<< На главную страницу

М.В. Ахметова

Городское пространство в локальном тексте (г. Муром)

Как административное образование округ Муром включает в себя городскую часть, состоящую из микрорайонов, и сельские округа. Микрорайоны, составляющие собственно городскую часть, не обязательно совпадают с территориальным делением, существующим в представлении горожан. Муромские районы (здесь и далее термин район употребляется в широком смысле, в отличие от административного термина микрорайон) формировались на протяжении всей истории города. Районы, сложившиеся в ХХ в., вырастали из промышленных поселков, входивших в черту города деревень и массивов новостроек. В качестве главных районообразующих предприятий муромляне называют железную дорогу, стрелочный завод, фанерно-мебельный комбинат, приборостроительный завод и льнопрядильную фабрику им. Войкова. Границами, разделяющими районы друг от друга, а город от сельской округи, служат как природные (овраги, река, леса), так и рукотворные объекты (железнодорожные пути, улицы).

С конца 1990-х гг. в состав города вошли около десяти сел, деревень и поселков. В этой главе мы рассматриваем лишь те, в которых существует промышленность, исторически связанная с собственно муромской, и которые самими муромлянами традиционно считаются в той или иной степени «городскими» и даже осмысливаются как районы. Именно поэтому будут рассмотрены Вербовский поселок (в составе Мурома с 1997 г.) и поселок фабрики им. Войкова (с 2005 г.)[1].

Нередко муромляне, не проявляющие интереса к краеведению, заявляют, что знают лишь свой район, а города в целом не знают: «Да мы живем вот в этом районе, больше там это, туда, к центру, как-то не очень воспринимаем» [ШНЮ-1953]; «Если я была в строгом воспитана, меня никуда не пускали, лишнего, я мало что знаю в городе» [ЕТА-1950]. Между тем существуют своего рода точки пересечения жителей разных районов — это рынки, места отдыха (парки, клубы, дома культуры), места проведения праздничных мероприятий и шествий и т.д. Можно выделить подобного рода локусы, имеющие значение для города в целом, и локусы районного значения. Важность некоторых локусов сегодня и в советскую эпоху оказывается разной, в особенности это касается рынков, магазинов и питейных заведений, которых до 1990-х гг. было намного меньше, а следовательно, их значимость и знаковость были на порядок выше.

Существуют и известные всем горожанам представления о других районах, уровне жизни в них и репутации их жителей, о предприятиях, памятниках и т.д.

Также общеизвестны неофициальные названия районов, улиц, общежитий, выдающихся зданий и других объектов (кроме тех, что значимы только на уровне своего района), а также предания о возникновении официальных и неофициальных названий (часто бытующие в нескольких версиях). Большинство разговорных названий образовано по традиционным для русской топонимики моделям[2]. Многие топонимы для Мурома не специфичны (такие названия как Белый дом ‘административное здание’, Корабль ‘длинное здание’, Шайба ‘пивной ларек круглой формы’, Шанхай ‘район барачной застройки’ известны во многих городах).

Разумеется, отразить во всей исторической полноте топонимику такого крупного города как Муром — задача заведомо невыполнимая. Одни названия выходят из употребления, оставаясь в памяти лишь пожилых людей и краеведов (например Инженерские дома, Питомник, КПФский дом); другие появились совсем недавно (например Рейхстаг ‘Расчетно-кассовый центр’, у самолета и т.д.). Во второй половине ХХ в. муромская топонимика активно собиралась краеведом А.А. Епанчиным[3]. В ходе нашей работы некоторые топонимы, зафиксированные Епанчиным, оказались опрошенным нами муромлянам уже неизвестными, при этом было выявлено много новых названий.

В этой главе мы приводим тексты, отражающие представления муромлян о пространстве своего города, о соотношении центра и окраин, об истории и современном состоянии районов, о значимых местах, а также о происхождении и бытовании основных городских топонимов.

1. ПЛАНИРОВКА И ЗАСТРОЙКА МУРОМА

Все муромляне (как коренные, так и некоренные) отмечают необыкновенно удачную и четкую планировку города, начало которой положено еще при Екатерине II:

«Так наш город-то маленький, заблудиться здесь практически невозможно, потому что у нас все улицы по плану, как его утверждала еще Екатерина II, да? Застройка была после всех пожаров и прочего, в XVIII веке, у нас всё ведь сгорело. И все улицы идут к Оке, ведут» [КВН-1956];

«У нас направление, расположение улиц четко идет по сторонам света. Северо-восток и юго-запад. Вот за... восточная сторона, и все улицы идут вдоль по ней. Ну с севера на юг. И так город так же построен <…> У нас легко ориентироваться в городе...» [ГВM-1947];

«У нас в Александрове этого не было, чтобы... Постоянно вот или как-то обозначения этой улицы, или само название. У нас вот было — “около рынка” там скажут. То есть [в Муроме] не “около рынка”, а “на Куликова”, кто там, я не знаю, Куликова или там, там скажут именно улицу. Улицы что ли так распланированы хорошо? А вот в Александрове такая идет длинная-длинная, и непонятно. Длинный город. А здесь он такой более вроде квадратный что ли, или я не знаю, как назвать это» [СТБ-1952].

На протяжении ХХ в. расширение Мурома происходило за счет включения в его состав окрестных деревень и поселков, строившихся различными предприятиями как в черте города, так и за его пределами:

«Вот как бы понимаете, всё это приурочено к застройкам. Железная дорога строили, да, соответственно здесь [на Казанке]живут железнодорожники. Вербовский завод есть, строили, строили дома — сформировался Вербовский поселок. Вот Африка. Естественно, кто какое-то, хоть какое-то отношение имеет к стрелочному заводу. Очень мало людей, которые просто там жили. Эти дома снесли и расселили там. Старые районы — там уже всё вперемешку, мне кажется, там по-разному <...> Кто какой завод строил — там живут, те работники» [ПЛВ-1979];

«Вот за счет деревень <...> Ну вот Вербовский присоединился <...> А так там Карачарово была, щас город. Вот только Штап. Был, как говорится, сельский, в 70-е в Муром он, как говорится, вошел. Вот это тут километров 10 к Мурому вот село Панфилово, так оно и осталось село» [КАВ-1943];

«Вот там вот через Выемку, через мост переезжаешь — там завод. Он Станкопатронный тогда еще давно-о назывался. Станкопатронный-6, почтовый ящик-6. Тоже оборонная промышленность там, всё. Хорошо люди зарабатывали. Весь район расстроили вот у Льва Толстого. Тоже люди квартиры все получали. А я еще помню, я жил там вот, у старого моста. На Льва Толстого. Вот там был частный сектор. Один вот дом 37-й был мой, шлакоблочный» [ИВ-1957] и т.д.

По воспоминаниям, довоенный Муром был практически весь деревянным, за исключением старых каменных и кирпичных зданий, сосредоточенных в основном в центре и на Казанке. Широкое строительство многоэтажных домов, потеснивших деревянную застройку (частный сектор и бараки), и расширение черты города начинается в послевоенное время, особенно активно — с середины 1950-х гг., согласно принятому в 1953 г. Генеральному плану застройки Мурома[4]:

«Это начиная с 50-х годов. Как раз в 50-х годах началось это в Муроме самое большое строительство — 49-й, 50-й, 51-й годы» [ДИГ-1946];

«Это уже в конце 50-х начали строить вот первые такие здания, вот этот “Октябрь”, “Прогресс” кинотеатры. Первые дома <...> Сталинские их называют, сталинские. Первые дома в городе. А так всё кругом деревяшки были. Когда их стали сносить? Ой, вы знаете, ну, наверное, ну после войны, наверно, их и начали. Раньше нет» [ИВ-1957];

«...Вот я в 59-м году приехал. И даже вот на Казанке кирпичные здания — был вокзал, клуб железнодорожников, вот эта столовая рядом с клубом железнодорожников и два маленьких двухэтажных общежития. Всё. А всё остальное было всё деревянное, всё одноэтажное. И Собачаевка, она вот этот, вот вся она была одноэтажная. Сады, сады, сады, сады, и там ни одного не было кирпичного здания. Это щас вот уже понастроено, вот я 46 лет в Муроме. Он же так изменился здорово, этот город Муром. Он стал каменный» [САС-1936].

Интенсивность строительства может связываться с активностью руководства предприятия: «Вот он был, Харитонов, заступил директором завода, он был заместителем директора 6-го завода, тогда директор был тот самый — огромный, значимый. А он у него был заместителем. И когда он заступил директором вот этого завода Дзержинского, был завод Дзержинского — он по три дома в год строил. Он так хорошо строил, так много строил» [САС-1936].

На сегодняшний день кварталы многоэтажной застройки находятся на Казанке, в Африке, в Южном и Фанерном микрорайонах, на Вербовском, а также на юге и западе центра. Пока уникально десятиэтажное здание (на 2005 г. одно в городе) и одноподъездные девятиэтажные (на 2005 г. два); последние сейчас чаще называют свечками, ранее бытовали также названия башни и высотки:

«Ну когда он, допустим, сдали его только, номер ему там присвоили — Воровского, 67, например, был Воровского, 69 — девятка[5]простая, и тут же идет Воровского, 71. А потом построили эти десятку. Говорит: “Воровского, 67”. — “А чё это у нас?” — я к примеру спрашиваю диспетчера. Она говорит: “Это новая десяточка”. Всё. Она и одна-единственная в городе. Ну щас вон тут смотрю, строят» [ИВ-1957];

«У нас “башня” назвали всего два дома <…> Мы называли как-то “высотки” сначала. Девятиэтажки. Самые — это девятиэтажка. Вот. “Высотка” как-то не привилась. А “башня” — у нас было два дома одноподъездных, девятиэтажки <...> Девятиэтажка на Октябрьской, девятиэтажка на какой, на Пролетарской там» [ДИГ-1946];

«Десятка у нас единственная в городе <...> “Свечка” это тоже девять этажей, но она одноподъездная, грубо говоря, и такая вот, как свечка. А “башня” говорят? “Башня” — нет. Башня у нас тоже одна, водонапорная, в центре» [М-1971].

Расширение строительства в 1960—1970-е гг. приводит к вытеснению не только деревянной и барачной застройки, но и таких объектов, как кладбища, тюрьмы, сады, о которых остается лишь память:

«Мы в 73-м году въехали, а ему [дому], наверно, что-то строили, наверно 75-й, 76-й <...> До этого здесь [в районе роддома] был сад-огород. Государственный. Яблони, груши, сливы, вишни, всяка всячина. Вот все эти огороды, что мы щас занимаемся, тогда были яблони до самого туда-туда. Там был домик деревянный, там была сторожка. Там сторож был. Вот там было это. А ранее, ранее, это еще, еще при царе, там не знаю когда, это уж я не знаю, было Пятницкое, называлось, кладбище» [БЕП-1930];

«А тюрьма была вот, где парк. Прям тут вот. Заключенные слушали музыку, люди шли на танцы, вот слушали музыку. Прям рядом с парком. Ну конечно, не на месте она стояла <…> Она даже не тюрьма, она была камера предварительного следствия. Там до суда сидели. А потом <...> во Владимир перевели там это всё. Вот предварительное СИЗО, следственный изолятор. Вот. А потом действительно — зона отдыха и тут рядом тюрьма. На ее месте построили детскую больницу. Потом ее сломали» [СЮА-1947].

С расширением города неизбежно сдвигаются понятия о центре и окраине. Показателен распространенный сюжет рассказов о толевом/рубероидном заводе, расположенном в районе исторической Московской заставы, где был въезд в Муром со стороны Владимира и Нижнего Новгорода: «В центре города находится у нас ЗАО “Кровля”, кровля, толевый завод, как его раньше называли, ему 83 [года] <...> Вот здесь, где въезд в город, гостиница “Русь” — это была уже окраина города <...> А щас это уже центр почти» [САС-1936].

2. ТЕРРИТОРИАЛЬНОЕ ДЕЛЕНИЕ МУРОМА

2.1. Центр

Как и во многих других русских городах, в Муроме выделяется центральное ядро, которое в разговорной речи носит название город и противопоставляется новым районам:

«...Городом у нас считается, центр, центральный район...» [ПЛВ-1979];

«...Я, например, рожала в этом вот [роддоме], на Южном. Не в городском» [ШНЮ-1953];

«В основном всё было в городе. А на Казанке там был, потом единственный клуб там выстроили, который был клуб имени Ленина» [ДЕН-1921].

При этом рассказчики отдают себе отчет, что город в прямом смысле включает и нецентральные районы:

«Она входила в город, но она была как Казанка» [ДЕН-1921];

«...Он так и назывался — Фанерный поселок. Но он всегда входил в город» [ДИГ-1946].

Центральными улицами считаются Московская, Льва Толстого и Ленина, а главными площадями — площадь им. 1100-летия г. Мурома и площадь Победы:

«Там на улице, вот на Московской, на центральной нашей, вот этот квартал, он центральный <...> Ну центр — это Московская, Ленина и Льва Толстого» [ШНЮ-1953];

«...Главная площадь — это около рынка и около Белого дома [здания администрации]» [С б/г].

В то же время сам центр неоднороден. Внутри него самого «городом» является исторический центр: так, на ул. Советской с запада на восток муромляне локализовали «город», начиная от квартала, в котором расположен Дворец культуры им. 1100-летия Мурома.

Для молодежи 1980—1990-х было актуально деление центра на Львуху/Львушку и Централку:

«[Львуха включает в себя] весь район вот этот, ограниченный улицей Заводской по одной, скажем, стороне, Куликовой — квадрат такой, Московской... Там нет, наверно, не Московской, там ближе в ту сторону — Советской там, Карла Маркса. И речкой. Вот такой вот большой квадрат с улицей Льва Толстого <...> Централка тоже была. Ну отдельно как бы район. Это вот Московская улица вся ну и близлежащие — Советская с той стороны, Коммунистическая» [М-1971].

Название Львуха сейчас используется для обозначения лишь улицы Льва Толстого: «Это уж мне по рации всё время кричат: “Львуха”. Она и сейчас Львуха» [М-1971].

В качестве абсолютного центра Мурома может восприниматься исторически самое высокое здание в городе — водонапорная башня: «В основном он [центр] считается около башни. Вот он начинается тут» [КАВ-1943].

Центр ограничен Окой, оврагами и железной дорогой:

«Город — вот центр <...> Границы вам щас скажу. Здесь вот этот, как говорится, Выемка, это самое, где железная дорога идет. Там идет... ну Штап он тоже переходил, он так назывался — Штап и Штап, там тоже овраг был. Ну он был так — овраг, овраг. Штапной овраг, вот <...> Там вы знаете как, вот идет Штапной овраг, там идет Штап, а дальше идет Слободской овраг. Да, там уже Якиманская слобода дальше идет. Тут река, там железная дорога, Нижегородская железная дорога. Муром-2 назывался этот вокзал <...>  А там [за железной дорогой] была Казанка» [ДЕН-1921];

«Раньше здесь железная дорога проходила. Железнодорожный переезд был. Вот значит, в сторону города — это город, центр. А с другой стороны — это уже Казанка начинается <...> По Оке — там уже граница с другой областью, с Горьковской» [ШНЮ-1953].

В центре проходят главные праздничные мероприятия, посвященные дню города,. Торжественное шествие начинается от площади Труда у гостиницы «Русь» (теперь «Муром») по ул. Московской, сворачивает на ул. Льва Толстого и заканчивается митингом на площади Победы. Вечером проводятся мероприятия на площади 1100-летия г. Мурома и в Окском парке:

«Ну примерно где-то с десяти часов, вот так вот. Там на улице, вот на Московской, на центральной нашей, вот этот квaртал, он центральный, там устанавливают всяческие палатки, прилавки. Она уже, ну там перекрывается движение. Московское плюс вот так вот Ленина <...> Да, вот в центре вот на площади да, на центральной, там большая сцена выстраивается... <...> Ну сначала как бы бывают вот эти всякие фольклорные ансамбли, а потом эстрадные ансамбли и до самого до вечера, и вот всё это... Там вот в Окском — уже там дискотека, и здесь на площади, это самое, дискотека, до позднего вечера все гуляют» [ШНЮ-1953];

«...В этом году открывалось, по-моему, в гостинице “Русь” <…> Шли, шли на площадь центральную. На площадь Победы. Там небольшой тоже митинг, выступление мэра города, там дела еще там, какие-то директора выступали <...> Ну на площади 1100-летия города Мурома ставится эстрада. Там проходит концерт. То есть в общем-то в течение дня можно в любой точке города, каждый район — он представляет свою программу <...> Вечером тоже там на эстраде бывает концерт, какую-то приглашают группу или там певцов каких-то приглашают. В парках тоже программы. И заканчивается всё фейерверком <...> или на площади Победы, или же на площади 1100-летия города Мурома» [ИИ-1964].

2.2. Районы

Одним из старейших районов города является Казанка. Она начала застраиваться в начале ХХ в. на территории, примыкающей к железной дороге, и считается железнодорожным районом: «Железнодорожный район, да. Ну наши дома здесь железная дорога построила. Всё это, железнодорожники здесь живут, да» [ШНЮ-1953].

Существуют следующие версии происхождения топонима Казанка:

«Была [до 1961 г.] Казанская железная дорога, это очень была значимая дорога. Это самый короткий путь, который связывает центр с Уралом. А севернее идет Горьковская железная дорога. Она так и была — Горьковская. А щас они объединились в одну — в Горьковскую железную дорогу <…> Вот, а то была Казанская железная дорога, поэтому так и называли, шо это вот район. А в основном же работали здесь вот на железной дороге — так он и назывался этот район — Казанка» [САС-1936];

«А Казанка — тут речка в свое время была Казанка. Небольшая речка, которая впадала в Оку. И она как бы разделяла город, этот вот район от города. И поэтому Казанка. А некоторые так считают, что у нас раньше была Казанская железная дорога. И в этом микрорайоне жили почти одни железнодорожники» [ФГГ-1940].

