне, любим свой город» [КВН-1956].

«Она [знакомая] очень любила приезжать в Муром <...> И она всё говорила: “Как мне нравится ваш город, он такой маленький, зелененький — как огуречик”»[3] [ЛГ б/г];

«...Сестра, мать вот умерла, вот все там, дядьки, тетьки, все в Тольятти живут. Меня тянули всё туда. К себе. Ну были там основания, здесь вся родня и прочее, и прочее. Вот. Но я отказался от Тольятти, говорю — нет уже, я в Муроме, мне нравится, тут лес рядом, речка рядом. Вот. Хороший Муром на ваш Тольятти не променяю» [СЮА-1947].

Во-вторых, это тишина и спокойствие:

«Вот вы знаете, я вот уроженец Казани, 16 лет там прожил. То есть всё становление прошло у меня в Казани. У меня никакого желания нет щас вот поехать и жить в Казань опять. Вот Муром... Я проехал много городов. Побывал во всей стране, за границей, правда, я не был, но в Прибалтике был, это также заграница. Но в Муром приезжаю — это что-то невероятное. Такой прелестный город, зеленый, курчавый, какой-то он привлекательный, тихий в то же время, никаких тебе тут столпотворений, всё это спокойно, всё это тихо. Какое-то умиротворение даже человек получает, когда приезжает сюда. И я просто уже, видимо, привык, привык до такой степени, что роднее ничего не может быть. Ну и Муром он еще чего у него так главное, вот именно своей вот этой тишиной» [ЛВА-1937];

В-третьих, Муром город маленький:

«Александровка, и Слобода, и всё в одной куче. Считается. Если город — то... я говорю, как муж мой говорит, две карачки. Две карачки туда и две карачки сюда <...> Ну это как от слова “раскорачить”. Он мне всё говорит: “Ты пешком ходишь?” — “Я говорю: да”. — “Слушай, по-моему, так далеко” — я говорю: “Да, Саша, тут всего недалеко” — он и говорит: “Две карачки”. Чисто по-простонародному» [ВИ б/г];

«Маленький, небольшой, нормальный город. Чистенький, зеленый. Речка, говорю, рядом, лес рядом. Хоть купаться, хоть на рыбалку, хоть в лес за грибы, по ягоды. Всё рядом. А там из той же Москвы, из того же Тольятти, чтобы добраться, ну надо ехать за десятки километров. Вот. Покупаться — если б захотел искупаться в Волгу, опять надо еще... ну от сестры, как правило, у сестры останавливаюсь, надо добираться этими троллейбусами или автобусами, короче, теряешь и время, и всё <...> А тут... туда пешком — 20-25 минут. И я на реке» [СЮА-1947].

Четвертой важной характеристикой Мурома является его старина (по замечанию Татьяны, около 40 лет, библиотекаря, местной, это именно «старинный город, а не старый») и даже древность:

«Один из древнейших городов России. Руси. Это первоначально. Ну мы своим городом гордимся» [ГНК-1941];

«Муром — это жемчужина вообще. Древний очень город. Именитый очень город, который знают. Студенты знают, практически вся Россия» [ТЮ б/г].

Определение «старинный», с одной стороны, подразумевает то, что город этот русский, славянский, и эти качества сохранились до сих пор:

«Старинный, древний. Вот знаете вот, вот это вот центр, улица Московская — старинный, как бы она старая осталась. Пусть у нас построено много современных домов, но остались как бы вот бывшие купеческие лавки, которые сейчас переделаны ну пусть в кафе там “Славянское” там, это как... “Мясная лавка”. Но ведь само название «лавка» уже говорит о том, что здесь вот жило муромское купечество, понимаете? Вот эта улица Московская, мне вот полностью навевает старину и многое говорит вот о жизни и занятиях вот моих предков, вот и даже ну кстати, вот мой прадедушка по линии мамы купцом был. Ну токо не муромским, из-за реки Оки. Далее, и вот даже вот ну в современных названиях мне кажется вот отражена вот, что город Муром старинный. Понимаете? Вот кафе “Славянское”, название-то очень красивое. “Славянское”, наши предки — славяне, звучит замечательно <...> А вы знаете, вот столько церквей, храмов отреставрировали, и вот на праздники вот знаете — колокольный звон, вот я здесь сижу — так заливается колокольный звон, и вот такое впечатление, что вот эти вот купчихи там идут вот нарядные в церковь, как вот раньше семьями ходили, то есть веет старина» [СОД-1956].

С другой стороны, «старина» и «русскость» оборачиваются церковностью, святостью и благочестием:

«Ну город, вобще такой церковный город» [С-1980];

«Хоть и город маленький, а 4 действующих монастыря. Два мужских и два женских. Поэтому я и туристам говорю: “Вы только не удивляйтесь, когда вы будете гулять по улицам города, и вдруг там монах или монахиня или какой-нибудь там батюшка”. У нас ведь в порядке вещей всё это так воспринимается, нормально. Вот. Так что не удивляйтесь. Город-то у нас истинно христианский. Поэтому вера у нас в Бога большая, и мы живем с этой верой» [ЛВА-1937];

«...Наверное, такое ощущение патриархальности, тишины, благочестия какого-то. И щедростью душевной. Потому что не случайно наш город выступил с инициативой проводить праздник милосердия» [КВН-1956];

«Мы вообще считаем, что наш город вот на таком месте великом находится, святом месте. Между прочим, у нас соборы, монастыри <...> Старинные храмы, которые вот еще не успели разрушить. Они сейчас возрождаются, и вот считают, что и муромские святые помогают нашему городу» [КВН-1956][4].

Лишь в одном рассказе основное внимание уделяется промышленному аспекту образа Мурома (это может объясняться тем, что рассказчик долгое время занимал руководящие должности на производстве): «Муром — это очень ведь промышленный город, Муром. В Муроме очень много заводов, причем заводы такие, союзного значения. Ну вот завод машино... тепловозостроительный завод, завод 6ой, который выпускал холодильники — он же выпускал 600 холодильников в день. Работал в три смены, каждую смену 200 холодильников <...> Радиозавод там, они все имели союзное значение <...> Холодильники были хорошие — это щас пошли вот каких только нет. А раньше это был один из лучших холодильников. И очень большой спрос на них. Ну, короче говоря, продукция была такой — она разъезжалась везде. Завод Дзержинского — тепловозостроительный завод — он же делал тепловозы и в Индию, и в Африку, и даже в Англию, такие развитые капиталистические страны» [САС-1935].

