Дмитрий Лихачев
Поэт и история
Вступительная статья к сборнику В.Сосноры "Всадники". Л., 1969
Каждый поэт создает собственное отношение к миру -- сейчас существующему или уже отступившему в прошлое. Знание мира, знание истории мы можем получить из собственного опыта (если это наша современность) или из данных науки (если это мир прошлого), но поэтическое истолкование ммира мы можем получить только от поэта, писателя, художника, музыканта. Именно они дают нам то эмоциональное отношение к миру, без которого он теряет для нас интерес, оказывается мертвой схемой, утрачивает свою живую плоть, как бы дематериализуется.
Поэт подсказывает нам непосредственное восприятие мира, эмоционального к нему отношение, обостряет ощущение реально сти факта, эпохи. И это поэтическое отношение к миру настоя щего или прошлого может быть современно, актуально, прогрес сивно или оно может быть традиционным, отсталым, косным— независимо от того. о каком мире идет речь в поэзии: о мире со временном или прошлом, о действительности социалистической, капиталистической или феодальной. Современность поэзии—это не столько современность темы, сколько современность поэтиче ской интерпретации темы. Содержание поэзии—это по преимуществу истолкование фактов, современный взгляд на них.
До сих пор в нашем поэтическом отношении к Киевской Руси (а именно о ней по преимуществу говорит книга Виктора Сосноры) господствовали штампы и трафареты, созданные в свое время А. К. Толстым. Эти штампы и трафареты нс только идеализиро вали государственные «свободы» Киевской Руси с позиций дворян ского либерализма, не только создавали простенькие и чистенькие представления о древних русичах как о счастливых и беспечных «6ерендеях», живущих в обстановке социального мира, но и сочетались с различными мелкими красивостями: вычурной речью древних русичей, их нарядно-оперной одеждой, степенностью и благоприличием быта.
В своем поэтическом представлении о Киевской Руси Виктор Соснора разрушает эти красивости, эти либерально-дворянские представления о социальном мире в Киевскую эпоху. Он стремится увидеть Русь в живой плоти — страдающей или по-простому радующейся, борющейся, материально-конкретной, часто грубой. чувственной, но неизменно жизнелюбивой.
Но сказать только, что восприятие Виктором Соснорой Киев ской Руси лишено красивостей А. К. Толстого, — это сказать слиш ком мало. Киевская Русь для Виктора Сосноры освящена ужасами Великой Отечественной войны. Он пережил в шестилетнем воз расте блокадную зиму Ленинграда 1941/42 г., он был вывезен из Ленинграда по Дороге жизни под пулеметным обстрелом с самолетов. Он очутился на Кубани и был со спасшей его бабкой захвачен немцами. В семилетнем возрасте он трижды побывал в гестапо, а затем жил в партизанском отряде, которым командовал его дядя. Этот отряд и его командир были расстреляны фашистами на глазах у мальчика. Он спасся только потому, что за четверть часа до расстрела сам был ранен в голову осколком мины. Он видел расстрел отряда сквозь застилавшую ему лицо кровь.
Вот почему он знает, что такое половцы, знает, что такое Батый. И град Китеж дли него не сладкозвучный и сладкоцветный рай, а партизанский лес и кубанское село, захваченное фашистами, в котором чудом,—чудом, вызванным к жизни силой духа,—сохраняется настоящая жизнь, несмотря на предательство иподлость отдельных трусов.
Киевская Русь Виктора Сосноры знает опыт нашей великой войны.
Соснора поэтически домысливает летописные сказания, «Слово о полку Игореве, «Сказание о граде Китже», «3адонщину», былины,— как бы продолжает их. Напрасно было бы требовать от Сосноры исторической точности во всем: он поэт, а не источниковед. Невозможно искать у пего и лингвистическую чистоту, точные представления о русском быте Киевской поры, о материальной культуре того времени и пр. Любители находить исторические неточности могли бы найти в стихах Виктора Сосноры некоторую поживу. Но поэт не археолог, не лингвист, не историк литературы, не фольклорист, и пишет он не для того, чтобы в стихах сообщать исторические сведения. И тем не менее дух истории витает в стихах Сосноры.
Важно отметить, что общие представления о Киевской Руси в стихах Сосноры поразительно совпадают с теми, которые дает нам в своей книге «Люди и нравы Древней Руси» советский историк Б. А. Романов. Это совпадение представлений поэта и историка не случайно. Оно обусловлено тем, что и тот и другой— наши современники: советский поэт и советский историк. Материалистическое мировоззрение и наша современность, с одной стороны, и тяжелый опыт войны, с другой, позволили одинаково истолковать Киевскую Русь, понять ее заботы, ее повседневную жизнь и историку, и поэту.
Б. А. Романов стремится увидеть в Киевской Руси живых людей с их повседневными интересами,—людей, страдающих от несправедливости, совершающих преступления против власти, расплачивающихся за это, добывающих и кусок хлеба, чтобы не умереть с голоду, и достаток, чтобы забрать власть над другими людьми, страдающих от воины и чужеземных захватчиков. Б. А. Романов увидел в Киевской Руси грубую жизнь. Книга его не сразу получила признание специалистов.