Для муромлян, живущих в других районах, Казанка — это всё, что находится за железнодорожной линией со станцией Муром-2 (в настоящее время не функционирует). Однако сами жители Казанки выделяют Западный микрорайон (в районе Отделенческой больницы на станции Муром и клуба им. В.И. Ленина) и район вокзала (Привокзальная площадь, ул. Филатова и Вокзальная). По словам сотрудницы железнодорожной больницы, «в 1912-м году, когда строили здесь железную дорогу, строился вокзал вот наш старинный, как вы видите. И началось, ну как люди начали селиться здесь, в Западном микрорайоне. У нас этот район называют Западный микрорайон» [МЛН б/г]. На ул. Филатова нам сказали: «Казанка дальше» [ШНЮ-1953]. Может еще выделяться второй Муром/район второго Мурома (вдоль железнодорожной линии со станцией Муром-2), но его принадлежность в силу пограничного положения может вызывать сомнения: «А где он [район Казанки] кончается? Обычно до второго Мурома, вот там переезд, вот когда вы ездили, щас этого переезда нет, его недавно закрыли» [САС-1936];

«Это центр Мурома. Это второй Муром. Это называется район второго Мурома. А почему он второго Мурома, вот первый Муром это вот вокзал. Вот центральный. А второй Муром — там тоже есть маленький вокзальчик. Вот. Отправлялись поезда на Ковров <...> И вот это как раз и веточка с этого второго Мурома идет на этот рубероидный завод» [САС-1936].

Старожилы помнят довоенное деление Казанки по поселкам, сейчас неактуальное:

«ДЕН: Это Казанка была. Там центр был — ПРЗ. Паровозо-ремонтный завод, тот, что теперь “Тепловоз”. И там были вот, там поселки были. Рабочий поселок, Большой Административный, Малый Административный <...>

ДИГ: Административные поселки находились там, около вокзала. Вот там, по-моему, где вот все эти жили, инженеры, да?

ДЕН: Да, там были каменные домики, вот эти отдельные квартиры <...> А Рабочий поселок был ближе к... ниже к Александровке.

ДИГ: Это вот там за Калинина, улицей Калинина, вот там вот.

ДЕН: А здесь вот уже был Амосовский поселок. После вокзала Нижегородского. Это там, где щас улица Амосова? Да. А это Амосовский» [ДЕН-1921, ДИГ-1946].

Штаб/Штап находится в северо-восточной части Мурома. Происхождение названия района обычно связывают с располагавшимся здесь некогда штабом; при этом в речевую традицию вошло оглушение последней согласной в слове штаб:

«...Еще при Ермакове... ой, ну раньше солдаты помните, служили долго, по 25 лет, а потом выходили — ну типа пенсия, они уже там больные, старые, всё, а как бы они кроме военной службы. И разместили у нас в Муроме какую-то там часть вот этих солдат и вот он распределял на постой, и вот если я не ошибаюсь, именно... Единственно, что он был штаб. Именно на “Б”. А почему-то со временем все стали произносить “Штап”. “П”. И так именно и говорят — именно “у Штапского моста” <...> Да, это щас причем, знаете, чуть ли уже не пишут, по-моему. Не “у Штабского моста”, вот именно “штаб”, а “П”. То есть это как бы вошло. Хотя там был просто этот штаб, вот отставные все капитаны, солдаты, всё» [ЛГ б/г];

«Штаб был когда-то. Белогвардейцы. Кто-то мне рассказывал <...> На одной стороне, гыт, войска ставили, на другой стороне был штаб» [ВИ б/г];

«А вот на Штапу расквартировался полк. Полк. Военный. Там жили, значит, ну, как говорили, штабные люди. То есть там офицеры. Были. И вот Штап, штап так и остался <...> То есть там расквартирован был полк большой. Это было в XVI-м... XV, XVI век» [ВН б/г].

Штап делится на Старый (дореволюционная застройка) и Новый (застройка 1950-х гг. (Старый Штап, по рассказам, вошел в черту Мурома в 1970-е гг. [КАВ-1943]):

«ДЕН: Там был Центральный поселок. Это вот там где сейчас — вот потом уже стали, больницу выстроили, там дома вот такие частные стоят, это Центральный поселок <...>

ДИГ: Это начиная с 50-х годов. Как раз в 50-х годах началось, это, в Муроме самое большое строительство — 49-й, 50-й, 51-й годы, и вот образовался Центральный поселок. Причем там улица Молодежная, Фестивальная — это всё строилось к Фестивалю молодежи. И поэтому давали такие вот названия. Это был 57-й год. 56, 57-й год. Это там Штап? Нет, это Центральный поселок. А Штап — это старинная, еще дореволюционная постройка. Там частные дома вот. Это вот за мостом, за этим за Штапским мостом, там это, это самый Штап. И он <…> от реки идет и где-то, наверно, идет до улицы Матросова, наверно, вот так вот <...> А то, что после уже было построено, это вот уже считается вот Новый Штап. Но у нас он считался Центральный поселок.

ДЕН: Там Штап — какая — Садовая, Казанская, Приокская, Ямская, Фруктовая» [ДЕН-1921; ДИГ-1946].

Штап дал имя отделяющему его от центра оврагу, мосту через овраг и находящемуся на Садовой ул. магазину:

«И мост там Штапской. Штапской магазин. Номер у него есть, а магазин тоже Штапской. Так его называют» [М-1971];

«Штабной, магазин Штабной есть» [ОЛ б/г];

«Ну Штап он тоже переходил, он так назывался — Штап и Штап, там тоже овраг был <...> Ну он был так — овраг, овраг. Штапной овраг» [ДЕН-1921].

Микрорайон Фанерный находится в южной части Мурома. Он вырос на основе Фанерного поселка, который начал строиться с 1930-х гг. вокруг фанерного комбината, этим и объясняют его название:

«Фанерный — значит, потому что фанерный комбинат» [ВН б/г];

«Фанерный выстроили в 31-м году, вот начали его строить. С 29-го примерно по 31-й—32-й год. И около этого завода вырос поселок. Это было, он вырос на окраине Карачарово, села Карачарово, и он так и назывался — Фанерный поселок» [ДИГ-1946].

Есть и менее распространенные интерпретации, например: «Фанерный — потому что там вот, например, и дома-то все эти, деревянные или там фанерные» [КИИ-1962].

Находящийся на окраине города до недавнего времени, когда в границы Мурома было включено Карачарово, и примыкающий скорее к Карачарову, чем к центру города, Фанерный воспринимается как район отдаленный и автономный: «Фанерный — это как бы окраина города. Они как-то там сами как бы по себе что ли <...> И Фанерный он как бы вот ну свой микро... такой район что ли. Там всё есть, ему в город, в общей сложности, и незачем ездить. У них всё там есть — кинотеатр у них там есть, магазины у них там есть, рынки у них там есть. Всё у них там есть. То есть им оттуда... но это они, этот вот Фанерный, он отделяется от Мурома только железнодорожной линией <...> А так в общей сложности тоже Муром <...> А за Фанерным идут вот эти вот селения. Ну такие, деревни. Карачарово, откуда Илья Муромец. Панфилово, такие вот <...> Как бы вот этим Фанерным заканчивается в ту сторону Муром» [САС-1936].

Название одного из самых новых микрорайонов, застраивавшегося с середины 1960-х гг.[6], Южного, объясняется географически: «Вот Южный там — понятно, что это на юге нашего города стал микрорайон строиться — понятно, назвали его Южный» [ВН б/г]. Южный делится на Старый и Новый, в соответствии с этапами застройки.

На северо-западе Мурома находятся Африка иСобачаевка. Собачаевка — район частной застройки, по рассказам, некогда населенный железнодорожниками и мигрантами из деревень. Африка застраивалась в последней трети ХХ в. стрелочным заводом, частично на территории Собачаевки:

«Собачаевка наша она застроена очень хорошо. Когда стрелочный завод начал строиться, он очень много понастроил, посносил вот эту Собачаевку и построил там такие хорошие дома <...> А он [район Собачаевки] и без того был хорош. Просто он был одноэтажный. А вот сюда, если в эту сторону идти, это у нас больница на железной дороге есть, и за больницей такой плохой район <...> Ну деревянные здания там это всё. Вот они и говорят — давайте мы здесь будем строить. Плохие вот эти, барачного типа дома, будем сносить, хорошие дома будем строить. Так нет — сносили дома на Собачаевке, а там крепкие были дома такие. Там машинистов у нас очень много жили. Вот. Их посносили и сады ликвидировали. И поставили вот эти вот кирпичные дома. Они тоже хорошие дома. Но и снесли хорошие. Ведь кто знает, где лучше жить — или в частном доме со всеми удобствами, да? Или в кирпичной квартире?» [САС-1936];

«И вот когда деревня стала приезжать в город, им давали место там вот, на этой Собачаевке. Они построили себе вдоль вот этой улицы Московской, построили себе там дома, значит, огородики. А потом завод стал строить большие дома» [ЛВА-1937].

Новый район, застроенный типовыми многоэтажками, Африка считается «молодежным» [ТЮ б/г] и перенаселенным: «очень населенный у нас этот район Африки. Дом на дому» [ЕТА-1950].

Границами между Африкой и Собачаевкой и, в свою очередь, Африкой и Казанкой считаются следующие улицы:

«…Расковой, Серова, Вишневая, Спартаковская — вот это Африка» [ФИК б/г];

«Казанка и Африка [разделяются] скорее всего Лаврентьева. Не скорее всего, а так оно и есть <...> Вишневая, Спартаковская — это, наверное, все-таки Африка <...> Африка с Собачаевкой, [разделяются] наверное, Трудовой улицей» [М-1971].

Существуют следующие версии происхождения названия Собачаевка:

«ЧОВ: Там, видимо, этот район собаками славился <...> Мне эту историю недавно рассказывали. Я просто хотела сказать, что... ну, по-моему, там что-то типа живодерни.

ЛГ: Вот и я тоже так думаю <...> Ну просто, вот бегали вот эти вот, как бы сказать, ватаги собак диких, ловили их» [ЧОВ-1965, ЛГ б/г];

«И почему она Собачаевка — может, потому что в каждом доме собака? <…> Просто одноэтажные дома, все имели сады свои. В общем, может, для охраны вот этих своих хозяйств» [САС-1936].

Еще больше версий у происхождения названия района Африка:

«Ну почему Африкой назвали? И кто-то говорит: “Ну вроде самая южная точка”. Я говорю: “Ну где ж она южная?” А оказывается, нет, оказывается, когда там построили новые дома, новостройки, и отопление включили, это были самые жаркие, самый жаркий район был. То есть там очень хорошее было отопление. И оттого, что там так хорошо топят, прозвали Африкой. То есть там жара, как в Африке» [ИИ-1964];

«...Там раньше стояли частные дома. И кругом был песок. Песчаный почва. И поэтому вот прозвали. Потому что там песок, очень много было песку» [ФГГ-1940];

«Чего Африка? А потом я понял, почему Африка. Потому что этот район назывался Собачаевка. Там были пески. Ну а как Сахара. И там все время собаки водились. Много тогда собак было <...> А потом завод стал строить большие дома на этих песках. Там жарища. Там жарко. Вот, видимо, прозвали Африкой. Потому что вроде бы в песках, в жаре, жарко» [ЛВА-1937];

«Вот щас называют район Африка — почему Африка? Там на отшибе <...> Что потеплее — нет. Просто далеко ехать. В Африку» [ИВ-1957];

«Почему Африка? Ну там совершенно дома как бы построены хаотично. То есть там вот нет как бы планомерности. Чтобы там по линии по какой-то там, по диагонали — ничего, там вот именно так как-то натыкано всё. Вот у людей там сложилось впечатление — как в Африке. В Африке-то что? Деревья, пальмы, и всё это как? Хаотично» [ПЛВ-1979];

«У меня своя точка зрения, как-то она оказалась неправильной. Африка. Вот я так понимаю — далеко очень, да? Поэтому и называют Африкой <...> А я вот ошиблась, я-то думала, Африка это другое. Там поставили, значит, магазин, он очень долгие годы был без названия. А поскольку он, знаете, вот такой буквой какой-то изогнутой, его люди в народе прозвали Крокодил. И потом хозяин магазина вынужден был на нем написать “Крокодил”. Потому что: “Где?” — “У Крокодила”. А у него еще не было, ну номер 14, ну как у них есть там названия <…> Думаю, раз там магазин Крокодил, значит, и район этот Африка. Вот для меня крокодилы где водятся? В Африке. Но это еще дальше, еще дальше» [ЧОВ-1965].

Название Африка в силу своей экзотичности обыгрывается анекдотами: «Это даже есть анекдот, вот когда у нас проводился “Пелетон” [международные велогонки] <...> Бабуля подходит в районе гостиницы позвонить и у молодого человека спрашивает: “Вы не подскажете, как вот мне в Африку позвонить?” А это якобы был один из участников “Пелетона”. И говорит: “Да что, бабуля, я до Парижа никак не дозвонюсь, а вы в Африку”» [ФГГ-1940].

В одном из краеведческих изданий новый район на границе Африки и Казанки (ул. Лаврентьева, Машинистов и Жданова) называется Черемушками[7], однако ни один рассказчик Черемушки не упоминал.

Микрорайон Вербовский, выросший из одноименного поселка, вошел в черту города в 1997 г. До сих пор в разговорной речи муромляне и бывшие вербовчане называют его поселком: «А вот Вербовский у вас еще есть. Есть. Такой красивый поселок» [ВИ б/г]; «Речка Вербовка, пошли вот до сих пор — вот наш поселок» [ОАА-1979].

Существует несколько версий происхождения топонима:

«Вербовский — там маленькая речушка, Вербовка, протекала. Поэтому ее и назвали, вот Вербовский, да» [ВН б/г];

«Вербовский почему Вербовский называется? Потому что там верба росла на речке <...> В Питере завод эвакуировали после войны. Вот и назвали. Поселок же образовался после войны <...> Не после, во время войны. Когда завод эвакуировали, с Питера привозили, МПЗшку, ну там верба росла, там все было в вербе заросши» [О б/г];

«Ну вот у меня такие сведения, как я слышала, что людей туда вербовали на завод. Вот. Потому назвали Вербовский, от слова “вербовать”» [ИИ-1964];

«...Во время войны в 43-м году... вот, кстати, вот если вы в музей пойдете в 18-ю школу, там много вы узнаете об этом. Смоленщина. Ленинград. Курск. Были эвакуированы. Во время войны. Ну они пополнили династию и рабочих этого завода <...> Так Вербовский — это потому что туда эвакуировали? Да. Поэтому. Завербовывали» [ТЮ б/г].

Вербовский в рассказах часто предстает уголком северной столицы (кстати, и главная улица там носит название Ленинградской):

«Я знаю, что у нас Вербовский построен по проекту вобще Питера. Строили блокадники, питерцы, и вот то, что мосты вот это, проект зданий — это питерская такая...» [С б/г].

Находящийся в отдалении от городского ядра, Вербовский автономен: там организуется собственная елка на Новый год, шествие к мемориалам и фейерверк на 9 Мая и т.д. [ОАА-1979]. Отдаленность района акцентируется в рассказах: «...Мне кажется, и настоящие власти нашего округа Муром немножко его [Вербовский] обижают <...> У них ни своей там скорой помощи, ничего не... Всё звонят оттудова. Ну больница-то есть, а скорой нету. Вот они, оттудова надо пробиться сюда, скорую помощь вызвать, а вот пока... <…> Часами, часами скорую помощь не дождаться. Вот у нас Юрий Иваныч есть там. Додонов. Всеми нами известный. Вот. Ну вот с ним приступ случился, давай скорую вызывать. И час с лишним не было скорой помощи. Не могли пробить, пробиться сюда <...> Вот Валера у нас, с Валерой случился тоже приступ, он после работы из депо пришел, отработал день, пришел — с ним плохо стало. Скорую вызывать. Так скорая помощь приехала через 40 минут. А у него инфаркт. Пока ему эта пару уколов сделала — “Помогает?” — “Нет”. Давай бригаду вызывать. Бригада пока приехала. Это пока мы его на таком матрасе вынесли на ковре на таком, только довезли туда, жена с дочерью домой пришли, и он как, значит... И дядя умер» [ФНА б/г].

После вхождения Вербовского в состав Мурома были понижены тарифы на проезд: «...Если раньше по городу примерно одна была цена, это проезда, у нас на рубль там или на полтора рубля была дороже» [ОАА б/г].

Вербовский разделяется на Старый и Новый: «Да, Старый — это за мостом который там у нас как раз. В той части. Оттуда и застраиваться тут началась, там сохранились вот такого старого типа дома, двухэтажные такие еще. Еще такие старенькие, планировка, наверно, там тоже такая же. А вот здесь вот за мостом тут уже девятиэтажные дома <...> От въезда [со стороны Мурома] как раз Новый. А вот за мостом — это уже Старый Вербовский» [ОАА-1979].