Абстрактно Мурому приписывается особая атмосфера, делающая его притягательным для всех:

«Он тут просто сам каким-то внутренним магнетизмом, симпатией пропитан, наш этот город. Он симпатичен, он... ну кто ни приезжает — все говорят: “Прекрасный город”» [ЛВА-1937];

«Ну вот вообще есть люди, которые постоянно ездют к нам, допустим, приезжие, да? Говорят: “Мы здесь отдыхаем душой. Здесь, — говорят, — вот у вас какая-то аура, специфическая, — говорит, — вот душа, — говорит, — прям вот отдыхает. Какой-то комфорт вот именно душе”» [ИИ-1964].

Известный всей России благодаря Илье Муромцу, продукции заводов и памятникам культуры, Муром одновременно оказывается удаленным от крупных (и даже не очень) городов: ««наш город он стоит вот как бы в отдалении от всех городов [Владимирской области]» [ИИ-1964]. Муром удален не только в пространстве, но и (метафорически) во времени — настолько, что в столице могут сомневаться в его реальности: «Я заканчивала институт культуры в Москве. Я приехала на первую сессию заочно. Когда я приехала на первую сессию, девочки в Москве, из Подмосковья, они спросили: “А ты откуда?” — “А я из Мурома”. — “Ах господи, а мы думали, что это только в сказках” <...> То есть никто не верил, что он щас еще существует» [ЧОВ-1965].

Впрочем, сокрытость Мурома среди густых лесов не столько делает его захолустьем, сколько служит спасением от разного рода напастей: «Ну это я не знаю, это как это, счастьем назвать, не счастьем, а повезухой какой-то... короче говоря, вот эти наши церкви все в основном, монастыри все остались. Ну были разрушены, прекраснейший собор, который был вот здесь вот около парка Ленина <...> Но большинство-то остались. И остались они только из-за того, что мы, мурома, вот именно ушли, удалились от всех. Мы ведь как говорят, в летописании, в 862-м на берегах Оки разместилось племя мурома. Значит, угро-финское племя. Они ушли в эти леса, чтобы спрятаться от всех этих врагов, от всех. Так вот эта вот мурома-то — она до сих пор так и осталась. Хоть у нас идет железная дорога, у нас поезда-то почти не останавливаются, и мимо идут на Москву. А по Оке щас уже пароходы не ходят. Всё там негде. Вот. Поэтому мы живем в какой-то тишине. А со стороны Владимира заезжать на машине — можно, но долго, никому не нужно. Поэтому, возможно, у нас такой тихий город. Как он называется, провинциальный» [ЛВА-1937].

3. МУРОМ КАК ГОРОД РУССКОЙ ПРОВИНЦИИ

В последнее десятилетие вышло множество исследований, посвященных месту провинции в культурном пространстве России и собственно культурным текстам русской провинции[5]. В одном из этих исследований отмечено: «Подобно этничности, провинциальность является фактом самосознания и личностным переживанием», хотя и свойственным «далеко не всем и, может быть, даже не большинству жителей провинции», а также актуализирующимся лишь в определенных ситуациях[6].

Муромляне о своей провинциальности вполне задумываются (например, одна из главных местных газет называется «Новая провинция»). Частотны характеристики наподобиес следующий: «маленький провинциальный городок» [ШНЮ-1953]; «истинно провинциальный» [ЛВА-1937] и т.д.

Положительными признаками муромской провинции оказываются сохранение традиций, доброта, спокойствие и достоинство жителей, способность выжить вопреки тяжелым условиям:

«А вы считаете Муром провинциальным? Конечно. А это хорошо или плохо? Ну в одном смысле хорошо. В том смысле, что может, вот старые какие-то традиции семейные, какие-то, понимаете, вот качества лично... ну личные качества человека здесь ну более такие еще не загубленные, как в Москве <...> А провинциалы они как бы добрее? Добрее, да» [ИИ-1964];

«Ну во-первых, даже в нашей муромской провинции что — ну это как бы взвешенность такая, степенность <...> Я просто расскажу на примере одной бабушки <...> Пришли, а у нее там картошка на столе, огурцы, помидоры, грибочки и так далее. И мы им тогда тоже задали вопрос — вот вы знаете, как вы живете? Что хорошо, что плохо? При какой власти хорошо? Она говорит: “Да мне бы власти всё равно. При какой власти...” — ей, наверно, лет тогда 70 тоже с чем-то было, вот. “Потому что а что мне от власти? Ну вот я щас на пенсии. И вот у меня огородик рядышком”. Там на четыре квадратных метра, или сколько там, четыре сотки... “Вот у меня там все овощи. Вот у меня там яблоньки, ягодки. Вот я ходила за грибами в лесок, вот у меня грибочки. Вот огурчики, вот у меня всё. Че мне от власти надо? Только пенсия на хлебушек”. Вот, может быть, это провинция. То есть они как бы особо не надеются на власть. У них есть какой-то в основном свой кусок хлеба, они что-то здесь делают, на чем-то зарабатывают. Ну может, поэтому они не такие нервные. Им некогда <...> И какие-то вот, то есть степенные, спокойные, взвешенные люди. Сами обустраивающие свою жизнь» [CТН-1950];

«Ну вот, например, у нас в детской газете работала, занималась девочка, ее растила мама одна, Жанна ее звали. Мама ее растила одна. Она писала новеллы такие хорошие. Она занималась химией, математикой, биологией, то есть и на всероссийскую олимпиаду ее пригласили. У нас соросовские были олимпиады предметные, что ли. И так совпало, что ее пригласили на две олимпиады, которые проходили в одно и то же время. Она выбрала биологическую олимпиаду. По-моему, второе место <...> заняла. И в результате поступила в Нижегородский университет <...> Закончила его. И, насколько я знаю, вот щас у нее <...> родилась дочка, то есть она там в какой-то генетической лаборатории работала. Это провинция. Когда девочка, девочка с мамой и бабушкой выросла и смогла здесь вот... это провинция. В каком это смысле? Наверное, в хорошем» [CТН-1950];