Стихи Виктора Сосноры, посвяшенные Древней Руси, тоже идут против наших привычных представлений. Их тоже не легко признать читателю.
Н. Н. Асеев в своем письме ко мне 25 ноября 1961 г. писал о Сосноре: «...я рекомендую его Вам не как подражателя, а как открывателя совмещения в стихе древнего с сегодняшним, вводя-щим в словарь темы древности смелые говорные термины и ин тонации, вроде слов «завихренья», «роба», «взъерепенился», «барахло», «халупы», от которых должны прийти в ужас пунктуальные слововеды, как от не свойственных древней лексике. А именно в том-то и прелесть этих стихов, что они звучат сразу и по-славянски и по-русски, по-современному и по-давнему. Я посылаю Вам на пробу одно из таких стихотворений, и котором не только есть и вкус и цвет «обои пол времен», но и любовь к языку, не формальная, а живая, речевая, современная, несмотря на то, что тема древнейшая».
Этим посланным «на пробу» стихотворением было «1111 год». Поход Владимира Мономаха 1111 года выступил в этом стихотво рении не в своем парадном и официальном обличий, а как тяж кий труд, как борьба с природой и косностью тоскующих по своим женам и «халупам» бояр.
Люди устали, люди измучены непосильным трудом, они хотят простых развлечений. До высокой поэзии они поднимаются и просто «продираются» через дебри тяжкого быта. Быт груб и требователен, по люди не «заедены бытом». Поэзия растет снизу, а не слетает к людям сверху. Она не украшение жизни, а ее преображение, идущее из самых ее грубых и плодородных недр. Над всем господствует поэзия.
Поэзия в быту Киевской Руси—основная тема «Всадников».
Поэт пишет о поэзии. Поэт пишет о поэтическом преодоле нии грубого быта на самой заре русской истории. Поэт обращается к истокам русской поэзии, как к началу, вечно сопут ствующему истории русского народа.
Поэтический метод Виктора Сосноры во многом как бы воспроизводит эту основную идею его стихов. Его стихи рождаются из преодоления обыденной речи, из находок в самых недрах русского языка. Идеи рождаются у самых корней слов. Соснора вызывает из недр русского языка ассонансы, однокоренные и однозвучные слова, схожие звучания и дирижирует этим хором словесных созвучий так, что постепенно становятся ясными новые рожденные ими смыслы, новые поэтнческие ассоциации:
«...и
Дон
до дна
ладонью
расчерпать!»
Соснора обыгрывает в этом своим поэтическом отклике на «Слово о полку Игореве» ассоциации, связанные с дном. Поэтические образы «Слова» становятся как бы свойствами самого русского языка, ощущаются его коренными особенностями, вечно с ним связанными.
А вот совсем новые картины, рожденные словами «Слова»:
| «Закачались ковыли жалостливо по полю. Убирают ковали наковальни в подполье. Не ковать им, ковалям, ни мечей, ни копий. Им по избам ковылять с мелочной поковкой». |
Через слова «копать крамолу», обращенные автором «Слова о полку Игореве» к князьям, увиден быт тружеников. Но этого мало. Соснора не ограничивается словами как материалом для своих поэтических построений. Он берет летописные образы, ге-роев былин и литературных произведений (Бояна, Маринку, Апраксию, Потока, Ставра и пр.), додумывает их характеры, до-сказывает за них их жизнь, сочиняет за Бояна его стихи, создает для них новые жизненные ситуации, смелые биографические подробности. И сделано всё это богато и поэтически убедительно.
«Прелесть (сосноровских «перефантазирований»,—писал мне Н. Н. Асеев в другом письме (20 января 1962 г.), — именно в том, что он не повторяет подлинника, а —- на влюбленности в подлинник—продолжает видеть воображением его запредельные картины».
Поощряя В. Соснору к поэтическому переосмыслению «Слова о полку Игореве», Н. Н. Асеев писал: «А это было бы здорово хорошо, что современный молодой поэт продолжает великолепную живописность и силу старинного памятника» (там же).
Противопоставляя Русь В. А. Сосноры Руси А. К. Толстого, я не думаю,
что Руси первого выпадет такой же успех, как Руси второго, и что
у Сосноры найдутся такие же подражатели, как у А. К. Толстого. Русь
А. К. Толстого могла перейти в оперу и и живопись. Она могла стать
такой же популярной, как оперная ария. Стихи Сосноры не создадут
нового стиля восприятия Киевской Руси. Они не создают новый стиль
восприятия эпохи, а разрушают существующие стилизации. Поэтому-то
они и не смогут сами иметь подражателей. Но стихи Сосноры всегда
будут заражать читателей своим стремлением увидеть в Киевской Руси
вечно человеческое, близкое и нам, историческую обыденность, сквозь
которую прорастает вечно зеленое дерево поэзии.
Д.
Лихачев