Главным предприятием микрорайона считается приборостроительный завод. Его могут называть Вербовский завод, военный завод или пороховой завод, раньше он носил разговорное название Ленинградский, «потому что там работали ленинградцы, эвакуированные из Ленинграда в войну» [ДЕН-1921]. По рассказам, именно из-за него Муром в советское время был закрытым городом. Частые сюжеты рассказов об этом заводе —засекреченность, а также вредное производство и трагедии, происходившие с работниками:

«...У нас рядом поселок Вербовский, он сейчас входит в состав Мурома, там был военный завод. Который по документам числился приборостроительным. А там делалась военная продукция. И там сейчас подъезжаешь к этому заводу, вот его и не видно, он... больше цехов под землей, в лесу <...> Я знаю, что там был такой очень вредное производство, сначала вот даже у людей желтели кожа. В связи с этим производством. Лица, руки. Они большой слой... не было еще защиты, большой слой пудры наносили вот перед тем, как работать начинать. Были там и несчастные случаи, руки отрывали» [ФГГ-1940];

«Может быть, в каком-то смысле там у них свои привилегии в свое время были, то, что платили там нормально. Завод опасный, там сколько было этих и взрывов и... <...> Да конечно, там и люди и погибали там» [ИВ-1957];

«Пороховой завод. [У тех, кто там работал, пальцы] желтые, это самое, там вообще, как никотином обожженные. Главное, такие. И многие беспалые такие же, культи вот, культя. Там много обрывало там. Трагедий много очень было» [ФНА б/г].

В настоящее время вместо военной продукции завод производит бытовую химию: «...Там крупный завод, он это, военного назначения. Но так щас уже всякое стали делать — и помаду, и крем для ботинков» [САС-1936], но по рассказам, даже и «сейчас там некоторые цехи засекречены» [ПЛВ-1979].

Поселок фабрики им. Войкова носит название Шихан. Находящийся в значительном отдалении от Мурома и будучи отделенным от него селами Якиманская слобода, Дмитриевская слобода и пос. Механизаторов (в 2005 г. вошли в черту Мурома), Шихан тем не менее воспринимается муромлянами как часть города, «район», «село внутри города».

Жители других районов часто смешивают Шихан, Штап и Якиманскую слободу. Например, одна из рассказчиц к Шихану отнесла бывшую барахолку, (которая скорее относилась к Штапу), а другой рассказчик говорит: «Вот Штап я вам могу объяснить. Я в свое время тоже интересовался, я говорил — почему называют Штап? Раньше здесь казармы были. Вот этот район. Это слобода считается Якиманская. Там раньше были казармы» [ИВ-1957]. Шихан может также отождествляться с Дмитриевской слободой и «слободой» вообще. Для многих муромлян Шихан или Слобода — это вообще вся территория, начинающаяся с улицы Войкова:

«У нас там на три части он как делится. Как это, Якиманская слобода, Дмитриевская слобода и следующая Шихан. Можно это — слобода-то она сама по себе и есть» [ОЛ б/г];

«Это считай край города, вот... вот Шихан самый <...> Прямо на берегу там щас домики стоят» [СЮА-1947].

«Есть Слобода Якиманская, то есть она ближе к городу сюда. А Слобода Дмитриевская — она уже это и есть Шихан. Почему Шихан его назвали, я до сих пор сам не знаю. Там фабрика. Старая фабрика, имени Войкова. Это ее после революции, видимо, переименовали. Имени Войкова. А фабрика — это там купцы еще работали, она старинная такая. Она внизу там, к реке ближе. Текстильная фабрика, текстильное производство там было <...> А что — он небольшой райончик. Там в основном тоже частный сектор. Ну есть там три пятиэтажки стоят, одна девятиэтажка. В свое время тоже... Вот будем говорить, в застойные времена были деньги — люди смогли построить чисто для своих рабочих. Вот там каменные дома. А такие шлакоблочные двухэтажки они там стояли — ну тоже рабочие там жили. Строили для себя такие дома, сталинки» [ИВ-1957];

«Ну да, это вот там, где Дмитриевская Слобода. Там Шихан <...> Вот там же был частный сектор в основном. Я считаю, что это был как, ну, по-моему, даже он считался, что это у нас село, да, сельская местность. Они очень долго, и там какие-то льготы у них были. А когда их к городу присоединили? Ой, я даже не знаю. Наверное, вот когда тут... ну уже в эти, в наши года <...> Да, это буквально недавно. Но он как бы считался, что это город. Вот. Может, это был окрестность города? Но знаю точно, что там льготы были. Сельские. То есть как бы в черте города было село» [ИИ-1964].

Еще по одному сообщению, границей между Шиханом и Дмитриевской слободой является район плодоовощной базы [М-1971]. Точного объяснения названия Шихан найти не удалось; рассказчики лишь полагают, что это слово не русского происхождения:

«...Я думаю это так, какие-то вот с Окой какие-то это самое подгорья, эти Шиханы <...> ...Ну как пригород он получается, вот это дебри какие там всё вот такие, его, наверно, не случайно назвали Шихан <...> Да мне кажется, это слово какое-то татарского происхождения...» [САС-1936].

«...Шихан это ведь что-то... это вот что-то азиатское, да? Что-то китайское» [ЧОВ-1965].

Одна рассказчица связывает происхождение названия Шихан с представителями различных национальностей, работавших на фабрике им. Войкова:

«Это район, у нас здесь была ткацкая фабрика, назывался поселок фабрики Войкова. Здесь частные дома, такие двухэтажные дома барачного типа. В этом районе, здесь в основном пришлый люд, потому что на фабрику никто не шел, и привозили из Молдавии, из Чувашии девочек, часто из детских домов, таких вот безродных все прочее, так, конечно, был, не очень хорошая обстановка всегда. И как-то это. И это Шихан, почему он так назван, не знаю. Идет какое-то наречие именно не наше, или вот чувашское или молдавское» [ДИГ-1946][8].

Название Шанхай имеют несколько небольших районов. Во-первых, так называется часть Нового Вербовского:

«Шанхай — это район на Вербовском поселке, пожалуй, у нас. Ну почему его прозывают Шанхай — я однажды тоже заинтересовался. Ну он как бы самый такой старый район, то есть там старые деревянные дома стоят, частный сектор был там большой <…> А уже потом, позже, начали расстраивать там поселок. Завод там этот во время войны эвакуировали. Из Москвы, кажется. Скорее всего из Москвы, насколько память не изменяет мне. Этот военный завод — там на Вербовском поселке, и он уже начал расстраиваться вот в лесу <...> Вот, а этот Шанхай — его так и называли Шанхай. Вроде как это далеко где-то» [ИВ-1957].

Во-вторых, Шанхаем могут называть деревянные бараки в Дмитриевской слободе и в южной части центра, а также просто скопление таких домов:

«Шанхаев много было. Шанхай — это от слова «переполненность» <…> Вот Шихан, Шанхай — там были... Дмитриевская слобода... там место, где были общежития работниц текстильной фабрики. Фабрика имени Войкова, поселок Войкова назывался. И девушек привозили из Молдавии, из Чувашии, из Мордовии <...> Ну вот их тут, просто они до старости жили там — чего там только не было. Вот эта вот переселенность такая вот, постоянно там называли Шихан, Шанхай. И вот тут тоже вот Эксплуатационная, там тоже вот так — деревянные дома стояли такие вот, конечно. Даже если щас посмотришь на эти дома — это ужас. Вот мы их снимали недавно. Не знаю. Там вообще, может даже, жить нельзя. Но живут люди у нас <…>  Эти вот дома вот, двухэтажные дома, вот они были на Красногвардейской, в общем, вот такие двухподъездные дома, двухэтажные. Ну они были и коммунальные, и такие почему-то. В них давали квартиру бывшим работникам завода. Передовикам производства и всё прочее. А со временем там так и оставались, это были лучшие дома там. А получалось так, что сейчас эти дома все разваливаются <...> Так и называется в языке, вот именно Шанхай от названия переполненность, как китайская, что вот так называется <...> Это и район, это и отдельный дом. “Где живешь?” — “А в Шанхае живу”. Говорят. Или “на Шанхае”. “На Шанхае” или “на Шихане” — это вот “на”. Это в районе. Район, там где не сказать — “в этом”. А то просто один дом такой вот <...> Тогда “в Шанхае”. В Шанхае. Чем отличается. А вот Шихан Шанхаем называли? Да, да, да. Называли» [ДИГ-1946].

Аулом называют небольшой район на берегу Оки, с которого началась застройка Фанерного:

«Вот комбинат фанерный, в свое время он строился где-то в 29-м, в 30-е годы. И там есть люди, которые приехали на его строительство. Они такое... рыли землянки себе где-то или строили какие-то засыпные домики <...> А потом кто-то переезжал, кто-то получал, а кто-то там так и остался в этих домиках, в засыпушках или еще чего. И вот эту часть называли Аул <...> Вот я знаю, что там потом кто-то себе на месте этой присыпушечки что-то построил так, что-то сяк. И вот когда оформляли городскую черту, допустим, то вот эти как бы дома [не учли] <...> Я даже помню, писала материал о том, что вот жила семья милиционеров, да вот? И бог весть куда их — освещения нет и за водой они под горку ходили, к родникам <...> Потом [в 1990-е гг] все-таки какой-то частью туда что-то освещение провели там куда-то, чего-то решали, делали» [СТН-1950].

Происхождение топонима обычно Аул объясняется «татарской» версией:

«Аул — здесь это вот щас пойдете вдоль линии, вот линия, здесь поезда ходят, там на Навашино. Это вот называют Аул. Аул. А почему он Аул? Я не знаю. Там живут нерусские <...> Всякий сброд там в этом Ауле. Татары, наверно, и все» [Ж б/г];

«Аул — это на берегу реки. Поселок Фанерный — а вот на берегу реки туда ниже — там жили, откуда они взялись, я не знаю, видимо, может быть, с этих времен, с монголо-татар, там жили одни татары. Коренные. И вот это их район был. Чисто вот побережье занимали там татары. И до сих пор вот Фанерный поселок, он расстраивался, допустим, с Аула вот с этого, люди переезжали, ну рабочие, давали квартиры, уже в каменных домах. Щас там мало кто остался, дома эти скупили под дачи <...> Там жили чистые татары. Их щас, может быть, и мало осталось» [ИВ-1957].

Небольшая площадь напротив школы № 20 (ул. Московская) носит название У самолета:

«Как знаете, вот у нас есть район у самолета. Самолета этого в городе нету. Его два года [назад] увезли. Да. Вы этот район будете проезжать, и там стоял самолет. Где-то его сдали и на вертолете доставили через мосты, и откуда-то там, Ту-134, по-моему, или 154. Его поставили, хотели там летнее кафе сделать лет десять тому назад. В итоге потом начали откручивать гайки и всё это, цветной металл. И крылья упали в последнее время, и его, значит, отправили в наш, это, какой-то клуб спортивный там куда-то дельтопланы какие-то... ой, не дельта, а с моторчиками такими. Ну неважно. Но район теперь до сих пор называется — район у самолета. Дают объявление в газетах — “продаю этот дом, адрес, в скобочках — у самолета”. Самолета уже нет. Я думаю, очень долго, щас цирки приезжают. Там хорошая территория для шапито, для лабиринтов» [ЛГ б/г];

«Самолета нет, а все говорят: “к самолету”, называется “к самолету” или район там. Самолет давно уперли вон на пятый километр, там у нас это там, организовали какой-то авиаклуб ребята» [ИВ-1957].

Название Бучиха для района в конце ул. Первомайской, видимо, устаревает. Сейчас его предпочитают обозначать по находящимся там роддому и нефтебазе:

«Это район вот по Первомайской — Бучиха, Бучиха. Он так и назывался тоже, я вот щас не знаю точно, почему он Бучиха назывался <...> Ну это мало кто помнит уже. Щас говорят — ну район нефтебазы. Как говорится, там нефтебаза, вот там самая Бучиха и была» [ИВ-1957];

«Роддом? Ну да, где-то в районе нефтебазы <...> Район Бучихи» [ИВ-1957];

«У нас окраина, тут роддом, больше ничего нет. А этот район как называется? Не знаю. Роддом и роддом. А вы как называете?Мы называем — район Роддом» [БЕП-1930] (вероятно, слово роддом превратилось в обозначение района из-за того, что так называется остановка автобуса).

К устаревшим (и, видимо, узколокальным) топонимам относится Лужайка (на ул. Карла Маркса): «Тут у нас так называемая Лужайка. Мы жили на Лужайке. Там было у нас сколько... <...> Раз, два, три, четыре, пять... шесть домов было? Лужайка — это было что? За церквой. Там была зеленая лужайка. Вон стоит церковь, вон церковь, а вот так стояли дома <...> Вокруг. Это были дома в основном священников. Это какая улица? Улица Сретенская. По названию церкви. Ее назвали... в 30-е годы она уже Карла Маркса появилась, она была Сре... я родилась на Сретенской» [ДЕН-1921].

3. ХОРОШИЕ И ПЛОХИЕ РАЙОНЫ

По постройке и архитектуре считаются благоприятными исторический центр и новостройки последнего десятилетия. Если элитные новостройки последних лет являют собой символ достатка, то центр, наполненный историческими памятниками, хорош еще и с эстетической точки зрения:

«Особенно мне нравятся вот именно старинные застройки. Вот где прямые у нас [улицы]. Зелень <...> Вообще я люблю всё геометрические, правильные фигуры» [ФГГ-1940];

«Ну в Муроме — конечно, центр в Муроме. Но это престижный район. И там и квартиру купить, вот например, если купить, даже за то, что она в центре города, вот — уже она стоит дороже. Ну и в Москве оно примерно так же» [САС-1936];

«Вот эта стена [монастыря] настолько вот, видно, старая, и вы знаете, она так возвышается. Мы, современные люди, видевшие десятиэтажки и что угодно, да? И то почему-то вот идешь рядом с этой старой стеной, она уж это, где-то выщерблена, всё. Вот знаете, вот чувство истории <...> Навевает какие-то благовейные чувства» [ЛГ б/г].

«Строят везде. Бывают улочки там бездорожные, там шикарный особняк. Ну вообще если современной застройки, сейчас застраивают район дальше центра, мы щас к вокзалу, там дальше к центру у нас еще районы — улица Мечникова и так далее. Там строят сейчас дома фирмы, уже другая планировка, индивидуальный заказ и тому подобное. Такие более элитные, потому что соответственно там уже большие вложения в недвижимость» [ПЛВ-1979].

Застройка последней трети ХХ в. часто вызывает эстетическое неприятие горожан:

«Вот эти новые микрорайоны что-то мне не очень нравятся. Прям четыре дома стоят, все по разным улицам, запутаешься» [ФГГ-1940];

«Вот у нас дальше своего носа люди ничего не видят. С перспективой хотя бы жить на полвека. Вот улицу Московскую застроили, центральная улица <...> Здесь пятиэтажки, нормально, тротуарчик, всё. Здесь девятиэтажки, свечки. Значит, здесь опять пятиэтажка вдается сюда, эти пятиэтажки вдаются сюда, а эти вот так. И вся улица испещрена то в ширину, то в длину, вернее, то в ширину. Разве так можно делать? Ну что так, о чем думал архитектор зданий? <…> Вот я живу в девятиэтажном доме. Ну это же убожество. Это уже, это да, это унижение всякого достижения» [ЛВА-1937].

Гораздо реже встречались положительные оценки районов типовой застройки:

«Так и этот самый Фанерный. Он там район очень хороший. Построен очень он по-современному, по-хорошему, по хорошей планировке» [САС-1936].

Привлекательность района связывают и с положением на районообразующем предприятии: «Ну вот всё связано с развитием завода. То есть раньше он, этот завод [на Вербовском], ну раньше был, большую прибыль приносил <...> Он, когда стало ОАО, они стали акционерами. Ну и как бы этот район, там всё руководство, естественно, завода, живет на Вербовском, соответственно там всё — площадки игровые детские, дома как бы, магазинчики — всё было чуть-чуть другое. В настоящий момент, если вы там посмотрите — он уже тоже пришел в упадок. Так что там уже смотреть нечего. Дворы там разваливаются. Ничего там интересного нет» [ПЛВ-1979].

По экологической ситуации двойственную оценку заслужил Вербовский. С одной стороны, это своего рода природный заповедник («жемчужина Мурома, маленькая Швейцария» [ТЮ б/г]) с прекрасным сосновым лесом, куда горожане ездят кататься на лыжах, а в свое время даже наведывалось советское руководство:

«Но однако ж Устинов, бывший министр обороны, вы его не помните. Не знаете, что такой был. Дачу здесь, приезжал сюда с проверкой. Министр оборонной промышленности. Министром он оборонной промышленности был такой это, или секретарь даже оборонной промышленности. Приезжал сюда и это самое всё, с проверкой. И построил себе дачу. И построили его завод, чтобы приехать не в гостиную, не в гостиницу для таких вот, как вы живете» [БАС-1938];

«Ну вот насчет природы это мы [жители Вербовского] не обижены <…> С другой стороны, только что обращаться вот не умеем на самом деле» [ОАА-1979];

«Поселок в общем-то в лесу стоит. Там большущие старые сосны такие. Хороший поселок, там чистый воздух. Военный завод, а воздух чистый? А он под землей. А от него практически вреда-то никакого» [ИВ-1957].

С другой стороны, наличие на Вербовском военного завода может рождать мнение, что район экологически неблагополучен: «А вот завод, выпускающий что-то военное, там не опасно жить? Вообще не знаю. Ну в моем мнении сложилось, там очень может быть опасно. Потому что очень большой там процент заболеваний. Заболеваний онкологических» [ПЛВ-1979].