«Провинция, она еще... она еще... наша муромская, еще не перешла на это, рынок, на зарабатывание. Я говорю, допустим, приедет кто-то и скажет вот — ох вот! И провинциальный человек поделится этим <...> А то, что, допустим, там вот встретят, поделятся и помогут — вот это тоже провинция. Потому что я когда в Москве, например, в гостинице “Космос” прошу там: “Ну дайте мне, я вам шоколадку куплю, я вам деньги заплачу, разрешите мне с вашего телефона позвонить”. Вы думаете, мне кто-то разрешит? Вот в провинции такого нет. Слава Богу, еще. Вот это тоже провинция в этом плане. Ну может, там кто-то где-то и обматерит где-то так вот по простоте душевной. Но он же потом тебе и поможет чего-то» [CТН-1950].

Отрицательными признаками муромской провинции оказываются пьянство (рассказчица, комментируя рассказ об обилии несовершеннолетних пьяниц в городе, с горечью сказала: «Это тоже провинция» [CТН-1950]), некультурность, дефицит необходимых товаров, безысходность, отсталость:

«...Какая-нибудь дама у нас в городе, можно такое встретить, она идет в дорогой шубе с лисьим воротником. И, например, ест из кулька семечки. Выплевывает их на воротник, потом вот так стряхивает. Ну вот это провинция. В плохом смысле слова. Или, например, когда молодые люди вот они с девушкой идут и разговаривают на языке под названием мат. Ну как бы это, ну я это понимаю так, что это какая-то провинция. То есть это некультурность» [CТН-1950];

«С одной стороны, вроде вот, я говорю, берешь такие крупные города, как вот ваш столичный взять или еще какие-то <...> например, что легче там какие-то вещи достать <...> Ну бывает иногда, замечаешь, какие-то вот например вещи вот ищешь — нигде нету. Вот именно то, что тебе надо. Например вот, ищу вот одну песню — увлекаюсь советской эстрадой, собираю — нигде не могу найти. Ни в одном магазине, ни в одном у нас универсаме не торгуют, там с Москвы вот есть кассеты <...> Вот именно что вот провинция у нас, вот нет здесь, ну может в областном центре где-то» [ОАА-1979];

«В провинции мало, надо по другим городам [концерты] давать ездить <...> А здесь нету ни “Фабрики”, ничего, сами понимаете <...> Как у вас “Фабрики звезд”. Чтобы на широкую публику выйти» [ОАА-1979];

«Здесь всё провинциально. Во-первых, ему годов уже 1200 почти. И здесь всё это — и стариной пахнет и... Ну не знаю, тихий он, спокойный. С одной стороны. С другой стороны, молодежи здесь делать просто-напросто нехрена. Вот попробуйте сегодня часиков в 12 — в час ночи сходить куда-нибудь покушать. Вы просто-напросто не найдете такого места» [М-1971].

Однако признавая свой город провинцией, муромляне отказываются считать его глубинкой и захолустьем:

«Я считаю, что это, так сказать, не глубинка <...> Ну какой у нас город — 280 километров. 287 километров от Москвы. По железной дороге. Ну какая ж это глуб... да и по же... это, как по автомобильной — какая же это глубинка? Это я считаю самый цивилизованный центр. Здесь же как раз всё это — и Рязань, и Владимир, и это все ж такие, Горький, все города-то все какие... <...> Здесь таких вот захолустных мест, здесь и села-то они такие... ну не просто, а такие. Нормальные. Какие были такие это самое — они сами по себе. Там никто уже не живет. А и села-то такие. Их нельзя назвать какими-то вот. Они такие развитые, они с хорошим сообщением автомобильным, они всё имеют — и газ, и электричество, и еще что хотите. Там и канализация у них там» [САС-1935];

«Ну это провинция — это без всяких там каких-то окраски. Вот слово “глубинка”, например, мне не нравится. Потому что иногда приезжают, ну здесь кто-то даже и артисты, которые у нас выступают: “Ой, глубинка, мне так это нравится!” Ну в общем-то, не такая уж и глубинка. Всего каких-то 300 верст от Москвы, да? По нынешним временам. Теперь вообще глубинки нет!» [CТН-1950].

Культурные подтексты, подразумеваемые понятием «глубинка» («дыра», из которой трудно выбраться) остаются, но осмысливаются даже положительно, смыкаясь, например, с представлении о необыкновенном обаянии Мурома:

«[Говорят, что Муром] дыра такая <...> Вот, как вы тут живете, вы тут ничего и не видите. Не знаю, у меня вот допустим есть возможность уехать в Воронеж, у мужа там родственники — мне вот страшно, например, как я буду без реки Оки. Как я буду без лесов без наших. И вообще, без этих улиц. Не знаю» [ИИ-1964];

«Одна так и говорит, что Муром как в омут затянут. Другое было выражение — провальная яма <...> Потому что с одной стороны, он ей нравится, вот там он ее затянул, она осела, она уже отсюда не может двинуться <...> Она жена военного, то есть я не знаю, откуда именно, ну там по разным городам, а сейчас уже осели. По разным городам, по-моему, в Саратове, еще где-то они жили. Много, я щас точно сказать не могу. Но. Самое интересное, что даже те, кто ругают Муром, вроде бы ругают, тем не менее они как-то почему-то оседают и... ну, короче говоря, затягивает» [ЛГ б/г].

4. МУРОМ И ДРУГИЕ ГОРОДА

4.1. Муром и Москва

Рассуждения жителей того или иного города о других городах или сравнение с ними служат одним из способов конструирования образа своего города через сферу чужого. Так, оассказы муромлян о Москве во многом обусловлены русским провинциальным дискурсом, предполагающим одновременно и притягательность столицы, и отрицательное отношение к ней, и утверждение собственного превосходства перед ней.

