Русская поэзия 1960-х годов

Реальный город - литературный Петербург

Один из самых распространенных подходов к изучению литературного произведения — рассмотрение пространственных категорий, организующих текст. Центр и периферия, перемещение в пределах топоса, символика пространства и система мотивов, с помощью которых выстраиваются пространственные смыслы, — все это стандартный набор инструментов литературоведа. Навязший в зубах «петербургский текст русской литературы» вместе с его производными (провинциальный, венецианский, московский, римский, пермский и другие, менее успешные вариации концепции В.Н.Топорова) обнаруживается в любом произведении, что на самом деле совершенно не изменяет нашего представления о смысле текста. Популярный в 60-80-ые годы, этот метод анализа сейчас уже практически не работает и встречается разве что в ученических работах по интерпретации конкретных авторов или в штудиях провинциальных филологов, до сих пор надеющихся увидеть в пространственных категориях ключ в любому тексту — от древнерусской литературы до последних книг Пелевина и Сорокина. Однако современная литература строится уже на иных основаниях.

Механизмы смыслопорождения активно переустраивают наше традиционное представление о тексте и захватывают «живую жизнь», внетекстовое пространство, так называемую «реальность» литературного и жизненного процесса. Моделируемым пространством оказываются не только «литературный Петербург» или «образ города в литературном произведении», но конкретное историческое пространство города: Малая Садовая, Сайгон, гостиницы Санкт-Петербурга, редакции журналов и газет. Действие в проза, эссеистике и воспоминаниях ленинградских (петербургских) прозаиков 70-90-х годов происходит не в конструируемом ими городском топосе, но активно задействует узнаваемые «точки» на карте Петербурга. Они становятся фактором литературы, они формируют ее.

Тексты Сергея Довлатова, Александра Житинского, Игоря Павловича Смирнова, Валерия Попова, Андрея Битова насыщены этими «реальными» точками, сквозь которые и с помощью которых прорастает и формируется «литературный процесс». Без них он немыслим, невозможен, так же как без «Бродячей собаки» невозможна поэзия серебряного века. Гостиницы Санкт-Петербурга, прежде всего «Астория» со знаменитым рестораном — приютом литераторов и филологов, кофе в Сайгоне, редакция журнала «Нева», ресторан Дома Литераторов или Дома Журналиста, актовый зал Дома Писателей становятся местом действия литературной жизни и оказывают непосредственное влияние на нее, вместе с их швейцарами, буфетчиками и стукачами за отдельными столиками. Это не просто фон, как в эпоху модерна, но фактор литературы, которая выплескивается в реальную жизнь и в большой степени именно там и существует: для эпохи шестидесятых — восьмидесятых годов перформанс и эпатажный жест значимы, может быть, более, нежели философский длинный роман или лирическая поэма.