Однозначно неблагоприятными считаются районы рубероидного завода, фанерного комбината и роддома:

«Вот у нас рубероидный завод — ну там экология не очень. Потому что все-таки от него идут и выбросы, они делают рубероид, покрытия вот эти для крыш. Перерабатывают там и старые, вот. Раньше я не знаю, вот щас, может, технология и изменилась, там и бумага, там и макулатура, и всякие тряпки старые, вот они перерабатывали на этот на рубероид. И это всё шло в воздух. Щас, может быть, у них какие-то и очистные, щас вроде даже меньше. А то прям даже было, смог стоял в этом районе. В сторону туда горбольницы. Ветер когда. Вот этот район не очень, нехороший район» [ШНЮ-1953];

«В центре города находится у нас ЗАО “Кровля”, кровля, толевый завод, как его раньше называли, ему 83. Значит, производит мягкую кровлю. Там, конечно, вкладывают очень большие деньги в проведение очистных мероприятий <...> Вот то есть шел долгий разговор о том, чтобы его вынести куда-то, но это тоже нужны такие большие деньги. То есть вот это как бы такая... И даже там самый перекресток очень загруженный как раз в ту сторону. И вот проводили экологическую экспертизу, что там даже <...> сейчас уже не столько опасен заводом, сколько вот это транспортным перекрестком. Что там, допустим, зимой вот все эти выхлопные газы, всё в снег и прочее <...> Поэтому нам нужна окружная дорога и мост. В том числе и в экологическом. Поток транспорта идет очень большой. Вот это мешает городу» [САС-1936];

«У нас есть еще производство, конечно, вот фанерный комбинат. Он делает... ой, мебель эту, как ее называется, древесно-стружечные плиты и всё. Там с какими-то тоже химическими веществами. Он тоже [вредный]» [СТН-1950];

«Вот у нас жить плохо знаете где? <...> В Роддоме. Вот у нас там на Бучихе построили от завода Орджоникидзе, вот откуда увезли линию холодильников. Они построили себе санаторий-профилакторий. Ну а в городе не было роддома, он развалился. Они заняли там. А этот санаторий-профилакторий построили на клад-би-ще. На костях человеческих. Там кладбище было. Сейчас там существует какая-то болезнь. И дети родятся с заболеваниями там. Я не знаю точно, но щас вот срочно надо новый роддом строить <...> Срочно оттуда надо переводить. Это задача стоит, потому что дети там все больные. Это потому что на кладбище? На кладбище. А там вот какая-то зараза» [ЛВА-1937].

Наконец, о Южном микрорайоне сообщают следующее:

«А Южный [плох] тем, что там был полигон, полигон по проверке радиационных станций, это был самый большой район, где были раковые заболевания» [ДИГ-1946].

По населению наиболее благополучным районом считается Вербовский (что связывается со стереотипом «культурности» ленинградцев/петербуржцев, живущих там):

«Во время войны, в 43-м году... Кстати, Федосеев, Федосеев — дирижер симфонического оркестра — он когда-то был также эвакуирован на Вербовский. Смоленщина, Ленинград. Там же щас старое поколение, то есть более позднее поколение — это бывшие ленинградцы. И там, конечно, культура, так вот по сравнению... Здесь у нас вот такой рабочий район, там, конечно, культура намного выше. Это какой рабочий район? Вот вот наша вот эта Казанка. Африка там вот чуть-чуть подальше. Тут же МПЗ, Стрелочный заводы. Здесь деревня большей частью, радиуса вот так вот около Мурома. Деревни находятся, и они вот работают на этих заводах. А там, конечно, интеллигенты, интеллигенции больше намного. В послевоенное время вот осталось поколение и до сих пор проживает. Внуки у них. То есть, конечно, там повыше уровень культуры. Я там работала пять лет директором музыкальной школы. Я знаю просто, я с этим сталкивалась» [ТЮ б/г].

Наоборот, недобрую славу заслужили фабричные районы — Шихан и район ткацкого комбината «Красный луч» (неофициальное название — Макура): первый по причине того, что он, по рассказам, населен своего рода «отбросами общества», а второй — из-за проживавших в общежитиях девушках, славившихся сомнительным поведением:

«Я с ним больших таких каких-то встреч не имел, с Шиханом. Конкретно. Вообще да, в одно время слава дурная шла. А что, там молодежь буянила? Ну там полудеревенский район такой» [М-1971];

«Даже не знаю, как объяснить, почему он [Шихан] опасен. Очень много населения, которое... у которого неизвестный заработок. Не то чтобы большой, а просто как бы частные дома, частный сектор <...> Там есть дома, которые богатые, но в основном это район наоборот бедный достаточно. В связи с этим там частные дома. Район очень нехороший <...> Как правило, молодежь с Шихана устраивает драки, раньше устраивала» [ПЛВ-1979];

«Я этот район, конечно, плохо знаю, где фабрика Войкова. Там... ну на фабрику вообще кто шли? Кому уж деваться некуда. Труд-то там тяжелый. И вот туда приезжали. И после срока отбывания где-то, да? Так сказать, в не столь отдаленных местах. Там вот поселок, конечно, видимо, жители отличались не очень-то положительным поведением» [ФГГ-1940];

«Макура — это комбинат у нас “Красный луч” <...> А этот район какой? Самый приречный, грязный, необустроенный, на оврагах <...> Но сказать что криминальный, тоже, наверно, нельзя. Пьяный или чего-то такой — да скорей всего, может и да» [ТСН б/г];

«Макура — это вот как раз фабрика “Красный луч” <...> Как я слышала, что на фабрику на эту девчонок набирали из, обычно, с Казахстана, с Узбекистана. Насколько я слышала, им там, короче, сулили хорошую зарплату, квартиру. Конечно, девчонки малограмотные ехали сюда. Вот. Ну приезжали — ну как-то надо было людям набирать рабочих. Туда никто не шел, работа очень тяжелая была. Вот. В цехах шумно, пыльно. Вот. И поэтому как-то вот. Сюда набирали. Ну давали общежития. В основном они здесь выскакивали замуж. В этом же общежитии жили. Ну хорошем, хорошо, если ее там заберут в семью. Было так, что и рожали так. Без отцов, безотцовщину <…> Ну как бы непристойные. И говорили, что всегда: “У, макура там идет” — и как-то считалось, что это неприлично, непристойно» [ИИ-1964];

«А вот лет 20 назад на Макуру к девчонкам ходили к общежитским? Ходили <...> Я-то не ходил, но слышал. Да так и ходили, как все ходили, в окна лазили, кто мог. Потому что дурной славой как раз вот пользовались девчонки. Ну лимита, это тоже в принципе совершенно всё объяснимо. Девчонки все приезжие в основном работали там на Макуре, на “Красном луче”. Ну и соответственно, уровень жизни очень такой низкий <...> Ну сначала, когда был какой-то режим, кроме как в окна — нигде не получалось, наверно. А потом все развалилось. Это и сейчас все равно. Они до сих пор макуровские общаги, только так, наверно, по всей стране половина комнат такие же. В частной собственности, всё такое выкупленное, перевыкупленное. То есть там в наследство уже передают по 15 раз» [М-1971].

Нейтральные упоминания о районе «Красного луча» единичны: «А было ткацкое, сильная такая фабрика была. Сюда вербовали из других городов, со всей России — откуда только не... с Молдавии, с Украины сюда девчат молодых везли. Еще помню всё они это обижались девчата, от родителей сорвались. Приезжают вербовщики ваши — такого наговорят, фотографии накажут — вот такой у нас город, вот такое, золотые горы, сюда приезжает — ну ничего. Заработки у них, кстати, были хорошие. Мы же в свое время тоже там обитали. С девчатами там дружили. В общем. Так что, туда ходили знакомиться?Конечно, конечно. Там общежитий было много, и деревянные общежития, и каменные потом построили, два общежития. Двухэтажные общежития были. Девчат было очень много. Очень. И вот и щас остались многие тут вот» [ИВ-1957].

Недоброй славой пользуется Аул, видимо, потому, что он связывается с «чужеродным» населением: «Это татары, там жили татары, татарская, вот Карачарово, там много приехали с той стороны, именно где, как теперь… место сосредоточения всех этих народностей, определенная… чеченские, все прочее, там татарское в основном <…> Там частные дома небольшие, какие-то улочки, вот идет, вот там вот они, тоже очень неблагополучные они считаются <…> Неблагополучные в смысле криминального, да» [ДИГ-1946].

По единичному сообщению несколько лет назад неблагоприятным районом считалась Африка: «Молодежь тут разгулялась вот в Африке. Это щас скажу, так, это год, наверно, 2000-й — 2001-й. Там молодежь разгулялась. Тогда, помню, у нас таксиста убили. И их тут как-то в общем сигналы пошли уже, надо что-то делать с этой молодежью, они там, видимо, не только винцом увлекались, еще чем-то запретным. Их там в одно время всех закрывали, они, уже видно, участковому надоели. Конкретно таких мер строгих никто не принимал, а уже когда, как говорится, случилось, ну а как в России же? Петух жареный в задницу клюнет. И вот их там все позакрывали — и райончик спокойный стал» [ИВ-1957].

В настоящее время «криминальность» района актуализируется лишь во время проведения дискотек, когда в одном месте скапливается большое количество нетрезвой молодежи; также существует представление об окраинах и плохо освещенных районах как об опасных:

«Сказать, чтобы какой-то криминальный район был — ну обычно это вот у нас на окраинах, где-то вот у нас в Южном микрорайоне дискотека, и в центре, допустим. Там когда расходится молодежь, по ночам идет — кому-то даст. Или когда из Окского парка из нашего, на дискотеках сходится молодежь, тут уж конечно, лучше быть начеку. А вообще-то, так сказать, что что-то криминальное, такой район — я бы такого не сказала. Может быть, вот та же Казанка, где потемнее <...> Ну вот где Фанерный комбинат, там тоже дальний как бы и темный угол» [СТН-1950];

«Фанерный — вот чем опасный, я хожу на почту, там очень темно, дома такие старенькие сравнительно, и очень темно. Ужасно темно» [ВИ б/г].

4. ПАМЯТНИКИ

В качестве основных функций городского памятника исследователи называют передачу культурно-исторической памяти и манифестацию идеологии, при этом суждения горожан о памятнике «выражаются в отношении к исторической личности, которой установлен памятник, к его художественному решению, к тому, какое окружение он имеет и как с ним взаимодействует»[9]. В Муроме в качестве основных горожане прежде всего называют памятник Ленину на площади 1100-летия Мурома (1962), памятник Неизвестному солдату (1970) на площади Победы и памятник Илье Муромцу (1999) в Окском парке:

«Ну вот у нас площадь Победы — там памятник, на площади Победы стоит. Ленина, потом еще, я даже не знаю, какие еще, где у нас еще какие-то памятники. Вроде таких памятников у нас в городе немного» [ШНЮ-1953];

«А какие в Муроме вот главные памятники? Ну вот памятник солдату, памятник Владимиру Ильичу Ленину. Илья Муромцу памятник у нас открыт вот в парке» [ЕТА-1950].

Памятник как городская достопримечательность может маркировать уникальность города, в котором он поставлен. Так, по одному из сообщений, «первый памятник Ленину был поставлен, вот в Муроме, вообще в России» [ДИГ-1946]. Поставленный на въезде в Муром со стороны Владимира Былинный камень с портретом Ильи Муромца и выгравированными строками из летописи (1967 г.) утверждает идею особой древности Мурома и его связь с былинным богатырем -- одним из важнейших символов города[10]. Другой памятник -- бронепоезд «Илья Муромец», участвовавший в Великой Отечественной войне и с 1971 г. стоящий на Владимирской ул. («на вечную стоянку поставлен» [КАВ-1943]) -- служит воспоминанием о военном подвиге муромлян. История бронепоезда известна практически всем горожанам: «Когда началась Великая Отечественная война, то на заводе имени Дзержинского рабочие взяли обязательство, что они будут оставаться после рабочих смен и построят бронепоезд имени Ильи Муромца. Бронепоезд этот был построен и отправлен в Горький, потому что Муром до войны входил в Нижегородскую область, отправлен был в Нижний Новгород, где был построен другой бронепоезд… Построили бронепоезд Имени Минина и Пожарского, и они соединили, и вот этот соединенный дивизион, он очень успешно воевал, и они не дошли до Берлина только потому, что через Вислу был взорван мост <…> Он прошел по дорогам войны, это на самом деле, и в музее есть фотографии и люди, и по-моему недавно были живы люди, которые работали на этом бронепоезде и которые его создавали <…> [Cобеседник: Да, муромляне собирали деньги. И еще они из железа, которое валялось, из отходов выстроили этот поезд.] А броню делали на металлургическом заводе, броня была очень хорошая, и бронепоезд ни разу не получил никаких повреждений, броня была очень прочная. Немцы, в общем, очень боялись этого поезда» [САС-1938].

Нами были также записаны воспоминания о демонтаже памятников советским лидерам в связи с идеологическими переменами:

«Вот там, где книжный развал, был скверик — вот был памятник Сталина. Здесь стоял памятник <...> Ленина. И вот в таком же вот здесь же стоял вот памятник Сталина. Вот. И примерно их одновременно сняли, оба этих памятника. Это где-то было вот в начале 60-х годов, когда снимали, когда вот Сталина из мавзолея вынесли, вот тогда этот памятник сняли <…> просто под девизом расширения площади и всё прочее. Это явно их убирали? Ну как, ну знаете, без шума, без ничего. Скандалов никаких не было.

Вообще вот у нас с памятниками интересная история. Вот памятник Ленину у нас, первый памятник Ленину, поставлен на площади Крестьянина <...> Этот памятник простоял наверное года до какого-то 62-го. Да. И он был небольшой <...> И в 62-м году у нас там строили здание администрации, и перед ним решили построить памятник Ленину. Ну. А наш архитектор, Андрей Беспалов такой, он съездил в Москву и договорился. А в это время вышло негласное постановление ЦК, чтобы памятники Ленину не ставить <...> И он уже всё договорил, уже было заплачено за этот памятник, он не подошел как какому-то городу, то ли Брянск, то ли еще. Его сделали, там не взяли, и поэтому он остался тут вот стоять. И вот они сказали, что его к нам. И вдруг это постановление. И вот в одну ночь буквально памятник был перенесен <...> И когда ну соответствующие органы поинтересовались — “Ну чего такое? Куда памятник перенесен? <...> А чего рука-то делась?” — “Да наверно отшибли, — говорит, — ее. Или что-то там, когда перевозили, переделали”. В общем, договорились. А памятник тот до сих пор жив. Вот тот. Его спрятали в училище. В военном училище. Военное училище было на месте Спасского монастыря. Когда в 66-ом году это военное училище отсюда перевели в Новочеркасск, то они с собой перевезли и памятник Ленину. Щас он находится в Новочеркасске» [ДИГ-1946].

Памятники осуществляют свои функции прежде всего благодаря различным ритуальным практикам. Несмотря на то, что памятник Ленину называется одним из главных, он по-настоящему значим лишь для коммунистов, которые возлагают к нему цветы на 1 Мая и 7 Ноября. В то же время памятники героям Великой Отечественной войны активно включены в ритуальную сферу общегородского значения. Так, по многочисленным сообщениям, к памятнику Неизвестному солдату, памятнику Гастелло (1964 г., на Привокзальной площади) и мемориалу на Напольном кладбище (1957—1985 гг.) возлагают венки в день Победы. На Вербовском также производится возложение венков к памятнику погибшим жителям поселка: «Ну вот в конце у нас поселка вот эта улица вот та, за мостом у нас памятник. Погибшим воинам-вербовчанам <...> И к нему шествие» [ОАА 1979].

Новые памятники встраиваются в социокультурное пространство города; при этом помимо общегородского, они могут приобретать и особое локальное значение. Так, возведенный в 2003 г. на Московской ул. памятник погибшим при исполнении служебного долга, включаются в сферу патриотических мероприятий находящейся рядом школы: «Если вы обратили внимание, вот напротив нашей школы находится памятник воинам, погибшим в “горячих точках”. Он был открыт два или три года назад <...> Вот, и у нас традиция вот, когда проводят большие мероприятия — вот 1 Сентября <...>, последний звонок, посвящение в воспитанники военно-спортивного клуба “Патриот”, выпускной вечер — это всегда мы заканчиваем тем, что церемония возложения цветов к памятнику погибшим воинам <...> Мы для себя это уже взяли как, ну, безусловное и естественное, поскольку вот это в нашем социуме находится, в нашем микрорайоне. Этот памятник мы взяли под свою охрану, защиту. То есть мы не только цветы возлагаем, мы благоустраиваем его» [ЛЖН-1968].

Вокруг новых памятников возникают ритуалы, как официальные, так и неофициальные (и, возможно, спонтанные), ср. рассказ о традициях вокруг того же мемориала: «Вот как раз на День города у нас был небольшой митинг, концертик вот. Мне что понравилось. Что молодежь там, там скамеечки, садится, выпивают, но изредка, и причем, что третий — не чокаясь» [БАП-1962].

Патриотическое воспитание молодых муромлян осуществляется в том числе во время посещения памятников и прочих культурных достопримечательностей города, а также через своеобразные игровые мероприятия. Например, в одной из школ в день краеведения «на математике высчитывали какие-то расстояния от одного исторического места до другого исторического места, ну потому что как-то что-то придумать надо, да, элементы, да. Дети и здесь запоминают, что памятник Гастелло находится на Привокзальной площади. Памятник Победы, памятник Неизвестному солдату — в центре города. И они что, считают расстояния? Да, они то есть получают опережающие задания <...> А какие места в городе так считают? Памятник Гастелло, памятник Неизвестному солдату, бронепоезд “Илья Муромец” вот на Владимирской. Да, соборы — то есть все эти памятные места, которые есть у нас. Парк Окский. Рядышком с нами — Парк 50-летия советской власти» [ЛЖН-1968].