В рассказах о стремлении в столицу чаще говорится в третьем, а не в первом лице: «Рвутся к вам, в столицу. Считают, что там настоящая жизнь» [КВН-1956]. Собственное же восприятие столицы, как правило, негативно. С одной стороны, в таких рассказах вступает в действие антистоличная модель «Москва всю Россию обобрала»: «Мы только работаем для Москвы <...> У них денег полно, а у нас нет в городском бюджете денег» [ЕТА-1950]. Эта же модель появляется в рассказах о поездках за продуктами в советское время: «Раньше было как — продукты в Москву. У нас выстроили колбасную здесь. Сколько там, чуть ли не 15 сортов колбасы было, делали — эта колбаса уезжала в Москву. Я знаю, что я сама приходила в магазин, и при мне спрашивают муромскую колбасу. А мы ее не видели, муромской колбасы, здесь ее, как говорится, делали, извините за выражение, что есть не хочется. И мы здесь щас не покупаем московскую, то есть муромскую колбасу. Она невкусная <...> Вот я зашла в магазин в один, мне говорят... Да, и как раз женщина подошла. И та, значит, больше всех: “Вот! Всё батонами покупают!” А она и говорит ей: “Милая! Давай поменяемся местами. Ты поезжай на мое, а я встану на твое. Я сумею работать тут, не беспокойся. Простою да и всё”. Всё, как я говорю, форточка захлопнулась. Больше она ничего не сказала, ни одного слова» [ДЕН-1921].

Обычной негативной характеристикой Москвы является суета, слишком быстрый ритм жизни:

«...Просто люди там, может быть, загружены тем, что все время у вас там суматоха, беготня, транспорт. Я знаю, что добраться с работы на работу — это надо минимум два часа. Это если час — это очень хорошо. Вот у меня, допустим, племянница живет там, она ездит от работы до дома час, она говорит: “Это очень хорошо”» [ИИ-1964];

«Москва — давка, Москва — это большая деревня» [ДЕН-1921].

Мегаполис холоден и негостеприимен к провинциалу:

«Не в обиду будь сказано, настолько мне всегда, конечно, девочке из маленького города, хотелось и быть ближе к Москве, и жить в Москве... Но сколько я туда не ездила, мне там холодно. Вот холодно по атмосфере, я не знаю, почему. В юности я не понимала даже. Ну как мне там неуютно? Ну ладно, наверно, к этому можно привыкнуть <...> Почему-то у меня холодеет, душа у меня там холодеет, мне там не тепло, не комфортно» [ЧОВ-1965].

Сами москвичи в рассказах предстают хитрыми, недружелюбными и невежливыми, не умеющими объяснить приезжему дорогу (обычный в провинции критерий бытового бескультурья):

«Я страшно любила Москву раньше. Очень любила. Я теперь Москву ненавижу. Я ненавижу ее, потому что там люди — они... москвичей там не осталось. Коренных москвичей. Или они живут в каких-то коммуналках, а приезжает деревня, и она остается получать квартиры <...> Почему, говорят, не любят? Я говорю, потому что москвичи, старые москвичи, те, которые там выросли — это москвичи. Они вежливые, они вам скажут, куда. А те, которые приехали: “Mы москвичи!” А что они в Москве видели? Они ничего не видели» [ДЕН-1921];

«[знакомая] работала библиотекарем, уехала туда. Там ее подруга устроила в какую-то фирму менеджером, но <...> она говорит: я не умею людей обманывать. Ну Москва-то любит, конечно, таких людей <...> Болтливых <...> Ну умеет болтать, такие хитрые. Но она человек порядочный <...> Здесь порядочнее люди, чем в Москве? Я считаю, да. По крайней мере, здесь пойдете куда — вам объяснят, куда надо идти, как дойти. В Москве — нет» [Т б/г].

В сравнении с Москвой Муром наделяется противоположными характеристиками: здесь люди вежливы, а жизнь спокойна:

«Вот у нас вот люди, например, не так избалованы жизнью, как в Москве, да? Но у нас люди, мне кажется, добрее. Вот, у нас и люди-то улыбаются. Вроде живут тяжело, а люди-то улыбаются у нас в городе всё равно, хоть тяжело, тяжело» [ИИ-1964];

«...Всё размеренно, люди тихо ходят, никто с ног в метро там не сшибает» [ЧОВ-1964].

Муром более богат культурными памятниками, чем столица: «...Дома XIXвека в Москве-то памятники истории и архитектуры, а мы в этом живем. В этих памятниках» [Ж б/г]. По рассказам, даже уехавшие в столицу не забывают особой ауры, присущей Мурому: «Но даже если уезжают, с любовью говорят о своем городе. Мои выпускники, пять лет назад я их выпустила, они заканчивают и учатся в московских вузах, но мы когда встречаемся, они всегда говорят, что у нас в Муроме — особый воздух, особые люди, особая аура» [КВН-1956].

Наконец, в некоторых рассказах Муром может выглядеть более привлекательным даже для самих москвичей: «...Есть такие случаи, что москвичи <...> своих детей привозят сюда, чтобы они здесь учились. Здесь, поскольку здесь дают системное, качественное, хорошее образование» [CТН-1950].

4.2. Муром и другие города Владимирской области

Можно сказать, что у муромлян слабо развит «областной патриотизм», и они отделяют свой город от области в целом: «Я ее практически не знаю, Владимирскую область. Потому что наш город он стоит вот как бы в отдалении от всех городов. Из всех городов, где я была во Владимирской области — это Владимир, Ковров и Гусь-Хрустальный. Всё, в остальных городах я вообще не была. Поэтому говорить о том, что я... моя родина Владимирская область — нет, все-таки мой город Муром» [ИИ-1964].

В отношении Владимира муромляне высказывают следующие мнения:

«А Владимир мне вообще не нравится. Какой-то путаный город. Улицы путаные, и горы какие-то. Не знаю, у нас до такой степени всё понятно, всё рядышком» [ИИ-1964];

«Владимир такой красивый город. Хороший город. Лучше Мурома? Конечно. Он и больше. Это ж областной город. Я не могу сказать точно, щас сколько там есть, но во всяком случае я думаю, не меньше 600-700 тысяч жителей, не меньше <...> И самое вот, то что вот он хорошо расположен. Но он весь как-то вот, он красивый, нарядный город. А там хорошо, видимо, вот все — и архитекторы там хорошо поработали, тоже красиво. Вы в Москву будете ехать — поезжайте автобусом через Владимир» [САС-1935].