В Муроме, как и в других российских городах, бытует традиция посещения памятных мест молодоженами после загса: «Ну молодожены, традиция остается после росписи посещать памятники, например, на Площадь Победы обязательно приезжают, это оно в каждом городе. Приезжают вот как раз на краю города к Былинному камню. К Илье Муромцу у нас очень часто везли» [КВН-1956].

Отдельного внимания заслуживает памятник Илье Муромцу (скульптор В. Клыков, архитектор Н. Беспалов). Возведенный в Окском парке в 1999 г., он превратился в одну из главных городских достопримечательностей и предмет обсуждения горожан.

C недавнего времени это практически непременное место посещения гостей города: «...Обычно туристы приезжают, а их сразу к этому памятнику. То есть это визитная карточка города» [ГЮ-1988].

Сам памятник воспринимается неоднозначно. По замыслу скульптора, он совмещает образ богатыря (каким Илья Муромец воспринимается всеми со школьной скамьи) и инока (что соотносится с церковным почитанием преподобного Илии Муромца). Памятник изображает Илью в шлеме, в кольчуге и плаще; из-под кольчуги видна монашеская риза с епитрахилью; в правой руке, поднятой вверх, богатырь держит меч; в левой руке, прижатой к груди, — крест. По мнению многих муромлян, крест и меч несовместимы. Отмечают и непохожесть на образ, известный по картине В.М. Васнецова, и схожесть, якобы неудачную и неуместную, с монументом на Мамаевом кургане. Вызывает критику и положение памятника: Илья обращен к городу спиной, а лицом — к Оке, разделяющей Владимирскую и Нижегородскую области, поэтому богатырь не только защищает границы города (и области), но и грозит соседям:

«Нельзя святым памятники с руками с оружием, с оружием, он грозит Навашинскому району этим. Дескать, кто от нас тут и погибнет дальше. Он уже был канонизирован как святой, и никак святой не может быть. Ведь ни одному святому нет памятника. Вот понимаете, и тут же с Москвы даванули, заставили, сделали» [ШЛН б/г];

«Мне что-то не очень нравится <...> И я имею в виду сама внешность Ильи, мне почему-то она какой-то другой казалась <...> Ну вот я так привыкла к... те же мы фильмы смотрели, что-то немножечко подобрей где-то лицо было. Так он там недобрый? Ну он какой-то такой не совсем добрый, я б сказала. Не знаю. Немножечко бы чуть-чуть я бы подобрее чуть сделала. А может мне и кажется. Ну и между тем, когда вот открылся, конечно, это событие огромное и я даже написала об этом событии тоже, об Илье Муромце. И всегда мы где-то если выступаем вот во дворце, мы обязательно идем в парк и около Ильи, у этого памятника поем ему эту песню. Как будто он нас слышит» [ФГГ-1940];

«Некоторые говорят, что... говорят, что у него там меч и крест. И вот это вот плохо. Крест и меч не сочетаются, да? <...> Некоторым не нравится это, некоторым не нравится меч, потому что он символизирует как бы... потому что меч — это с чем мы встречаем наших гостей. С мечом в руках» [ПЛВ-1979];

«...Много раз я в Волгограде был. На Мамаевом кургане, естественно. И вот это вот я как запомнил, этот меч поднятый, так это чем он лучше вот этот вот? Это копия того самого, только <...> там движение. Всё такое именно стремление как бы к победе за землю русскую. А здесь, ну вот это, ничего» [ФНА б/г];

«ФНА: Вот от самого города, он к городу стоит, чем он к нему стоит?

ТЕВ: Задом!» [ФНА б/г, ТЕВ-1979];

«Не согласен! Сто процентов <...> Во-первых, русский богатырь никогда без дела меч из ножен не вынимал. А он стоит с обнаженным <...> мечом. На кого? На кого он обнажил? <...> У монахов рясы не было. А он в поповской рясе в этой. Везде с крестами, туда-сюда. Я полагаю так. Что, видимо, этот скульптор Клыков делал что-то другое. По чьему-то заказу. А потом у них контакт этот нарушился, а наши тут... Он взял, башку приделал, да меч воткнул в руку — вот вам Илья Муромец <...> Илья Муромец не такой должен быть. Давайте мы тогда будем по картине смотреть “Три богатыря”. Какая одежда на них была? Васнецов ведь тоже ведь от себя исходил, он их одевал. А ведь в образе-то Ильи Муромца он, знаете, кого изобразил? Был такой критик Стасов. Вот слыхали такой? Вот это Стасов и есть. В этой длинной бородище. А у Ильи Муромца борода была, по-моему, короткая, потому что раньше длинные бороды — за них хватали и теребили, и даже как наказание. Тогда подрезали бородки. Вот. Здесь вот этот, скульптура сама, Ильи Муромца, она не соответствует тому периоду. Я говорю, первая встреча, когда Илья Муромец с победой в руках, с Соловьем Разбойником въехал в Киев, его встречал князь Владимир, он ему первым делом чего, думаете, подарил, Илье-то? Сапоги. Потому что Илья-то в лаптях приехал. А здесь, видите, его как? Нет, я... Намного скромнее должен быть <...> Нет какой-то вот мощи вот этой богатырской. То есть он воплотил святошу. Но не богатыря» [ЛВА-1937];

«Он знаете, если посмотреть, то на самом деле не поймешь. То ли он встречает всех с этим мечом, то ли наоборот, гонит. Как бы вот двоякое такое. Так, вроде, посмотришь, на фоне города выглядит красиво. А с другой стороны — не знаешь, как вот принять его» [ОАА-1979];

«Вы знаете, мне и многим не нравится <...> Да неестественно всё это. Это же как в этом самом, в Ростов-на-Дону, по-моему, у нас этот самый, да? Кто? Мать, Мать-Родина. Да, памятник. Ну и здесь такая же, можно сказать. Одинаково. Сдул просто человек оттуда, и всё. Ну. А он какой, как, по-вашему, как бы лучше было? Ну как рисуют, как раньше рисовали. Как они рисовали, Олег Попович там это всё. И Добрыня Никитич, тут это самое. Вот более-менее так, это естественно <...> Здесь бы из-под руки смотрел. Это он как раз надо, самое, через речку смотреть-то, вон. Вот это другое дело. А то он чего вот, как Мать-Родина, поднял меч? Русские ведь до сих пор никому не это самое, не грозят. Правильно? А тут как будто это: “Я их...”» [КАВ-1943];

«...Во-первых, ну не очень он похож, вот скорей он похож на Александра Невского. Вы увидите этот памятник. И увидите, что в общем-то, вот чисто... ну это, может быть, непрофессионалы говорят — особой схожести нет. А другое — все-таки вот он с мечом, вот меч поднят и крест. И вот я такую версию слышала, что в общем-то где крест, там не должно быть кровопролития. То есть не очень так символизирует. Защита, конечно, там по-разному можно трактовать, но меч-то вот здесь особо неуместен. Хотя мы Илью Муромца воспринимаем как защитника. Поэтому разные самые. Но в принципе мы уже к нему привыкли. То есть на берегу Оки он стоит, мы видим с другого берега его» [КВН-1956].

Ходят слухи о трагедии, произошедшей при открытии памятника — гибели ребенка. Слухи эти разнообразны и противоречивы:

«А вы не слышали, какая была трагедия с этим памятником? <...> Погиб ребенок. В общем, его вот так вот поставили так этот памятник, в общем... Я не могу уж там все подробности знать, но в общем, что-то там отвалилось, и погиб. По-моему, шестилетний ребенок. Как раз вот на этот... Вот как раз на открытие этого вот <...> Раздавило его этим памятником. Ну потом его опять восстановили, все стало опять» [МН-1965];

«Вы знаете, у нас связано с ним много неприятных случаев. Открыли памятник, тут же народ попер, и мальчика Илюшу маленького задавило» [ШЛН б/г];

«Значит, милиция поставила такие вот, ну загораживать, такая металлическая, из трубы сделано, такие две стойки, а девчушечка маленькая, она качалась на ней, как-то тут взрослые отошли что ли. Раньше не держали эту штучку, вот, а отошли, а она ее уронила, та на нее упала труба. Причем то ли по лицу, то ли по лбу ударила, вот. И удар-то был такой, а здесь асфальт и все, а ей буквально года три-четыре было» [БАП-1962];

«Нет, ничего не было, я там была на открытии. Ничего не было. Ничего. Это просто слухи. Я была от начала до конца <…> Было однажды, мама не удержала, но это было не тогда, но это было в один из Дней города. Ну, уронила ребенка, просто знаете, ну мама была не совсем трезвая, поэтому, это было, ну у нас был один праздник, тоже там вот, там народ не пускали, там было все огорожено, там было немного, давки не было, все было прекрасно, поэтому знаете. Ничего не было. Это слухи, это просто уже соединили. Просто однажды ребенок упал там, это было, но это было не в тот год» [ДИГ-1946];

«Вот когда открывали, народу много было, по-моему, одна фигура грифа была столкнута с места, но жертв никаких не было» [САС-1938].

По-видимому, такое активное осмысление памятника вызвано прежде всего его уникальностью и непохожестью на остальные городские памятники. Следует, впрочем, отметить, что общим местом вслед за осуждением является оправдание, например:

«Вот тоже нам говорили, что он ну типа вот священная ряса на нем одета, поэтому... Я говорю, даже когда фильм я посмотрела вот этот вот, я не помню вот этот сериал какой-то был. Про Великую Оечественную [“Штрафбат”], когда там этих, зоновских, отряд зоновских был, когда там священник с крестом, он говорит: “За родину я пойду, вроде бы я дал такой обет, что я не возьму оружие, не буду убивать. Но за родину я пойду”. Так что я думаю, что и священный человек может оберегать» [С б/г].

5. МЕСТА ПРОВЕДЕНИЯ ДОСУГА

5.1. Парки, клубы, танцплощадки

Главным парком в городе можно назвать Окский парк (в советское время — Парк им. В.И. Ленина, старое неофициальное название — Окский сад; сейчас топоним Окский парк вытеснил остальные), разбитый в XIX в. и расширенный в 1930-е гг. Название парка обычно объясняется его расположением рядом с Окой: «Основной центральный парк, который Ленина, у нас в простонародье называется Окский парк. Почему Окский — потому что река Ока, соответственно он стоит на берегу Оки, и поэтому парк называется Окский» [ПЛВ-1979].

Окский парк — любимое место отдыха муромлян. В весенне-летнее время молодежь, ранее гулявшая по улицам своих районов, со всех концов города приходила туда на танцы. Здесь играл духовой оркестр, затем — эстрадный, затем — ВИА, сейчас регулярно проводятся дискотеки:

1930—1940-е гг.: «...Начиная с весны молодежь гуляла по... сначала по Льва Толстого она гуляла <...> И вот начиная от Карла Маркса и до Сретенской, о церкви Вознесения вот тут ходили вот. Пары, парочками, троечками, четверочками ходили — вот два ряда — туда шел, поворачивался обратно шел. Потом перешли где-то уже в 30-е годы в середине перешли на Московскую. Стали ходить, где этот, центральный квартал, опять, как говорится тут, от церкви и до… ну там до второй церкви, там Николо-Рождественская была. Как говорится, вот так. Ходили парами туда и сюда. Тут и знакомились, тут, как говорится, и своих встречали, тут и смеялись(?). А когда открывался Окский — он открывался 1-го Мая — все уходили в Окский. Там тоже по центральной аллее <...> Все ходили по аллее тоже также в два ряда ходили. Там была вот центральная аллея и две маленьких, темных аллеи такой было. Одна аллея шла к театру, а вторая просто к веранде шла. Там была веранда, на веранде там смотрели. Он шел до сентября <…>

Танцы были каждый день в Окском саду. Каждый день. Начиная со вторником и кончая воскресеньем <...> Понедельник был у них выходной. Ну, парк был открыт. Во время когда танцы там были, там был, одно время был платный сад, туда надо было чтоб пройти в этот сад, надо было заплатить билет. Но если ты идешь на танцы, то с тебя уже... Ты входной билет покупаешь, а на танцы ты уже идешь без этого. Или если ты на танцы покупаешь билет, тебя пропускают. Там было два оркестра — Сидоринский и Васильевский. Это было до войны. Они соревновались между собой. И были любители тех — этого оркестра, и были любители того оркестра. Оркестр начинал играть в шесть часов вечера, играл классику. А в восемь часов начинались танцы <...> А в Окском каждый день, даже в войну проходили» [ДЕН-1921];

1950-1960-е гг: «Вот внизу, где щас наблюдают, это самое, наблюдательная площадка — там был стол, бильярд такой летний салончик <...> Я застал да, духовой оркестр еще играл, и там для них была вот такая построена галёрка. И они на высоте стояли, играли. В круге это все на танцплощадке дергались. Оркестр играл по праздникам? Да нет, наверное, по дням. Дня два-три что ль в неделю вот это вот. Духовой. Эстрады еще тогда не было, а духовой вот был <...> Это 50-е? 50-е годы. А что они играли? Ну тогда же играли это вот, аргентинская девочка 17-летняя-то написала [известную] по всему миру песню <...> Танго, танго. Попсы-то в то время не было. Танго, фокстрот <...> наши советские песни» [БАС-1938];

«Танцплощадка была там <...> Ну снова в парке, в Окском. Вот. Где я с женой, можно сказать, познакомился. Вот. И все, весь город, короче говоря, собирался там. Молодежь. Вот на этой, на танцплощадке. И там оркестр играл. Вот. Эстрадный <...> Ларионов такой <...> Там ну как был сначала духовой» [СЮА-1947];

1970-1980-е гг.: «Ну да, 70-е, в 81-м году я школу закончила <...> У нас в Окском парке была дис... Не дискотека были тогда, а танцы называлось. Там ансамбль играл на эстраде то есть, как инструментальный тогда. А потом постепенно перешли уже на дискотеки» [ИИ-1964].

В Окский парк шли гулять после выпускных вечеров: «[в 1970—1980-е] То есть эта традиция, мне кажется, во всех школах после проведения мероприятия утром, где-то часа в четыре — в Окский» [ФИК б/г].

Другой парк, где была танцплощадка, — им. 50-летия Октября (Полтинник; топоним объясняется через его официальное название — имени пятидесятилетия), в основном он считался местом, где гуляла молодежь Казанки:

«Я там жила, в том районе. У меня пойдут на танцы, а мать пойдит проверит. Ну может обманывают, может на танцы, может где хулиганют, пойду проверю — тама. <...> В этом Полтиннике была танцплощадка. Летняя» [Ж б/г];

«Теперь, значит, праздники всегда, на второго мая всегда был праздник на Питомнике <...> Это теперь парк 50-летия. Он назывался Питомник <...> Вот он это же самый парк — он называется Полтинник. Потому что его назвали 50 лет советской власти, а молодежь его окрестила Полтинник. А до этого он был Питомник <...> До 67-го года» [ДЕН-1921].

Сейчас Полтинник утратил свое значение для молодежи; в основном это объясняют тем, что он принадлежит городу, в отличие от Окского, выкупленного частными лицами:

«Ну в принципе, если мы вот например, живу я на Казанке, то наш парк какой был? «50 лет». Мы всё время проводили время в том парке. Сейчас парк, как таковой парк, он почти уже не существует. Там нет ни танцевальной площадки нигде, там нет ни аттракционов, он в запущении, потому что он относится к городу. Вот. А вот парк <...> имени Ленина — он щас считается у нас... Имени Ленина это Окский? Окский, да. Он считается у нас более такой престижный парк. Сейчас его выкупили, там очень много аттракционов повсюду сделали, дискотеки, праздники» [ЕТА-1950].

Танцы районного масштаба проводились и в клубах (например, в клубе им. Ленина на Казанке, клубе при комбинате «Красный луч» (Клоповник) и т.д.):

«Это дом от фабрики “Красный луч”. Дом культуры. Чисто вот для этого района, для жителей этого района, для рабочих. Дом культуры. Был. А Клоповник его — так назвали. Там это, небольшой такой зрительный, кинозрительный зал, там кино показывали, ну кинотеатр был, так звали. Там же и танцы были. Ну нормально в общем было, в этом районе» [ИВ-1957];

«Клоповник это, это по-моему бывший Дворец культуры “Красного луча”, так назывался. И он стоял на Октябрьской улице» [ИИ-1964];

«...Казанка танцевала в клубе Ленина» [ДЕН-1921].

Могли горожане ездить и в деревенские клубы, например в Лазарево и в Карачарово (Чудильник):

«Летом, например, многие ездят на дискотеки в деревню. Например, в то же Лазарево, где Иулиания Лазаревская, клуб вот там был на месте церкви. Вот туда заезжали, например, молодежь, и там такие шумные гуляния были в этой церкви, что не приведи Господи» [СТН-1950];

«Карачарово, у нас был свой клуб, клуб, который назывался Чудильник <...> Ну не знаю, всё чудеса там происходили. Там была библиотека, там был кинозал, там были концерты, там были выборы. Там было всё» [ГВМ-1947].

В последнее десятилетие открываются также новые молодежные клубы и дискотеки: «У нас вот молодежные как бы мероприятия вот все идут — у нас парк — он в центре. И молодежь расходится вот через центр, через всё, через всё. Еще кино, значит, “Луч” в центре, буквально два квартала от милиции <...> Еще дискотека в гостинице “Русь”, там этот “Шансон”, да?» [СТН-1950].