При этом говорят и о своего рода соперничестве с областным центром: «У нас в Муроме театральная группа, пожалуй, даже посильнее, чем в славном городе Владимире» [БАП-1962].

Намного чаще возникает сравнение с Суздалем, продиктованное ревностью: Муром в отличие от Суздаля не входит в Золотое кольцо. Обычно это объясняется тем, что Муром был «закрытым» городом:

«И тоже мы ребятам говорим, я говорю ребятам, что Суздаль у нас — жемчужина Золотого кольца. Но наш Муром нисколько не хуже этой жемчужины. Только ведь мы не виноваты, что наш город долгое время был закрытым. У нас очень много военных заводов было. И поэтому иностранцам въезд был запрещен. И мы к Суздалю, конечно, с благоговением относимся <...> Ну потом мы ездили в Суздаль. С учениками. И вот в прошлом году были на экскурсии с учителями в Суздале. И вы знаете, погода была дождливая, вот я посмотрела на этот Суздаль, и что-то какой-то, он показался грязноватым. По сравнению с нашим Муромом... Конечно, там много соборов, конечно, там вкладывается, но. Я думаю что, уверена даже, я уверена, что вот наш Муром займет достойное место в Золотом кольце. И будет одной из жемчужин» [КВН-1956]. Другим обычным суждением является следующее: «если бы не порушили церкви, то не уступал бы Суздалю» [КАВ-1943]. Собственно, вхождение Суздаля (а не Мурома) в Золотое кольцо выглядит как несправедливость и отчасти случайность: «Это я могу сравнивать. Потому что мы так сказать не хуже Суздаля. Суздаль тоже такой же провинциальный городишечка. Маленький, заброшенный. Вот, только щас его привели в порядок <...> Ну нормально он сейчас функционирует, конечно, там можно было сделать лучше, больше и вкусней» [ЛВА-1937].

4.3. Муром и Нижний Новгород

Нижегородская область, в которую Муром входил до 1944 г., также постоянно сравнивается с Муромом. Обычно муромляне высказывают сожаление о том, что Нижний Новгород обладает значимостью (во всех смыслах), которой мог обладать Муром:

«...Ведь в общей сложности горьковский автозавод в свое время должен был быть построен здесь. В Муроме. И Муром был бы не просто Муром. Это Горький был бы как Муром. Вот. Потому что здесь изначально рекомендовано было, ну хотели построить автозавод строить здесь, в Муроме. Потому что здесь, говорят, площади очень хорошие, всё. И тогда наши, тогдашние муромские власти, они не дали добро на строительстов этого завода, потому что ну много земельных угодий <…> надо было отдать под строительство вот этого завода <...> Ну я в том смысле, что Горький он естественно получил, значит, очень солидную прибавку от того, что там построили вот этот гигант-завод. Ведь этот завод... ведь там же только, на этом заводе, я не знаю, сколько, 110 или 120 тыщ работающих было. Я знаю, там только партии, членов партии было 10 тыщ человек. Это то, что в Муроме, это у нас в партийной организации в свое время было 10 000 тысяч человек. А это только на заводе было десять тысяч человек. А работников было где-то 110, 120 тысяч человек. Естественно, район вот этот вот, который обслуживает вот этот... это ж 10 000 работающих. А сколько ж там проживало? Тысяч 500, наверно, не меньше, проживает в этом районе. Конечно же он, этот завод, он очень... дал ну мощный импульс в развитии города Горького <...> Но те ж тогда не представляли, что вот таким вот это всё будет. А они смотрели... если они и смотрели вперед, то не очень далеко. А так конечно, если б щас Муром был бы миллионным городом, автозавод был бы здесь — представляете, какая была бы значимость!» [САС-1935];

«Жаль, что Святое озеро — вот это тоже было бы нашей легендой, но в Нижегородской области находится <...> Оно недалеко, там муромские турбазы расположены, но находится в Нижегородской области, но там своя легенда <...> Вообще-то они не знают дальше, что с этим делать. То есть вроде бы и... это и не собственность Нижнего Новгорода, поскольку постройки, все постройки принадлежит Мурому. С другой стороны, земля их» [ЧОВ-1965];

«Это сейчас не считается она как бы станцией, Муром. Вот, а раньше у нас была станция <...> То есть поезда здесь не все останавливаются. Вот. Она уже значение такое не имеет, как раньше <...> Раньше она была вот именно более значительной, чем сейчас. Щас Навашино более значительно» [ИИ-1964].

О самом Нижнем Новгороде обычно высказываются отрицательно: «В Нижний Новгород — там насколько я знаю, сейчас вообще всё в упадке. Я вот ездила в июле туда. Какой-то, я раньше помню по юношеству, по детству там город такой — как бы мне нравился, щас я приехала — как-то... Грязный какой-то город мне показался, неуютный» [ИИ-1964];

«Ну вот почему мне Нижний не нравится — потому что большой, промышленный, довольно загрязненный, дышать там тяжело. В Муроме намного легче. Тут всё как-то компактно. Магазины. Заводы. Если учиться — институты — тоже где-то рядышком они все» [ВИ б/г].

5. ЖИТЕЛИ МУРОМА О СЕБЕ И ДРУГИХ

5.1. Самоназвание

В речи жителей Мурома существуют два варианта самоназвания — муромцы и муромляне (оба используются в местной и владимирской печати, а также в краеведческой литературе[7]). В бытовой речи чаще употребляется патроним муромляне; сами жители Мурома, предпочитающие этот вариант, объясняют свое предпочтение особой плавностью звучания этого слова, но в любом случае отрицают правильность названия муромчане[8]:

«Понимаете вот, я слышал два, две версии. То есть одни говорили: “Мы муромцы”, другие говорили: “Мы муромляне”. И то и другое вроде бы вот моему слуху не режет. Но не муромчане» [ФИК б/г];

«Правильно называются — “муромляне” <...> Муромцы, муромляне. Еще как-то нас — муромчата[9] называют <...> В журналах очень много писали про наш город, я не знаю, вообще откуда там брали информацию. Ну я вот как бы патриотка так вот нашего города, я все время как-то ревностно относилась ко всем неправильным журналистским изъяснениям про город Муром, да, вот. И поэтому когда вот там даже так нас называют, мне уже не нравится. Хотя вообще так — муромцы, Илья Муромец — муромцы. Ну “муромляне” иногда нас называют. А вы как говорите, как вам больше нравится? Я считаю, что “муромцы”» [ИИ-1964];

«Мы все муромцы. Даже... Да филологи занимались этим вопросом. И вот... у нас была завкафедрой литературы в институте педагогическом — давно, института-то нет давно. Она вот именно разработала и доказала, что правильно — “муромцы”. А никакие не муромляне и не... еще так еще» [ЛВА-1937];

«Вы знаете — так и так можно. Муромцы, муромляне. А вы говорите? По-разному. Муромляне, муромцы. “Муромчане” говорят? “Муромчане” — нет. Нет, не очень. “Муромляне” — как-то, знаете, плавно, тягуче так <...> речь такая вот плавная, напевная, поэтому вот я говорю, что “муромляне” так звучит более благозвучно» [КВН-1956];

«ЧОВ: А вот по-разному. Вот и у краеведов по-разному. Кто как. А почему, муромчанки, муромлянки даже <...> И муромцы. И даже знаете, у нас даже плакаты висят к празднику: “Дорогие муромляне!” или “Дорогие муромцы!” Не определились, да.

ЛГ: Хотя мне самой — “муромляне” <...>

ЧОВ: Вот вы знаете, немножко мягче. Мягче. А “муромцы” — грубее. Да <...>

ЛГ: Ну действительно есть, он Илья Муромец. Каждого муромца Ильей не назовешь [смеется]. “Муромляне” — это да, вот “муромец” — это все-таки я считаю — именно Илья Муромец» [ЧОВ-1965, ЛГ б/г].

В приведенном ниже рассказе обращает на себя внимание восприятие патронима муромец как свойственного официозной речи, насаждающегося сверху или даже извне: «Вообще историческое — “муромляне”, это историческое, потому что “муромлянка”, “муромлянин”, “муромляне”, но приехавшие <…> переделали муромлянинов на муромцев, как Илья Муромец. У нас всегда считалось, что муромец— это прозвище, то есть Илья из города Мурома, то есть Муромец. Это вот, но вот очень насаждается именно название “муромец”. Мы в газете пишем “муромец”, потому что Татьяна Николаевна редактор. И так же считал, раньше редактор Крутков так же он считал, что вот по Мурому нужно писать “муромец”, я там не считаю, но подчиняюсь. Приходится подчиняться. Сама пишу “муромлянка”, “муромлянин”» [ДИГ-1946].

5.2. Отличительные особенности

Обычным представлением об особенностях речи жителей Муромского края является оканье: «Мы же ведь окаем все. И мы окаем, у нас еще выделяется редуцированное “е”. Дальше вот бабушек послушать, например, в селах... у нас, скажут не “огород” — “угурод”» [КВН-1956]

Часто рассказы о муромской речи (и иногда и бытовых привычек) связываются либо с опытом переезда (приехавший в Муром замечает отличия от своего города), либо с контактом с неместными жителями, которые указывают коренным на их особенности. При этом иногда за речевую маску муромлянина выдается обычное просторечие:

«Моя мама приехала в Муром в 48 году. Вот. И первое было впечатление, что в Муроме страшно окают» [ТЕВ-1979];

«Он [знакомый] из Подмосковья где-то. Он говорит — что меня поразило, это то, что в Муроме говорят “без двадцать пять” вместо “без двадцати пяти”, говорят вместо “нет” — “нету” и ходят по улице в домашних тапочках. Вот он мне рассказывал это лет десять тому назад, но я это почему-то запомнила. Я ему тут же говорю: “Да никто у нас не ходит в домашних тапочках”. А действительно, старые женщины — они вот... ну щас тапочки более-менее приличные, уже такого уличного типа выпускают. Ну а раньше прям в домашних тапочках, ноги больные, вот они идут на рынок там куда-то» [ЧОВ-1965];

«А потом ведь коверкают очень вот слова. Ну вот например “булгахтер”. Легко произносится, чем “бух-галтер”. “Магазин”. Кто говорит “велосапед”, кто говорит “селипед” <...> В Муроме, в Муроме. Да. Вот эти. Бывшие из деревень. “Пальтехмастерская” <...> вместо “парикмахерской” <...> Вот как-то я значит иду по вокзалу тут, а универмаг — они его звали “ермак” <...> Одна баба идет, значит, в магазин, другая на вокзал. Другая бежит сюда. “Нюта! Нюта!” — “Ну че ты орешь, че ты орешь, че?” — “Ты где была тута?” — “Да вон в ермаке” — “А че там дают?” — “Да больно вкусную селедку малярованную”. Ма-ля-ров-ва-на. Вот. Она маринованная. А это “малярованная”. Теперь, значит, вот такая у них есть еще штука. “Ну ты знаешь, вот там эта, по Дзержинской-то улице там ларек околь мово дома?” “Околь мово дома” <...> Ну я там-то все-таки вырос в интеллигентной семье, обхождение-то у меня было, ребята-то были тоже из таких же семей. Вот. А тут я приехал — ба-а-а! Давали, да! Вот, например, раньше были майки, рубашки-ковбойки. А здесь звали “камбойка” <...> В футбол играют, вот один кричит: “<…> Забивать-то будете ай нет?” Ай нет» [ЛВА-1937];

«Я несколько раз слышала, что у нас очень грубый народ. В плане ругательств <...> Самой мне любая ругань очень не нравится, любая. Но то ли уж привыкли там, ну неприятно и всё, но мне именно так говорили. Вот так, как в Муроме якобы, я не знаю, как вот вы уже к этому там, убедились или нет, что якобы нигде. Вот это мне несколько раз знакомых, которые не муромские» [ЛГ б/г].