Парки и лесные массивы могут восприниматься как места семейного отдыха. Например, в Вербовский горожане ездят кататься на лыжах, а молодожены иногда отправляются туда после загса «на природу» [КВН-1956]; гуляли в Питомнике-Полтиннике и в парке Шишка (район Собачаевки):

«Было два Питомника. Питомник первый — ближний, и Питомник дальний. Тот ельник, а тот сосновый. Он был там, где на месте, как говорится, потом Собачаевка выросла после, после войны уже. Потому что я в эти леса маленькая ходила за грибами. Мы всей семьей ходили туда. Сначала мы шли в Питомник, собирали маслята, потом проходили дальше и собирали рыжики» [ДЕН-1921];

«Правда, у нас здесь тоже Шишка, парк <...> Ну так, чисто народно, по-народному <...> Ну если прямо идти — вот, вот впереди парк. Лесная зона, вот этот наш парк. Он еловый? Да» [ТЮ б/г].

5.2. Кафе, пивные, места распития спиртного

О знаменитых распивочных местах рассказывают в основном пожилые муромляне. Это кафе (Шишка), пивные (Мочалка, Шайба[11] на Казанке и на Выемке, пивные на центральном рынке — Рыгаловка, Берлин), магазины (Минутка, 13-й, Дубрава):

«У нас Шишка, кафе. Кафе, которое раньше назывался “Сосновый бор”. Щас он уже не “Сосновый бор”, там казино, там и всё, но он остался — название Шишка <...> Вот он назывался “Сосновый бор”. Но в народе назвали его Шишка» [ДИГ-1946];

«Это около бани пивнушка была. Мочалка называлась. Это в районе “Тибора” через дорогу туда, там баня, она щас есть баня, но раньше мы в обед с завода бегали в Мочалку за пивом. Там пивной такой был киоск хороший. Ну такой павильончик. Много народу. В основном с завода туда бегали» [ИВ-1957];

«Если идти, например... клуб железнодорожников не по правой стороне, а по левой стороне, и поворачиваете вот в сторону отделения дороги, вот как раз на этом углу и была построена Шайба. Я уж не знаю, тогда она круглые сутки работала? Но она работала допоздна. И там торговали вот этими всякими <…> пиво, вино, водка — вот это всё. То есть у этой Шайбы хорошего, хорошей репутации не было и быть не могло <...> Это было, знаете, вот годах в 60... может быть даже пятый, вот в таких годах. Но про эту Шайбу, мне кажется, и разговора не должно быть. Она как-то выросла или возникла и быстро она изгасла <...> Их вот этих магазинчиков, вот типа этой Шайбы, развелось вокруг много. И на вокзале тоже стали, стали ставить вот эти палаточки, где торговали пивом и вином. А потом, вот у нас на планёрных совещаниях, да и везде — и в отделении дороги, ставили это вопрос о ликвидации вот этих вот точек, которые торгуют спиртными напитками <...> То есть их называли шайбами? Да это у нас называли только вот эту Шайбой, потому что она была круглая. А так я говорю — притон и ничего хорошего. Вот это, там околачивались вот эти. Нормальные люди туда, в общей сложности, не заходили» [САС-1936];

«[на Выемке] Там был молочный такой магазинчик деревянный, там была такая вот шайба, пиво там было всегда. Тоже. Винцо в разлив <...> Вот у нас, пожалуй, шайба была где-то в районе Казанки <...> У ней связано название с ее постройкой, вот такой тип постройки был <...> Она вот здесь, она если ехать опять, не будем говорить, к железнодорожному вокзалу, по улице Филатова сейчас она, и был с правой стороны, прям как на углу. Такая круглая стекляшка такая» [ИВ-1957];

«На базаре было. Ее и Рыгаловка, как говорят, шайба стояла. Да, павильончик такой небольшой. Ее и Рыгаловка, и Берлин, и как только не называли. Почему не знаю — ну, Рыгаловка, это понятно почему. Там тоже собирались — вся, кто с похмелья, все шли на Пьяный угол, вот две точки единственные, где все собирались, где можно было друг друга найти. В буквальном смысле слова. Красненьким торговали в разлив, пиво» [ИВ-1957];

«Был у нас сейчас магазин, “Меридиан” он называется сейчас, на Щербаковой. Тогда он назывался Минутка. Это что-то типа Пьяного угла. Только вот здесь центр района собирался — а там был уже район свой — Собачаевка там, Казанка, там где завод Дзержинского. Тепловозы, тепловозы строят, тепловозостроительный завод. Там вот этот магазин был своего рода Пьяный угол такой. Вот он назывался Минутка» [ИВ-1957][12];

«Там был 13-ый магазин. Кажется, 13-ый там. Просто его называли 13-ый — там дают красненькое, побежали туда. Все туда поехали. Кто на чем — велосипедах, на мотоциклах» (ИВ).

Если выпивать собирались на открытом воздухе, это, как правило, происходило в районе магазинов или пивных (Пьяный угол — перекресток у водонапорной башни, где соседствуют улицы Ленина, Московская и Советская, Круг, Поляна) или по пути с работы (на Выемке, в парке у завода им. Орджоникидзе):

«Вот этот Пьяный угол самый. Это площадь Крестьянина она считается. А почему он Пьяный? А потому что здесь в свое время, это начало 70-х годов, конец 60-х, здесь собирались, кому надо похмелиться, здесь собирались. Здесь весь цвет города Мурома. И уголовщина, и собиралась вся пьянь. Вот он назывался с тех пор Пьяный угол» [ИВ-1957];

«Ну Пьяный угол помню, как же. Это от этого, тогда была борьба с пьянством. А люди все равно выпивали. В столовых везде запреты были, и вот тут задворки это самое, магазин был гастроном, единственный, наверное. В то время не так-то много было магазинов. Как, в общем... И вот все собирались — видели, на троих, на двоих бутылку покупали, заходят во двор, в антисанитарных условиях, из одного стакана, и вот это вот» [БАС-1938];

«А вот Круг — вот здесь вот, спуск к реке. Круг, он до сих пор. Клумба круглая. Круг. “Пошли на Круг”. Раньше там была пивная. Хорошая такая. Пиво было. Много народу. После Пьяного угла весь народ переметнулся на Круг. “Куда пойдем?” — “На Круг”. “Где встречаемся?” — “На Кругу”. Вот это Круг — это вот клумба. То есть круговое движение там щас. Во. Это Круг по сей день» [ИВ-1957];

«Ну вот там, где вот памятник, этому, Белякову, герою соцтруда дважды. Раньше же всем при Брежневе, кто вторую звезду получал, герою социалистического труда, на родине памятник ставили. Вот ему там поставили на Поляне. А раньше там Поляна была, собирался тоже народ, вот улица Первомайская там, Губкина. Ну вот Поляна, она и была Поляна. А щас там как бы площадь Белякова. А раньше там тоже собирался народ со своего района. Сидели, общались, выпивали» [ИВ-1957];

«ДЕН: Где вот так вот собирались здесь — Выемка, это Выемка <...> Заводские там пили, да.

ДИГ: У нас очень много рабочих приезжих, из деревни, и вот со стороны Нижегородской и из со стороны ну Владимирской <...> И поезд, значит вот, кончалась смена ну вот в четыре, последние годы вот без двадцать четыре. А поезд где-то шел около пяти. И туда и сюда. И вот это полтора часа вот на этом склоне вот кучки. И все с чем-то. Или с водкой там. Ну пива тогда не было. Пива почти не было <...> Это начиная с 60-х годов, вот как я помню себя, и до конца 90-х. Вот до конца 80-х» [ДЕН-1921; ДИГ-1946];

«В “Дубраве” раньше, магазин был “Дубрава”. Там на Выемке постоянно собирались. В парке ЗИО — там постоянно с работы. С утра — кто не работает, там собирались. После работы — со всего завода шли, вот 5-ый магазин, вот брали там винчишко. И шли в парк. Отдыхать. Пока милиция не разгонит» [ИВ-1957].

Сейчас таких знаковых распивочных мест и магазинов не осталось, что связано как с обилием в городе кафе, так и с отсутствием проблем обеспечения торговых точек спиртными напитками: «А сейчас таких знаменитых пивных не осталось? Нет, конечно <...> А щас вы же видите, наступает лето. Уже весной всё начинается — и шатры вот эти везде, на каждом шагу у нас устанавливают до поздней осени. Шатры. Там “Балтика”, “Нескафе”, они расписные, они так и называются. На них написано “Балтика”, “Нескафе”, “Клинское” там, реклама своего рода. Вот щас эти вот палатки — их ставят» [ИВ-1957].

6. РЫНКИ

В советское время практически единственным организованным рынком в городе был центральный рынок на площади 1100-летия Мурома; туда ездили за покупками со всех окраин: «Я здесь живу не так далеко. И буквально три минуты — я на рынке. И я на этом рынке купил почти всё то, что я могу купить на центральном рынке. А раньше был один рынок. Вот центральный. Один рынок на весь город. И вот надо ж туда ехать или идти, как угодно» [САС-1937]. В качестве основных «базарных дней» называют субботу и воскресенье.

Центральный рынок и сейчас считается самым большим, несмотря на обилие мест торговли в современном Муроме: «Как таковой один у нас центральный самый большой рынок» [ЕТА-1950].

Наличие единственного рынка на весь город было неудобно для жителей окраин (об этом говорят все без исключения информанты). Поэтому в Муроме стихийно возникали рыночки, где торговали с рук жители деревень; эти рынки преследовались, но впоследствии были узаконены. Типичный пример — Хитрый рынок (в районе ул. Кооперативной), название которого обычно объясняется несанкционированной в прошлом торговлей:

«Нелегально, он вот так вот от этого слова. Приезжали тут, на углу как раз такое место. И продавали вот так, и без места, без ничего. Гоняли сначала их, разгоняли, милиция что-нибудь — да какие, в антисанитарных условиях торгуете. А люди продолжают. Ведь люди где выгодно, там и хотят устроиться. Как и дороги прокладывают, да? Экономика в общем, где удобно, так и это. И вот, по-моему, от этого. Хитрый рынок и стали его — Хитрый, Хитрый» [БАС-1938];

«Вероятно, бабушки сначала начали вот там вот ну тут на тротуарах, цветочками торговать, своими из огорода-сада овощами-фруктами, потом, значит, мясо. Ну в каждом районе, по сути-то, должен быть свой рыночек-то, правильно? А потом его официальный сделали. Рынок. Построили там, в общем, эти вот, типа палатки там всякие. Навесы такие. Ну как положено на рынке, чтобы люди торговали. И назвали его Хитрый. А вероятно, Хитрый потому, что бабушки потихоньку начинали-начинали. Их же гоняли везде, да» [ИВ-1957].

Реже название мотивируется «хитростью» торговцев: «Я вообще-то не знаю, но мне кажется, что когда его открыли, там торговали все хитрецы. Обсчитывали, обманывали, там в общем вот такая, недовес, перевес, ну перевес — нет, конечно, — недовес. Обсчет. Вот. Ну и вот, значит, поэтому и назвали Хитрый рынок» [ЛВА-1937].

Схожая судьба у рынка на Выемке: «На Выемке рынок, вот там где по Льва Толстого идти, там тоже рыночек, тоже официальный сделали. Людям пенсионерам неудобно ходить там издалека, стареньким людям вот сюда, в центральный рынок. То есть туда стали вывозить в свое время, тоже в свое время трудности были там, гоняли. А потом официально уже заставляли людей свидетельства, предприниматели выправлять — и торгуй пожалуйста. Щас там так и остался рынок на Выемке, так он и называется. <...> Были как вот такие прилавки длинные и навес над ними. А очень удобно было. Люди из деревень приезжали, мясо свежее привозили. А вот за рекой деревни там, и они возили — мясо, молоко, творог там. Украинцы семечки привозили, торговали. Да, был рынок хороший. Потом его закрыли, долго не было. А потом уж ну в 90-х годах вот этот вот рыночек стал» [ИВ-1957].

В северной части Мурома до 1980-х гг. функционировал Новый рынок:

«Вот у нас был рынок, вот как раз где Шихан, на Шихане был большой рынок. Раньше давно-давно. Вот там собирали всё, что было, всё — валенки раньше продавали, всё-всё — вот там гоняли, забирали. Продавали всё с рук <...> Его щас нет, он закрыт давно-давным, а вот там собирались, большой был. Там вот с валенкими, там с шоблом, там и с поросятами, там коровами, чем токо не торговали <...> Давных-давно. Забыла, в каком году. Как он называется... Новый. Новый рынок» [Ж б/г];

«Вы знаете, где сейчас автозаправка. Около улицы Юбилейной вот там вот, вот там у нас сделали вот этот вот Новый рынок, он так назывался у нас, и там вот была эта барахолка <...> Пытались туда перевезти весь наш вот, из центра рынок <...> И там приезжали из деревень машины, торговали там что-то, в деревнях не покупали — приезжали сюда. Мы там вот только там и одевались, в основном. Потому что в магазинах ничего не было. А кроме того там вот и бабушки торговали всяким своим барахлом <...> Году, наверно, в 86-м или в 87-м вот так вот, там был пожар, пожар, сгорели там ряды все. Деревянные. Развешивали на заборах вешалки вот эти, на машинах, на заборах развешивали уже. Не было сложить. А потом там совсем закрыли. Снова все перебрались вот на центральный рынок» [ДИГ-1946].

Рядом с Новым рынком располагалась барахолка: «На Штапу там, где... недалеко от базара. На улице Матросова. И там была барахолка. Это уже было после войны тут уже» [ДЕН-1921]; в настоящее время барахолка, где жители Мурома продают старые вещи, книги и т.д., работает по субботам в районе центрального рынка.

В 1990-е гг. рядом с центральным рынком функционировал Белорусский рынок, где торговали «челноки»: «А Белорусский рынок — это перед администрацией. Он работал только по субботам. Отвели, ну там в общем и мало места сделали для этой торговли, и уже им отвели место на Центральном рынке <...> А называли почему, потому что там первые торговали, там приезжали из Белоруссии. И наши ездили, вот “челноки”, в Белоруссию, в Польшу, и из Белоруссии приезжали. За трикотажем, за всем. И вот там они первые начали <...> Он появился в 90-х годах. 94-й — 95-й. Когда начались “челноки”» [ДИГ-1921].

По рассказам, история муромских рынков — это бесконечные поиски компромисса между торговцами и городскими властями, которые то борются со стихийной торговлей, то пытаются упорядочить ее. Так, в разросшемся Южном микрорайоне был построен рынок, куда была переведена часть уличных торговцев, однако у муромлян, живущих в других микрорайонах, этот рынок популярностью не пользовался:

«На вокзале рынок у нас есть. Пытались вот этот рынок перенесли, перенести на Южный, там крытый хороший рынок сделали. Но он у нас почему-то не прижился. Потому что мы привыкли вот именно в центр ходить, а не на окраину. А так у нас пока этот центральный рынок и держится» [ЕТА-1950];

«И вот у нас в городе был только один рынок, вот этот Центральный, потом попытались сделать рынок на Южном, специально построили здание, все, но туда никто не пошел! Во-первых, надо думать, в том районе, думали туда пойдут карачаровские, карачаровские не поехали, они в центр: “А какая нам разница. Там все магазины в центре, мы едем в центр, мы все купим”. Там и места бесплатные делали. И вот там все-таки сделали рынок, но он все-таки не очень удобный, хоть его и сделали, хоть люди и около магазина садятся» [ДИГ-1946].

Упорядочивание рыночной торговли продолжается и по сей день: «Вот сегодня открывается торговый центр, сегодня, на улице Советской. И вот там намереваются, туда перевезти всех предпринимателей, которые торгуют на Белорусском рынке [бывших торговцев Белорусского рынка, работающих на центральном рынке]. Это специально для них. А уж удастся убрать, не удастся — это уж посмотрим через год» [ДИГ-1946]. Кроме того, сегодня многие проблемы решаются благодаря увеличению с середины 1990-х гг. магазинов и торговых центров.

7. НЕОФИЦИАЛЬНАЯ ТОПОНИМИКА ГОРОДСКИХ ОБЪЕКТОВ

7.1. Здания с исторически мотивированными названиями

До сих пор употребимы названия домов по имени их прежних владельцев (обычно купцов) и строителей, например дом Быкова (ул. Московская), дом Каратыгина (ул. Плеханова), Зоммеровские дома (Комсомольский пер.), дом Орловых (ул. Карла Маркса), дом Разуваевых и т.д. Эти названия могли даже писаться на почтовых сообщениях: «Мы всю жизнь прожили на улице Карла Маркса. Вот по соседству. И вот у меня до сих пор открытки старые — Муром, около Сретенской церкви, дом Орловых. Вот адрес пишется: “дом Орловых”, у нас до сих пор. Так он и здесь называется, мы там давно не живем» [ДИГ-1946].

Со строительством одного из таких домов (дом Герарда) связана следующая история: «На этой Советской улице есть такой дом Герарда <...> Это, видимо, архитектор и строитель. Который строил этот вот дом. Фундамент весь из гранита, из памятников, привезенных с кладбища. У нас же богатейшие здесь были купцы. Купцы первой гильдии. И вот они умирали, им ставили же колоссальные, красивые, огромные памятники. Ну вот при советской власти эти памятники — раз? И в 30-х годах вот вместо фундамента положили. Я помню, еще эти памятники во дворе валялись» [ЛВА-1937].

Инженерными/Инженерскими домами назывались дома в бывшем Административном поселке (на Казанке), построенные в 1910-х гг. для инженеров железной дороги: «Улица Филатова и туда внутрь немножко. Вот там такие одноэтажные каменные дома. Вот улица Гастелло там, вот там, вот там, вот там. В том районе. Их называли Инженерные, Инженерские. Вот там жили инженеры <...> Ну их так звали в годах в 30-х. Вот их так еще звали. А потом уже все это, там уже кого репрессировали, кто умер, кто как. Кого уплотнили. Там эти дома вот строили на две семьи» [ДИГ-1946]. Судя по собранным материалам, сейчас это название практически забыто.

7.2. Жилые дома

Китайской стеной (устаревший вариант — Бастилия) называется дом № 44 на улице Автодора:

«Знаю, что дом, в котором раньше жила моя мама, раньше его называли Бастилией <...> Это на какой улице? Автодора, 44. Теперь Китайская стена его называют. По-новому <...> В нем шесть подъездов, он был длинный. И вот людям вот, во всяком случае с кем я разговаривала, они говорят — как клетушка. Ну, Бастилия. Тюрьма» [ПЛВ-1979];

«Один из первых кооперативных домов на железной дороге. И получилось так, что у него одна сторона, которая на юг сюда больше выходит, здесь балконы, лоджии, а другая стена глухая. И он тоже очень длинный, девятиэтажный. И вот его прозвали-то Китайской стеной <...> И вроде он как стоит, как крепость с той стороны смотрится» [ФГГ-1940].

Один рассказчик упомянул, что раньше Китайской стеной называли одно из зданий на улице Ленина по схожей причине: «Там все балконы с одной стороны дома» [М-1971].

Популярностью неофициального названия Корабль для дома на ул. Куйбышева объясняется открытие там одноименного магазина: «Вот, например, вот здесь было пустое поле <...> И потом на этом пустыре был построен дом. И он среди вот этого пустыря смотрелся как корабль. Его так стали называть — дом-Корабль. И вот теперь там магазинчик так и называется “Кораблик” <...> Так этот дом — до сих пор: “Где живешь?” — “В Корабле”. Это Куйбышева, 27-й дом. Он такой длинный, с аркой посреди. И еще таких длинных домов не было больших» [ФГГ-1940].

Единично упоминание Якорей или Коробочек — кирпичных домов в районе Хитрого рынка, называемом также Красной Пресней / Красной Площадью: «Красная Площадь самая. Или дома-якори их еще называли <...> Красная Пресня <...> Да вот, дома трехэтажные <...> Да, из красного кирпича» [ДИГ-1946];

«Есть Красная Площадь у нас район. Это там, где Казанка, почему назвали, кто его знает. Это, может, там жили одна из версий, это первые дома на Казанке, которые были кирпичные построены, там тоже были барачного типа, там, кто за Советскую власть выступал. Может поэтому Красная площадь, ну не знаю почему. Вот, тут вот, два дома построены, называли дома Коробочки <…> Это вот их построили в 30-е годы. “Где живешь?” — “В Коробочке живу”» [ДИГ-1946].

Еще одно кирпичное здание (на ул. Ленина) называют Рейхстагом:«Рейхстагом зовут дом, вот если вы пешком шли... почему он так называется, я не знаю. Но однажды в школе кто-то сказал: “Да этот дом-то — Рейхстаг!” <...> Дом будет сталинский, четырехэтажный. Красный. Кирпичный» [ЧОВ-1965].

7.3. Общежития

Название Пентагон (комплекс общежитий на ул. Куйбышева) муромляне объясняют расположением зданий:

«Кстати, тут тоже совершенно понятно, почему Пентагон. Он буквой П стоит. Там две общаги, между ними столовая» [М-1971];

«Пентагон — это щас скажу, это столовая <...> Просто знаете, вероятно, как я думаю, расположение домов — она между двух домов — вот два пятиэтажных, по-моему, общежития, а вот здесь она соединяет их» [ЧОВ-1965].

Лишь одна рассказчица говорит об общежитиях Телевизорах (ул. Куликова), другим неизвестных: «Их называют еще дома-Телевизоры <...> Наверно, просто это дома, которые общежития. Были построены такие вот где-то в 60-е годы, ну как они строили, там есть все удобства, но квартира, коммуналка, это шесть семей, вот я в одной такой квартире была, а там вот в каждой туалет, около туалета 15 человек <...> Это Куликова, 14. Куликова, 14. И там несколько домов таких» [ДИГ-1946].

Муравейник/Клоповник в качестве обозначения общежития лишь в одном интервью употребляется как имя собственное: «Я знаю Клоповник на Куликовой. Или Муравейник он назывался. Да. Ну общежитие. Оттого, что там народу много, вроде здание небольшое, а понатыкано комнат много» [ИИ-1964]. Но чаще оно служит именем нарицательным с явным уничижительным оттенком для общежитий как таковых:

«...У нас вроде бы на железной дороге таких клоповников-то особенно-то и не было. Вот я когда приехал в 59-м году, было два общежития <...> Там хорошие комнаты были у нас, условия вполне нормальные. Ну по тем временам не было горячей воды, не было там душевых, этого ничего не было. Вот там мы работали на паровозах, я помню, приходили в грязной одежде, для нас специально было это самое раздевалки, ящички, всё. Но это не клоповники <...> Ну клоповник — это вот народищу там сидит вот населенное, это вот, напичканное вот этот вот, какой-то вот барак. Ну здание барачного типа. Комната, комната, комната — и узенькие коридорчики» [САС-1936];

«Пентагон — это общага. Скорее всего, тоже клоповник» [М-1971].

7.4. Предприятия и учреждения

Среди неофициальных названий муромских предприятий довольно много старых, бытующих не одно десятилетие. Так, рубероидный завод (ЗАО «Кровля») в разговорной речи называется толевым заводом, как он официально назывался до 1970-х гг. [ДИГ-1946]: «Ну как его — толевый называли. А толевый и рубероидный это одно и то же. Только раньше выпускали продукцию — толь. Это тот же самый рубероид, только он был более ну слабый что ли, по своим качествам, как-то, бумаги. А потом стал рубероид» [САС-1936].

Спецавтобаза (Радиозаводское шоссе) унаследовалa ироничное наименование находившейся там ранее ассенизаторской станции — Сраный обоз: «Потому что они вывозили всё дерьмо со дворов, раньше ведь вот машин не было <...> Приезжает лошадь во двор. Вот отходы, помойка, была выкопана яма. Прикрыта деревянным таким как бы, ну прикрыта в общем, как колодец в общем какой-то. И лючок такой. И из домов выходили вот — помои там всё из ведра — бульк туда, бульк туда. Приезжала лошадь. С телегой. На тележке установлена такая бочка большая. Дядька с ведром, длинный шест. Он вот это всё хозяйство вычерпывал в свою бочку. В каждых дворах была вот такая штука. А потом уже начали машины появляться. И вот спецавтобаза она считается, а как вот назвали — Сраный обоз, грубо говоря, вот так он и остался по сей день» [ИВ-957].

Ткацкая фабрика «Красный луч» в разговорной речи называется Макура: «Макура — это и есть “Красный луч” <...> Макура — это не знаю, на каком языке или на жаргоне, это вата. Вата, макура. Там вату делали. То есть хлопок привозили в таких тюках больших, тяжелых. Там прядильное производство и ткацкое было производство» [ИВ-1957]. Можно говорить о бытовании этого топонима как минимум с 1920-х гг. [сообщение ДЕН-1946].

Остались в памяти муромлян также старые неофициальные названия 10-го цеха Завода им. Орджоникидзе — Инвалидная фабрика и Мудышка «Инвалидная фабрика? Это был цех внизу, к реке, по улице Лакина. К реке. Это был цех от тепловозостроительного завода. Там делали замки, ключи, штамповали <...> Официально ее называли Мудышка. Мудышка. Почему не знаю, но Мудышка. Там вот работали чистые инвалиды. Это я знаю точно. Были там, ходили, замки там эти, ключи. Там вот брак выбрасывали прям — горы были этих ключей бракованных, замков. Металлу — во валялось там вот. Как щас помню. Весь откос этот к реке, вот этого цеха — весь был. Столько было ключей. Вот там, мне кажется, щас копнуть — там столько металлу черного найдется...» [ИВ-1957].

О заводе КПФ удалось записать лишь смутные воспоминания, однако сохранились производные от него названия — КПФский дом, КПФский мост и КПФский магазин:

«КПФский дом? КПФ... это как же оно расшифровывалось-то, черт возьми, это как-то тоже относился к заводу этот дом, эти дома заводские» [ИВ-1957];

«Пересекаются где улица Октябрьская и улица Куликова, вот. Там дальше идет мост через железнодорожные пути. Вот. Раньше был старый мост, его щас закрыли, вот Кауров как раз этот мост открывал. Его построили там. Но название осталось прежним — КПФский. А что такое КПФ? Контрольно-пропускной пункт какой-то там был. Это я тоже вот когда-то интересовалась у мамы. То ли там это была граница города, там контрольно-пропускной пункт был. В годы войны, я так думаю. То есть так и осталось это название. Там даже магазин стоит рядом — его тоже называют КПФский магазин» [ИИ-1964].

Здание городской администрации на площади 1100-летия г. Мурома именуется Белым домом: «Ну Белый дом с нашей властью <...> Да это между собой называем» [СОД-1956].

Название Рейхстаг (здание Расчетно-кассового центра на ул. Льва Толстого), по-видимому, появилось недавно и встречается лишь в одном интервью: «По-моему, сейчас наш... вот этот около дворца культуры, около площади Победы, новое здание банка. Вот это, по моему, его тоже кто-то уже стал так называть» [ЧОВ-1965].

Интересно отношение к этому зданию: практически единственный памятник постсоветской застройки исторического центра, оно вызывает недовольство отдельных представителей местной интеллигенции, по мнению которых, соседства банка с историческими памятниками неуместно: «Когда его строили, мы долго воевали против него, против строительства здесь вообще <...> Вообще площадь эта весьма любопытная. На ней, значит, здание на той стороне, вот деревянное где, разваливающееся — ему более ста лет <...> Вот это здание, где почта теперь, это построено наверно где-то в прошлом веке, в середине, ближе к 60-м — 70-м. Здесь вот эти домики, значит, тоже старые. Вот это наша типография — она еще дореволюционное здание, памятник. Дворец культуры он построен в 1962-м году, к юбилею города <...> Конечно, он несуразен. Он может быть, сам по себе он и неплох, но вот как бы вот, ему не место здесь быть, на этой площади <...> Дворец культуры — у нас такого нигде нет. Во всей России. Потому что он делался — младший брат Малого театра. Больше такого нигде, и он строился на народные средства, то есть это целая история. А что этот банк? <...> Бабушки крестились, когда ехали. Раньше, когда еще строили только его, уже купол этот был, бабушки из автобусов крестились на него. Да-да-да-да-да. Вот. Ну как же, в таком святом городе, в центре строится такой. То есть им в голову не могло прийти там, что… Вот, а подумайте, ведь тоже символично, что раньше они крестились на храмы, а теперь у нас в центре города и всего что — банки. То есть теперь наш Господь Бог совсем уже другой» [СТН-1950].

7.5. Магазины

Магазин «Вознесенский» (ул. Московская) называется в разговорной речи Сорокашка:

«Сорокашка — потому что то ли дом 40, то ли магазин был 40. Уж точно не могу сказать, это было давно <...> Там также магазин, но он называется “Вознесенский”. Но люди по привычке называют Сорокашкой» [ОЛ б/г];

«Ну это вообще правильно — магазин “Вознесенский”. Он и раньше, по-моему, так назывался. Вот. 40-й дом, токо он 45-й. А почему Сорокашка назвали? Я все время думала, что он 40-й — поэтому Сорокашка. А потом я узнаю, что он 45-й по нумерации, и я удивилась тогда...» [ИИ-1964].

Магазин Крокодил (Кооперативная ул.) дал имя небольшому району, в котором он находится; название мотивируется двумя причинами:

«Ну это магазин назвали так, потому что там всё время грязно было, не пролезть. После стройки, поэтому и назвали, что там такая грязь <...> Ну вот я говорю — то, что там было грязь всё время, болото, не пройти нигде. Новостройки. Ну вот и поэтому и назвали его Крокодилом. Потому что крокодил (нрзб.) в грязи, возится в воде <...> Это и район и магазин. Оно до сих пор так и называется. Ну щас этого магазина как такового нет, там щас что-то строят, по-моему, его переделывают на какое-то кафе. А какая это улица? Это Кооперативная улица. Это около парка 50-летия» [ЕТА-1950];

«А магазин Крокодил это вот тоже можно его назвать и район Африки, это, значит, Кооперативная улица. Он был пристроен к девятиэтажному дому, и он такой был длинный, зеленый. Как крокодил. И его метко сразу назвали как Крокодил <...> А про этот Крокодил, вы говорите, вот тоже анекдот-то. Это на самом деле. Бабуля идет тоже и позабыла название “Крокодил”. Останавливает молодого человека и говорит: “Сынок, подскажи, где тут магазин, ну вылетело из головы, как называется, Бегемот, — говорит, — что ли?” А это “Крокодил”» [ФГГ-1940].

7.6. Географические объекты

Овраги, играющие большую роль в ландшафте города, часто служат естественными границами между различными районами и могут называться по соответствующим районам: например овраг, разделяющий Штап и центр, называется Штапским/Штапным, примыкающий к Слободе — Слободским [ДЕН-1921].

Овраг, в котором проложена железная дорога (отделяет центр от Южного микрорайона), носит название Выемка:

«Выемка — это вот где поезда внизу ходят... <...> В общем, от природы этот овраг был. Потом, если вот мне что-то память не изменяет, немцы пленные его как-то немножко копали, еще где-то его, в общем, руки человеческие туда приложены были» [ИВ-1957];

«Я не знаю, как они ее сделали, эту Выемку. Я так поняла, что мост построен в начале века. Я читала в этой книге. Это до революции мост железнодорожный построили <...> Искусственная эта Выемка. Для того, чтобы железная дорога располагалась. И вот ее прозвали Выемка, потому что она такая. Такая часть — выемка. Вынули землю» [ВИ б/г].

Выходящее из употребления название Тюремного оврага хранит память о бывшей муромской тюрьме:

«Тюремный овраг? Это, вероятно, связано... вот щас ресторан «Крюк» вот этот вот, раньше там была детская больница. А еще раньше там была, вот допустим, тюрьма сейчас во Владимире — этот изолятор, пересылка, будем так говорить, а раньше в Муроме своя тюрьма была. Вот сюда с Меленок возили. Вот здесь и был изолятор, тюрьма. Она еще о-о-он какая старая. При царе, наверно, была. Эта тюрьма. Даже не... уже не при большевиках, а раньше она существовала еще. Эта тюрьма. Отсюда потом переправляли во Владимир. Раньше же на лошадях всё это перевозили. Не было ни машин, ничего. И вот с тех времен, это тоже своего рода памятник» [ИВ-1957];

«...У нас тюрьма была вот там, где щас находится кафе “Капитан Крюк”. Это бывшая тюрьма. Вот этот откос — его называли Тюремным оврагом. Но это было очень давно <...> В 50-е. В 60-е. А уже щас-то уже просто спуском называют. Окским спуском. Уже про тюрьму давно забыли <...> Потому что тюрьму где-то закрыли в 60-е годы» [ДИГ-1946].

Впрочем, названия оврагов, помимо Выемки, часто неизвестны не только некоренным, но и молодым муромлянам:

«Нет, овраги никак не называются, но в них, видимо, есть закономерность вот, этих оврагов. Говорят, что они даже искусственные, эти овраги» [ВИ б/г];

«...Здесь овраг проходит через город, я, правда, не знаю его название» [ИИ-1964].

Из протекающих в оврагах речек удалось зафиксировать только название Вонючка, причем, судя по всему, речек с таким названием в городе было несколько. Рассказчица ДИГ локализует Вонючку в районе толевого завода. По воспоминаниям другого рассказчика, такая речка протекала в Бучихе: «Это район вот по Первомайской — Бучиха, Бучиха <...> Там такие низинцы, болотистое все было. Там шли, в общем, все отходы со всех заводов вот там протекала Вонючка, так ее называли. Речка? Не речка, вот вся вот эти вот все заводы сливали» [ИВ-1964]. Еще одна рассказчица не знает названия оврага: «...Вот рядышком с гостиницей стоит гастроном, магазин — вот, прям рядышком. Вот я жила в этом доме. Детство у меня до 9-ти лет прошло тут. И мы бегали туда, в тот овраг, там текла река, я не знаю, как вот река, ручей — вот Вонючка <...> Воняла она так, что мне мама не разрешала туда ходить гулять. Ну когда я приходила домой, она говорит: “Опять ты ходила на Вонючку, от тебя пахнет Вонючкой!” <...> Ну вот пахло вот тухлой водой. Ну не то чем-то таким, а тухлой водой. И такая она была болотистая местность» [ИИ-1964]. Однако из контекста понятно, что ближайшим к гостинице является Штапской.

Знаменитые муромские леса, окружающие город, называются по деревням, к которым примыкают: «А уже оттуда мы шли в Нежиловский лес, в Ковардицкий лес, из Ковардиц возвращались домой. А Нежиловский лес это почему? А там деревня Нежиловка. Александровка, а потом Нежиловка. А Орловский лес? А Орловский лес с этой стороны <...> Там Орлово, да. Деревня Орлово. Лазаревский лес — там была деревня Лазарево. Они все по деревням <...> Подболотский лес. Там деревня... это где Вербовский поселок, это Подболотня. Деревня Подболотня» [ДЕН-1921].