Другой мотив рассказов — особенная красота муромских девушек:

«ЛГ: А во Владимире я от некоторых слышала, когда училась, слышала такое, что в Муроме красивые девушки. Да. А парни — прямо сказать не очень. А во Владимире наоборот: интересные парни, а девушки не очень. И это я слышала от разных людей. Как от муромских, так и...

ЧОВ: Я это слышала от москвичей. Вот это довольно много, да, поскольку училась и потом общалась очень много. Когда я говорю москвичам... они говорят: “У вас такие девушки ходят”, я говорю: “Просто ваши красивые девушки на машинах ездят, а наши пока еще ходят ножками” [смеется]

ЛГ: А это уж у меня сколько знакомых, да? Ольга Владиславовна тоже знает, что именно они, муромские, вышли замуж за москвичей. Причем специально не стремились. Они, москвичи, приезжают сюда отдыхать, тут и Святое озеро, там где познакомились и вот» [ЧОВ-1965; ЛГ б/г];

«У нас в Нижегородской области, я с Нижнего, с области приехала, у нас тоже неплохие есть девушки, но таких красивых нет. Мимо проезжала — у нас вот... родственник, Оля рассказывала, из Голландии он ехал к родителям в Россию. Говорит: “Вы знаете, столько девушек все-таки красивых”. Он тоже это заметил. Это многие замечают. Это потому что, наверное, все-таки, корни-то старославянские. Мне кажется, лица и обличья все равно какие-то вот настоящие русские. Красивые девушки. А мужчины да, мужчины мало хорошие. Мужчины в основном маленькие. Их и практически не видно. Правильно, девушки очень красивые. Такая старославянская раса такая прямо» [ВИ б/г].

5.3. Коренные и деревенские

Популярны рассказы том, как мигранты из деревень наводнили Муром и присваивают себе блага, которые должны принадлежать коренному населению. Сами деревенские описываются как хитрые, бесчестные и бескультурные люди, наподобие того, как в столичных (московском и петербургском) текстах описываются «лимитчики»:

«Весь Муром, что сейчас — вся деревня. Да, да, да. Вот начиная после войны, даже с зон. Как вот это вот на фронт мужчины шли. На заводы, и всё <...> рабочие — из деревень. Все, женщины, все. А вот сейчас вот любой квартал возьмите, любую улицу, где бы, значить, практически там единицы живут местного населения, остальные все из деревень. Вот. Приехали они от заводов, получили квартиры. Почему вот сейчас одни старушки, они обижаются: “Видите, как живут!” А они как жили в старом жилье еще, в полуподвальных практически еще — они так и остались жить <...> И поэтому они-то, значит, остались, извините, догнивать в этих полуподвальных помещениях, а вся деревня как сказать — как ее ни называли, деревня. Как они все пополучали» [ФНА б/г];

«Вы знаете, в 44-м году Муром перевели из состава Нижегородской области во Владимирскую. И в 44-м году население составляло сорок тысяч человек. А на сегодняшний день — cто пятьдесят тысяч. Вы представляете, сколько наехало люду? Ведь это не от рождаемости. Рождаемость какая была? Ну... ну один, два, вы ж помните, при советской власти. Ну три — уже это максимум. Ну кое у кого были, но те, кто рождаемость... А развалились все деревни вокруг, и всех как могли так притащились сюда <...> Раньше был народ намного добрее, лучше. Щас уже приехали жлобы, значит, рвачи. Откуда приехали? Из деревень. А психология-то деревенская — вы знаете, какая психология? Воровство. Подстрекательство. Мат. Взятничество. Подхалимство. Всё это значит... ну жополизство. Это когда задницу вылизывают у начальства. Вот. Это всё происходит отсюда. Это заискивание, это ужас. Вы посмотрите — он вчера, ну как по поговорке говорится, из грязи в князи. Он вчера приехал из деревни, а уже через два-три года он заимел машину. А мы, городские люди, ничего не имеем. Потому что мы трудились за копейки. А он пришел, начал трудиться тоже за эти же копейки, но у него мама в деревне держала скотину. Ведь вот они все и живут — интересно. Все деревенские — это очень целеустремленные люди. У них всегда цель одна — стать начальником, руководителем. Но самому ничего не делать, а людей заставлять работать. И они все полезли в институты. А какие знания у деревенского мальчишки? Так они поступали за счет вот... кто мясо, кто рыбу, кто чего там, тащили, продавали, деньги, давали взятки, получали дипломы, а выходили дураки дураками <...> Директор предприятия из одной деревни. Секретарь парткома — из другой деревни. Председатель профсоюзного комитета — из третьей деревни. Начальники цехов в основном из этих же деревень. Там уже рука руку греет, где там, потому что там то родня, то свой, деревенский. У них это в общем тоже поставлено. Поэтому порядка нет» [ЛВА-1937];

«Может, конечно, основные жители, может, из, так сказать, и из интеллигенции, чего там. Но в основном сейчас в Муроме все везде там... много приезжих. Из ближайших деревень, они уж не настолько высококультурные» [ФГГ-1940];

«Пришла она [деревенская женщина] на работу <...> Мы смотрим, удивляемся. Она... платье такое бархатное, красивое, причем она мне рассказывала, за сколько она его купила на рынке, платок такой красивый — и кроссовки. Платье и кроссовки! “Это я тоже купила, смотри как красиво”. И тоже тут же цену называет» [МИА б/г].

Список информантов

БАП-1962 — Быков Александр Петрович, 1962 г.р., род. в Узбекистане, с 2 до 15 лет жил в Сибири, начальник безопасности в Муромском отделении железной дороги. Зап. М.Д. Алексеевский, М.В. Ахметова в 2005 г.

ВИ б/г — Вера Ивановна, около 45 лет, род. в Нижегородской обл., в Муроме живет несколько месяцев, продавец. Зап. М.Д. Алексеевский, М.В. Ахметова в 2005 г.

ГВМ-1947 — Гущина Валентина Михайловна, 1947 г.р., род. в Муроме, живет в с. Карачарово Муромского р-на, образование высшее, работала на заводе РИП. Зап. Л.Ф. Миронихина, 2003 г. Зап. М.В. Ахметова, В.Г. Смолицкий, 2005 г в 2005 г.