8. ГОРОДСКОЕ ПРОСТРАНСТВО В ЗЕРКАЛЕ МОЛОДЕЖНЫХ КОНФЛИКТОВ

Пространственное деление в провинциальном городе отражают конфликты молодежных сообществ, объединенных по территориальному принципу. Исследователи выделяют следующие модели: 1) микрорайон против микрорайона (улица против улицы); 2) город против пригорода (в том числе бывшего пригорода, включенного в городскую черту); 3) несколько микрорайонов объединяются против одного «общего врага»[13]. Все эти модели характерны и для Мурома.

Приблизительно до 1980-х гг. основными территориальными образованиями, объединявшими муромскую молодежь, были центр/«город» и Казанка. Столкновения с пригородом носили «локальный» характер (со Штапом враждовала молодежь части центра, прилегающей к Штапскому оврагу и Центральному поселку; с селом Панфилово — молодежь Фанерного и т.д.). 1980-е — начало 1990-х гг. характеризуются не только наибольшей массовостью (и, судя по рассказам, наибольшей жестокостью) столкновений, но и наибольшей степенью разграниченности городского пространства и вовлеченности молодежи в конфликты «общегородского» значения, прежде всего старых районов с молодыми. Так, центр разделяется на Львуху и Централку; а Фанерный и Южный включаются в борьбу «всех друг с другом». Примечательно, что Южный как район новый оказывается в центре конфликтов за территорию: заявляет о своих претензиях на новый мост, кинотеатр и т.д. (в 1990-е гг. таким же образом проявляет свою активность молодежь «молодой Африки»). С другой стороны, Штап превращается в своего рода нейтральную территорию, предоставляющую пространство для битв.

При этом молодежь из отдаленных районов и прилегающих к городу поселков охраняла свою территорию, но в общегородских конфликтах не участвовала: «...Я не помню таких вот конкретных разборок, чтобы Вербовский там в Муром приезжал и с кем-то бился. Они к себе особо не пускали никого. Но, по-моему, и не лезли никуда. Это, пожалуй, далеко было» [М-1971]. Шихан всегда считался опасным, но, по рассказам, шиханские подростки сами «в город не ходили» [ИИ-1964], в то же время не пуская к себе чужих. Один рассказчик сообщил (не для записи), что в 1980-е гг. подростка, сошедшего с автобуса в Шихане, встречала компания и устраивала придирчивый допрос; лишь ответивший на всё честно проходил проверку и получал право передвижения по району. В то же время на традиционное противостояние между молодежью сел Карачарово и Панфилово включение первого в черту города не влияет.

К середине 1990-х гг. межрайонные столкновения сходят на нет, о чем говорят все рассказчики.

Приведем подборку рассказов о драках молодежи по десятилетиям.

1930—1950-е гг.: «ДИГ: И у нас были казанские ребята и городские ребята. И как говорится, и соревнования тут были какие, и как говорится...

ДЕН: И ругались и дрались» [ДЕН-1921, ДИГ-1946];

«Ну за оврагом был там, был Штап <...> Здесь город, а там уже как поселок считался. И что, они к вам ходили? Да и мы к ним, они к нам. Вот такие. Через речку? Да. А зимой? Че зимой. Зимой на речке. На льду? Конечно <...> Просто вот: “Городских побьем”, а мы: “Давай штапских побьем”» [КАВ-1943].

1960-е гг.: «У нас рядом Панфилово. Вот здесь как бы два села. Вот тут немножечко была, стычки такие. Между молодежью» [ГВМ-1947];

«Было в начале 60-х здесь да, как бы стенка на стенку дрались городские. Центр с Казанкой» [СЮА-1947];

«“Красный луч” фабрика <...> Еще по молодости, как говорится, в том районе гуляли. Вот. Ну тогда я приехал сюда молодым парнем-то. Еще мне 18, 17 лет было. Ну общежитие там про... клуб тоже там был <...> Да, бывший раньше клуб “Красного луча” <...> Ну там, туда в то время, я говорю, было, как говорится, опасно ходить <...> Раз с чужого района пришел — “Ах, ты казанский?” Ну и пошли, как говорится, выяснять отношения. Вот. А там, дрались-то не один же на один. А их там на одного сразу человек, с десяток человек» [СЮА-1947];

«А то было вот и в Окский ходили <...> А уже идешь, как говорится, обратно, возвращаешься с танцев, то мог, мог нарваться и на такую ватагу, кучку, которая начнет выяснять отношения. “Ты откуда, с какого района?” И пошли. Вот это. Отмахивались, как говорится <...> Ну город с Казанкой, как говорится...» [СЮА-1947];

«Вот с Фанерного идет парень с танцев, допустим. Знакомиться с девушкой. Идет с танцев провожать девушку. Она живет на Казанке. Было строго. Они своих девчонок, в общем-то, ревновали. Как это так — к нам с Фанерного сюда пришел. Побили его или что-то там. Ну обидели каким-то образом. Он идет в свой район. “Меня вот поколотили”. Либо на танцах встречаются, дерутся, разбираются. Дерутся. Но дрались как — один на один. Вот кого обидели — обидчик с обидчиком. Допустим, стоит вот здесь там толпа, стоит здесь толпа, ну то есть эти с Фанерного, эти с Казанки. Вот они пусть между собой и разбираются <...> И чего тут — “Kак ты к нам забрел?” Надо вот пристать, вот знаете... Приставали-то вот закурить, да че ты, толкнут — в общем, какой-то повод искали» [ИВ-1957].

1970-е гг.: «А так в 80-х, в 70-х, вы просто спросили, я вспомнил. Молодежь вела себя как, скажем, группировками. То есть нередко были отношения достаточно острые. Взять там Казанку и Львушку. Ну Львушка это улица <...> И нередки были так скажем, формальные встречи — человек 30 на 30, выяснение отношений, кто из них сильней <...> Небезопасно было ходить было по другим районам» [ФИК б/г];

«Я про город не знаю, а вот, допустим, вот значит, фанерные, вот этот район, ну Фанерный, не знаю как, ну раньше тоже поселок назывался, Фанерный поселок. Вот они, значит, Панфилово есть село. Так они туда. Ездили. Да-да-да, там война была» [МН-1965].

1980-е гг.: «В свое ж время тут вообще была такая национальная русская забава, как битва район на район. Вот они оттуда с той поры такие конкретные разделения районов и пошли <...> Это было лет 20 назад точно. А вы не помните, какой район с кем? Ха! Все друг с другом! <...> Африки тогда не было вообще как такового такого района, он очень молодой, то есть когда его построили, Африку, уже забросили национальные русские забавы <...> Были основные районы — Южный, Казанка, Фанерный, Львуха <...> Ну вообще, откровенно говоря, даже страшновато с девушкой, девушку проводить, например в чужой микрорайон вечером. Было страшно ходить, страшно. Передвигаться можно было вечером пешком только по своему микрорайону. Причем надо было определенным образом доказать, что ты живешь здесь, а не где-то в другом месте» [М-1971];

«Такие забавы были довольно-таки интересные, когда, например, даже договаривались, грубо говоря, о встрече там, на том же Штапу, который на стадионе “Труд”, и толпа человек 150-200 на такую же толпу из другого района. Серьезно. А это на Штапу потому что там штапские сражались? Нет, потому что там есть оперативный простор, я ж говорю — на стадионе “Труд”. Там, ну представляете толпу человек 300-400? Ее ж надо где-то разместить, на этой улице биться ж не будешь такой толпой, тут в очередь придется становиться <...> На новом мосту дрались, делили мост в свое время. Делили кто с кем? Южный со Львухой <...> В свое время тоже делили кинотеатр “30 лет победы”, но там уже делили Южный его с Фанерным. Тоже вроде бы казалось, один район, а все равно воевали. Да там было такая, это целая эпоха. Потому что кто-то с кем-то там... Тот же Южный с Фанерным — они то объединялись, то опять разъединялись, то воевали, то дружили. То есть объединялись, когда там было... очень большой и мощный район был Льву... ну Льва Толстого. Он такой район спальный, старый. Там очень много было молодежи. Такой... агрессивно настроенный» [М-1971];

«Ну у них [у Централки] как бы такой был кольцом союз с Казанкой <...> А Львухи, у Львухи никогда не было никаких союзов с соседями» [М-1971].

1990—2000-е гг.: «...Это лет 10 назад, когда молодежь там дралась, они ходили район на район <...> Ну вот это здесь, например, Львуха — улица Льва Толстого, Львуха, например, дралась с Казанкой. Такое было уже давно. Сейчас такого нет» [СТН-1950];

«Молодая Африка с районом вокзала. Район вокзала это вот здесь. Казанка. Ну Казанка, у нас вот это вот называется район вокзала и всё, что здесь <...> Ну 90-е <...> Совершенно не приурочивалось к количеству выпитого пива. Или еще чего. Потому что тогда, как правило, не было еще такой широкой практики распития пива там. Просто... возник новый район. Просто вот этот район [Казанка] уже был устоявшийся, был старый <...> Новый конкурент, надо их поставить на место» [ПЛВ-1979];

«И щас дерутся <...> Дискотека в Панфилове, клуб есть. Здесь нет клуба-то в Карачарове. Вот они, значит, туда ходят в клуб на дискотеку. Так их, значит, там... Ну они на последнем автобусе панфиловском, ну последний рейс, в общем. Вот. Приехали, значит, туда. А их там уже ждали все эти панфиловские. И в общем ворвались в автобус, прям сами силой открыли двери, в общем, всех там переизбивали. Да. Вот. И в общем, почти что... Как то вот случайно не получилось, что не перевернули автобус <...> Ну в общем, там уголовное дело завели» [МН-1965].

Список информантов

БАП-1962 — Быков Александр Петрович, 1962 г.р., род. в Узбекистане, с 2 до 15 лет жил в Сибири, начальник безопасности в Муромском отделении железной дороги. Зап. М.Д. Алексеевский, М.В. Ахметова в 2005 г.

БАС-1938 — Беляков Анатолий Сергеевич, 1938 г.р., род. в д. Большое Юрьево Муромского р-на Владимирской обл., в Муроме живет с 18 лет, сторож. Зап. М.В. Ахметова в 2005 г..

БЕП-1930 — Беляева Евдокия Петровна, 1930 г.р., род. в д. Делово Селивановского р-на Владимирской обл., в Муроме с 1946 г., образование среднее. Зап. М.В. Ахметова в 2005 г.

ВИ б/г — Вера Ивановна, около 45 лет, род. в Нижегородской обл., в Муроме живет несколько месяцев, продавец. Зап. М.Д. Алексеевский, М.В. Ахметова в 2005 г.

ВН б/г — Вера Николаевна, около 60 лет, род. в Муроме. Зап. М.В. Ахметова в 2005 г.

ГВМ-1947 — Гущина Валентина Михайловна, 1947 г.р., род. в Муроме, живет в с. Карачарово Муромского р-на, образование высшее, работала на заводе РИП. Зап. М.В. Ахметова, В.Г. Смолицкий в 2005 г.

ГЮ-1988 — Годованец Юлия, 1988 г.р., школьница. Зап. М.В. Ахметова в 2005 г.

Ж б/г — женщина, около 70 лет, работала монтером пути. Зап. М.Д. Алексеевский, М.Д. Ахметова.

ДЕН-1921 — Дюмина (дев. Гогниева) Елизавета Николаевна, 1921 г.р., род. в Муроме, образование высшее, работала учителем. Зап. М.В. Ахметова в 2005 г.

ДИГ-1946 — Дюмина Ирина Григорьевна, 1946 г.р., род. в Муроме, образование высшее, редактор газеты «Новая провинция». Зап. М.Д. Алексеевский, М.В. Ахметова в 2005 г.

ЕТА-1950 — Евстафьева Татьяна Александровна, 1950 г.р., администратор ДК им. 1100-летия г. Мурома. Зап. М.Д. Алексеевский в 2005 г.

ИВ-1957 — Иван Васильевич, 1957 г.р., род. в Муроме, таксист. Зап. М.Д. Алексеевский, М.В. Ахметова в 2005 г.

ИИ-1964 — Ирина Ильинична, 1964 г.р., род. в Муроме, образование высшее, администратор в гостинице. Зап. М.В. Ахметова в 2005 г.

КАВ-1943 — Кузин Александр Васильевич, 1943 г.р., род. в Муроме, образование среднее, работал на заводе РИП. Зап. М.В. Ахметова в 2005 г.

КВН-1956 — Кожемякина Валентина Николаевна, 1956 г.р., образование высшее, учитель. Зап. М.В. Ахметова в 2005 г.

КИИ-1962 — Катышева Ирина Игоревна, 1962 г.р., род. в Муроме, образование высшее, экскурсовод. Зап. М.В. Ахметова в 2005 г.

ЛГ б/г — Лидия Григорьевна, около 40 лет, образование высшее, библиотекарь. Зап. М.В. Ахметова в 2005 г.

ЛЖН-1968 — Логинова Жанна Николаевна, 1968 г.р., образование высшее, учитель, зам. директора школы № 20. Зап. М.В. Ахметова в 2005 г.

ЛВА-1937 — Лебедев Владимир Александрович, 1937 г.р., род. в Казани, в Муроме с 1954 г., работал машинистом, директором ДК железнодорожников, исполнитель роли Ильи Муромца на городских праздниках. Зап. М.В. Ахметова в 2005 г.

М-1971 — Максим, 1971 г.р., таксист. Зап. М.В. Ахметова, А.Г. Кулешов в 2005 г.

МН-1965 — Марина Николаевна, 1965 г.р., род. в с. Карачарово Муромского р-на, образование среднее специальное. Зап. М.В. Ахметова, В.Г. Смолицкий в 2005 г.

МЛН б/г — Морозова Лариса Николаевна, около 50 лет, образование высшее, старшая медсестра, работала экскурсоводом. Зап. М.В. Ахметова в 2005 г.

О б/г — Олег, около 30 лет, род. в Муроме. Зап. М.В. Ахметова, В.Г. Смолицкий в 2005 г.

ОАА-1979 — Ожерельев Александр Александрович, 1979 г.р., род. в пос. Вербовский, образование среднее, сторож. Зап. М.Д. Алексеевский, М.В. Ахметова, В.Е. Добровольская, С.В. Просина в 2005 г.

ОЛ б/г — Ольга Леонидовна, около 28 лет, род. в г. Аспара (Таджикистан), в Муроме живет 13 лет, продавец. Зап. М.Д. Алексеевский, М.В. Ахметова в 2005 г.

ПЛВ-1979 — Пальчикова Любовь Викторовна, 1979 г.р. Зап. М.Д. Алексеевский, М.В. Ахметова в 2005 г.

С б/г — Светлана, около 25 лет, билетер. Зап. М.Д. Алексеевский в 2005 г.

САС-1935 — Семенов Александр Сергеевич, 1935 г.р., род. в Чувашской АССР, в Муроме с 1959 г., работал машинистом, начальником локомотивного депо. Зап. М.В. Ахметова в 2005 г.

САС-1938 — Савинова Светлана Андреевна, 1938 г.р., род. в Муроме, учитель. Зап. Л.Ф. Миронихина в 2005 г.

СОД-1956 — Соловьева Ольга Донатовна, 1956 г.р., род. в Муроме, образование высшее, учитель. Зап. М.В. Ахметова в 2005 г.

СТБ-1952 — Соколова Татьяна Борисовна, 1952 г.р., род. в г. Александров Владимирской обл., образование высшее, музыкант. Зап. М.В. Ахметова в 2005 г.

СТН — Старкова Татьяна Николаевна, 55 лет, в Муроме с 1986 г., образование высшее, главный редактор газеты «Новая провинция». Зап. М.Д. Алексеевский, М.В. Ахметова в 2005 г.

СЮА-1947 — Симонов Юрий Александрович, 1947 г.р., род. в пос. Мариец Марийской АССР, в Муроме с 1964 г., образование среднее специальное, работал машинистом. Зап. М.В. Ахметова в 2005 г.

ТЕВ-1979 — Трепетова Елена Викентьевна, 1979 г.р., образование высшее, юрист. Зап. М.Д. Алексеевский, М.В. Ахметова, В.Е. Добровольская, С.В. Просина в 2005 г.

ТЮ б/г — Татьяна Юрьевна, около 50 лет, образование высшее, учитель. Зап. М.Д. Алексеевский, М.В. Ахметова в 2005 г.

ФГГ-1940 — Филатова Галина Григорьевна, 1940 г.р., род. в д. Грибково, в Муроме с 1960-х гг., образование среднее специальное, работала акушеркой, рентген-лаборантом, солистка хора Отделенческой железнодорожной больницы, поэт. Зап. М.В. Ахметова в 2005 г.

ФИК б/г — Федурин Игорь Константинович, около 40 лет. Зап. В.Е. Добровольская.

ФНА б/г — Фофанов Николай Алексеевич, около 60 лет, род. в Екатеринбурге, в Муроме живет 24 года. Зап. М.Д. Алексеевский, М.В. Ахметова, В.Е. Добровольская, С.В. Просина в 2005 г.

ЧОВ-1965 — Черепанова Ольга Владиславовна, 1965 г.р., образование высшее, зав. Библиотекой муромского филиала Московского психолого-социального института. Зап. М.В. Ахметова в 2005 г.

ШЛН б/г — Широкова Лидия Николаевна, живет в Муроме 24 года, образование высшее, работала режиссером в муромском Доме народного творчества, директор свадебного салона «Руслан и Людмила». Зап. М.Д. Алексеевский в 2005 г.

ШНЮ-1953 — Шмелева (дев. Власова) Надежда Юрьевна, 1953 г.р., образование среднее специальное, связист в Муромском отделении железной дороги. живет в Муроме с 1976 г. Зап. М.Д. Алексеевский, М.В. Ахметова в 2005 г.