ГНК-1941 — Гущин Николай Константинович, 1941 г.р., род. в Муроме, живет в с. Карачарово Муромского р-на, образование высшее. Зап. М.В. Ахметова, В.Г. Смолицкий в 2005 г.

ДЕН-1921 — Дюмина (дев. Гогниева) Елизавета Николаевна, 1921 г.р., род. в Муроме, образование высшее, работала учителем. Зап. М.В. Ахметова в 2005 г.

ЕВА-1930 — Ершова Валентина Алексеевна, 1930 г.р., инженер. Зап. Л.Ф. Миронихина в 2004 г.

ЕТА-1950 — Евстафьева Татьяна Александровна, 1950 г.р., администратор ДК им. 1100-летия г. Мурома. Зап. М.Д. Алексеевский в 2005 г.

Ж — Женщина, около 30 лет, род. в Самаре, библиотекарь. Зап. М.В. Ахметова в 2005 г.

ИИ-1964 — Ирина Ильинична, 1964 г.р., род. в Муроме, образование высшее, администратор в гостинице. Зап. М.В. Ахметова в 2005 г.

КАВ-1943 — Кузин Александр Васильевич, 1943 г.р., род. в Муроме. Зап. М.В. Ахметова в 2005 г.

КВН-1956 — Кожемякина Валентина Николаевна, 1956 г.р., образование высшее, учитель. Зап. М.В. Ахметова.ЛГ б/г — Лидия Григорьевна, около 40 лет. Зап. М.В. Ахметова в 2005 г.

ЛВА-1937 — Лебедев Владимир Александрович, 1937 г.р., род. в Казани, в Муроме с 1954 г., работал машинистом, директором ДК железнодорожников, исполнитель роли Ильи Муромца на городских праздниках. Зап. М.В. Ахметова в 2005 г.

М-1971 — Максим, 1971 г.р., таксист. Зап. М.В. Ахметова, А.Г. Кулешов в 2005 г.

МИА б/г — Макеева Ирина Александровна, около 30 лет, образование высшее, руководитель муромской литературной группы. Зап. М.Д. Алексеевский, М.В. Ахметова, В.Е. Добровольская, С.В. Просина в 2005 г.

МИС-1968 — Маркелова Ирина Степановна, 1968 г.р., образование высшее, зам. директора в муромском филиале Владимирского государственного университета. Зап. М.В. Ахметова в 2005 г.

МН-1965 — Марина Николаевна, 1965 г.р., род. в с. Карачарово Муромского р-на, образование среднее специальное. Зап. М.В. Ахметова, В.Г. Смолицкий в 2005 г.

ОАА-1979 — Ожерельев Александр Александрович, 1979 г.р., род. в пос. Вербовский, образование среднее, сторож. Зап. М.Д. Алексеевский, М.В. Ахметова, В.Е. Добровольская, С.В. Просина в 2005 г.

ПЛВ-1979 — Пальчикова Любовь Викторовна, 1979 г.р. Зап. М.Д. Алексеевский, М.В. Ахметова в 2005 г.

С б/г — Светлана, около 25 лет, билетер. Зап. М.Д. Алексеевский в 2005 г.

САС-1935 — Семенов Александр Сергеевич, 70 лет, род. в Чувашской АССР, в Муроме с 1959 г., работал машинистом, начальником локомотивного депо. Зап. М.В. Ахметова в 2005 г.

САС-1938 — Савинова Светлана Андреевна, 1938 г.р., род. в Муроме, учитель. Зап. Л.Ф. Миронихина в 2005 г.

СМВ-1916 — Сливков Михаил Васильевич, 1916 г.р., род. в с. Карачарово. Зап. М.В. Ахметова, В.Г. Смолицкий в 2005 г.

СОД-1956 — Соловьева Ольга Донатовна, 1956 г.р., род. в Муроме, образование высшее, учитель. Зап. М.В. Ахметова в 2005 г.

СТН — Старкова Татьяна Николаевна, 55 лет, в Муроме с 1986 г., образование высшее, главный редактор газеты «Новая провинция». Зап. М.Д. Алексеевский, М.В. Ахметова в 2005 г.

СЮА-1947 — Симонов Юрий Александрович, 1947 г.р., род. в пос. Мариец Марийской АССР, в Муроме с 1964 г., образование среднее специальное, работал машинисом. Зап. М.В. Ахметова в 2005 г.

Т б/г — Татьяна, около 40 лет, род. в Муроме. Зап. М.Д. Алексеевский, М.В. Ахметова в 2005 г.

ТЕВ-1979 — Трепетова Елена Викентьевна, 1979 г.р., образование высшее, юрист. Зап. М.Д. Алексеевский, М.В. Ахметова, В.Е. Добровольская, С.В. Просина в 2005 г.

ТЮ б/г — Татьяна Юрьевна, около 50 лет, образование высшее, учитель. Зап. М.Д. Алексеевский, М.В. Ахметова в 2005 г.

УТА б/г — Усова Тамара Алексеевна. Зап. Л.Ф. Миронихина в 2004 г.

ФГГ-1940 — Филатова Галина Григорьевна, 1940 г.р., род. в д. Грибково, в Муроме с 1960-х гг., образование среднее специальное, медик, солистка хора Отделенческой железнодорожной больницы, поэт. Зап. М.В. Ахметова в 2005 г.

ФНА б/г — Фофанов Николай Алексеевич, около 60 лет, род. в Екатеринбурге, в Муроме живет 24 года. Зап. М.Д. Алексеевский, М.В. Ахметова, В.Е. Добровольская, С.В. Просина в 2005 г.

ЧОВ-1965 — Черепанова Ольга Владиславовна, 1965 г.р., образование высшее, зав. Библиотекой муромского филиала Московского психолого-социального института. Зап. М.В. Ахметова в 2005 г.

ШНЮ-1953 — Шмелева (дев. Власова) Надежда Юрьевна, 1953 г.р., образование среднее специальное, связист в Муромском отделении железной дороги. живет в Муроме с 1976 г. Зап. М.Д. Алексеевский, М.В. Ахметова в 2005 г.